Валентин Елизарьев создает спектакли на грани возможного и невозможного. Иначе артистам будет неинтересно

Балет — искусство мысли

Худрук Большого театра Валентин Елизарьев всегда создает спектакли на грани возможного и невозможного. Иначе артистам будет неинтересно, считает он

Имя художественного руководителя Большого театра Беларуси народного артиста СССР Валентина Елизарьева широко известно не только у нас в стране, но и далеко за ее пределами. Чем же отличается балетное искусство, созданное Елизарьевым? Прежде всего — индивидуальным стилем, в котором сочетаются поэтичность и философичность, красота и глубокая мысль. Он умеет найти свой, более точный, чем у некоторых его коллег, эквивалент музыке. Созданный им авторский балет имеет свое художественное лицо. Ни один спектакль не является просто красивой, мастерски сделанной постановкой. Нигде своеобразная танцевальная лексика не служит внешним эффектам, оригинальничанью. За всем стоят мысль, значительная философская идея.

Творчество выдающегося хореографа современности по достоинству оценено и на государственном уровне. Валентин Елизарьев — кавалер ордена Франциска Скорины, ордена Дружбы народов, орденов Отечества II и III степени, лауреат Государственной премии Республики Беларусь и премии Союзного государства.

О любви и не только

— Валентин Николаевич, вы создали, если не ошибаюсь, 15 полномасштабных спектаклей. Не буду спрашивать, какой из них самый любимый. Для автора все его произведения одинаково любимы. Хочу спросить вот о чем. Какие из этих 15 спектаклей являются, на ваш взгляд, наиболее значимыми в творческом плане для вас, этапными, знаковыми — для белорусского балета?

— Даже не знаю… Мне кажется, каждый поставленный мною спектакль является свое­образной ступенькой, по которой я поднимался как балетмейстер, хореограф.

— Хорошо, я тогда назову на свой выбор три таких спектакля, а вы или подтвердите, или опровергнете мою оценку. Прежде всего это «Кармина Бурана» на музыку К. Орфа. В свое время критика назвала этот спектакль прорывом в репертуарной политике белорусского театра оперы и балета. И не только потому, что он долгое время был под запретом, а балет на эту музыку так ни разу и не ставился на советской сцене и впервые обрел жизнь в нашем театре. Спектакль явился прорывным, потому что показал белорусским зрителям-слушателям совершенно новые возможности и пути развития музыкального театра.

— Кантата Карла Орфа «Кармина Бурана» давно будоражила мой ум. Еще будучи студентом Ленинградской консерватории, я был просто влюблен в нее, постоянно слушал пластинки, на которых она записана в разных интерпретациях. Так что это не просто какой-то случайный выбор, я к этому произведению долго шел. Оно меня всегда потрясало внутренней значимостью, глубиной чувств. Премьера кантаты состоялась в 1937 году. И по несчастью, на премьере присутствовал один из фашистских гауляйтеров. Этот факт и стал позже причиной запрета кантаты: мол, это не наше произведение, фашистское. Хотя там ничего подобного нет. В основу положены стихи вагантов — анонимных европейских поэтов раннего Возрождения. И прекрасная музыка. Кантата Карла Орфа, как мне кажется, прежде всего воспевает человека. А поскольку человек и его деяния не бывают только положительными — он существует все время между добром и злом, — важно, конечно, чтобы добра в человеке было неизмеримо больше, чем отрицательных качеств. Вот и в моем спектакле в течение жизненного пути герой проходит немало испытаний: ошибается, попадает в сети фортуны, поддается различным искушениям. Он поначалу не понимает, что есть чувства, взаимоотношения, которые вечны и святы. Просвещает его сознание любовь. Произведение, как мне представляется, в первую очередь именно о человеческой любви.

Работая над спектаклем, я старался создать пластический язык, который был бы близок кантате, и стремился, чтобы он был выразителем именно этого спектакля. Я понимал, что находки, сделанные мной здесь, могут быть только в данной постановке. И то, что сценическое воплощение кантаты Карла Орфа состоялось именно в белорусском театре оперы и балета, факт для нашего искусства, здесь я с вами согласен, очень значительный. Он говорит о высоком уровне белорусской музыкально-театральной культуры. Потому что сочинение Орфа очень сложное, не зря к нему так редко обращаются музыканты, постановщики. Для его воплощения надо иметь достойные творческие силы: прекрасных солистов-вокалистов, сильные хор, оркестр, хорошую балетную труппу. И я счастлив, что у нас все получилось. Спектакль стал, извините за пафос, своеобразным гимном торжествующей любви, чувству, которое неподвластно судьбе. И в этом я вижу его большую гуманистическую направленность.

— Таким же гимном любви стал и другой ваш спектакль — балет «Ромео и Джульетта». Отмечалось, что в этой постановке проявился колоссальный прогресс белорусских исполнителей. Это был впечатляющий актерский балетный театр, где хореограф каждого танцовщика раскрыл многогранно и ярко.

— Что я могу сказать? Мне, конечно же, приятна столь высокая оценка моей работы.

Но дело не только в этом. Еще более приятно мне то, что после каждого спектакля зрители выходили потрясенные, со слезами на глазах. Это дорогого стоит. Что касается самой постановки. Я являюсь поклонником Прокофьева, он мне всегда очень нравился — и его малоизвестные ранние балеты, и балеты большие, такие как «Золушка» и «Ромео и Джульетта». Считаю, что он стоит в ряду величайших классиков ХХ века. Мое обращение к этому материалу связано прежде всего с его идеальной, если можно так выразиться, пластичностью. Ну что может быть на сцене ярче, чем любовь, ненависть, вражда, клевета? Мне кажется, что эта пьеса Шекспира с бессмертной музыкой Прокофьева является величайшим достоянием нашего искусства, и хотелось, чтобы такой спектакль шел и на белорусской сцене. Мы у себя в театре попытались создать свою, оригинальную его версию. Мне кажется, наш поиск привел к неплохим результатам. Новая концепция спектакля, придуманная нами (я имею в виду еще художника Эрнста Гейдебрехта и дирижера Геннадия Проваторова), тепло воспринята и артистами, и зрителями, и критиками. Сам процесс создания спектакля имел разные фазы: от недоверия всех его участников — к доверию, а потом и к серьезному увлечению сотворчеством. А в конце концов, я бы даже сказал — к беззаветной работе.

— Почему же понадобилась новая редакция популярнейшего у зрителей балета и чем она отличается от прежней, которая 30 лет шла на сцене Большого?

— Со временем балетный спектакль ветшает, замыливаются мизансцены, приходят средние, а то и плохие исполнители, которые упрощают и деформируют хореографический текст. Это убивает спектакль. Чтобы этого не произошло, я принял решение постановку обновить. Снял всю шелуху, которая накопилась за эти десятилетия, ввел новых исполнителей с учетом их индивидуальности, многое поправил в хореографии. Я отношусь к этому своему «ребенку» очень творчески. Хочу, чтобы спектакль продолжил свою сценическую жизнь, воспитывая и вдохновляя еще многие поколения нашей страны. За рубежом спектакль пользовался неизменным успехом и любовью публики. Его ведь показывали на гастролях более чем в 20 странах мира (причем в ряде стран многократно), и везде он был очень высоко оценен не только публикой, но и специалистами балетного искусства.

— Наконец, третий спектакль, который, по мнению самых авторитетных специалистов балета (не только белорусских, но и зарубежных), стал выдающимся произведением этого вида искусства, — «Страсти». Он был создан с нуля — белорусским композитором Андреем Мдивани, белорусским балетмейстером Валентином Елизарьевым на материале одной из самых драматичных страниц белорусской истории. Расскажите немного об этой работе.

— Премьера состоялась в 1995 году. До этого я ставил балеты, связанные с разными историческими эпохами: с периодом Римской империи в «Спартаке», со Средневековьем в «Кармина Бурана», с эпохой Возрождения в «Ромео и Джульетте», со Второй мировой войной в «Болеро» и так далее. Но поскольку я давно живу и работаю в Беларуси, мне хотелось создать спектакль, связанный с этой землей, ее интересной историей. Когда я читал летописи Нестора, меня захватили и потрясли судьба полоцкой княжны Рогнеды, события того времени, сыгравшие огромную роль в истории, — разрушение Полоцка, крещение Руси. Но не всегда есть источники, которые можно откопать. Поэтому многое приходилось домысливать самому. Канву сюжета взял из летописи Нестора, а многие драматургические моменты придумывал сам. Можно даже сказать, что это в какой-то мере моя драматургическая фантазия на историческую тему, поскольку для полноценного спектакля в летописи явно не хватало материала.

Вообще, я считаю, что искусство — это всегда вымысел. Если это искусство, то не может быть точного копирования истории. А чтобы страсти зажглись, нужно обязательно их прожить. Я проживал их в своем сердце, а потом передавал исполнителям.

Работа над постановкой длилась более трех лет. Случалось всякое: были репетиции приятные, были репетиции, доводившие до отчаяния, но все трудились с полной отдачей. Я с удовольствием вспоминаю то время и считаю, что оно было плодотворным, если судить по реакции публики. Я видел, как после спектакля многие зрители вытирали слезы. Значит, он взволновал их, вызвал сопереживание, а для создателей спектакля это самое главное. Балет надо смотреть глазами, слушать ушами, а проживать сердцем.

Топтаться на месте — гибельное дело

— Валентин Николаевич, в какой мере вы сочетаете в своем искусстве традиции и новаторство?

— Без традиций, без базового образования, просто из воздуха ничего стоящего создать невозможно. В искусстве есть незыблемые законы, определенные традиции, на которые надо опираться.

— Тем не менее какой-то эксперимент должен присутствовать…

— Обязательно. Должно быть современное мышление. Не бояться экспериментировать. Не любоваться уже созданным, а творить новое, оригинальное. Я всегда создаю спектакли на грани возможного и невозможного. Иначе артистам будет неинтересно. Всегда ставлю перед ними задачу чуть-чуть больше того, что они могут. Только в таком случае можно рассчитывать на успех. Смелость непременно должна присутствовать, иначе не будет движения вперед. Можно ошибаться и все равно идти вперед. Потому что топтаться на месте — гибельное дело. Правда, всякий эксперимент должен иметь свои пределы. Я не люблю в искусстве ребусов. Не принимаю голой техники. К сожалению, порой приходится видеть, как сегодня в балете глубина и духовность порой теряются за счет виртуозности.

Китайский сюрприз

— Вы побывали практически во всех балетных странах мира. Где, на ваш взгляд, наиболее развит этот вид искусства?

— Там, где есть хорошая школа. Во Франции, Дании. Хорош шведский королевский балет. Славится своими достижениями американский балет благодаря прежде всего русским эмигрантам — Баланчину, Барышникову и другим.

— А в Японии? Вы побывали в этой стране 15 раз, поставили там четыре своих спектакля.

— В Японии культивируется русская балетная школа. Но особенность японцев в том, что они невероятные трудоголики. Это люди-компьютеры. Вот вам показательный пример. Большая развернутая сцена, перед тобой — 32 балерины, и пока показываешь движения для одной стороны, другая сторона к моменту моего показа уже все выучила… Зеркально! У нас так работать не умеют, с нашими надо работать индивидуально.

И еще. Отдельного рассказа заслуживает работа над спектаклем. Первый раз в жизни я выпускал спектакль с одной технической репетиции. У меня не было такого ни в Беларуси, ни за рубежом. На всех моих репетициях обязательно были заведующий постановочной частью, его заместители, осветители, главный художник по свету. На всех репетициях! Завпост следил за работой с клавиром в руках, это значит, что он читает ноты. Представляете, какое у него образование? У него все было расписано, что, где, в какой момент должно происходить. Когда мне показали техническую репетицию, у меня не было ни одного замечания. Это профессионализм высочайшего уровня. А какая там световая аппаратура! А сцена! Как все механизировано. В театре они уже в ХХІІ веке. Это что касается технической, организационной стороны. Однако тамошний балет имеет и свой существенный недостаток: японцы слишком разумно ко всему подходят, им не хватает эмоциональности. Того, о чем писал Пушкин: душой исполненного полета.

— А правда ли, что там спектакль прокатывается не более трех раз?

— Да, это так. Например, моя постановка «Дон Кихот» шла три вечера подряд. А после ее окончания уже через полчаса в продажу поступили диски с записями всех трех составов. Эти диски продавались в течение года, и на это время спектакль был закрыт.

— Чем вызвана такая практика?

— Дело в том, что спектакли ставятся там на звезд японского балета, которые работают в разных странах мира. Собрать их на три показа стоит бешеных денег. Поэтому постановку записывают на DVD, стоимость которых доходит до 100 долларов. И таким образом постановки себя окупают.

Меркантильность убивает духовность

— Ваши любимые композиторы? Чем вас, например, привлекает музыка Малера?

— Наверное, тем, что в лучших образцах его музыки имеется какая-то особая искренность, глубокие чувства, богатая ассоциативность. А вообще, хорошей музыки много. Очень люблю Стравинского, но зритель почему-то относится к нему прохладно. Обожаю Чайковского. Это, пожалуй, самый балетный композитор. Где бы, в какой бы стране я ни был — всюду Чайковский, Чайковский, Чайковский… Мировой композитор. Но я люблю и классику ХХ века — Прокофьева, Шостаковича, Хачатуряна, Андрея Петрова, Щедрина. А вот ХХІ век пока не создал ничего значительного. Меркантильность убивает духовность. Раньше никто из творцов не ставил вопрос об оплате, а теперь при первом же разговоре: «А сколько заплатите?..» Понимаете: речь не о том, какая предстоит работа, а что он с этого будет иметь.

Награды

В 1993 году балетмейстер удостоен специальной премии за лучшую современную хореографию VII Международного конкурса артистов балета в Москве. Событием, получившим мировой общественный резонанс, стало награждение В. Н. Елизарьева в 1996 году званием «Лучший хореограф года» и призом Benois de la Danse, учрежденным Международной ассоциацией танца и врученным в Париже. Дважды удостоен (1998, 2001) специальной премии Президента Республики Беларусь за достижения в области хореографического искусства и вклад в развитие международных культурных связей Республики Беларусь. В 2001-м получил Благодарность Президента за участие нашего Большого театра в Днях культуры Республики Беларусь в Российской Федерации.

В 1997 году награжден орденом Франциска Скорины, в 2003-м — орденом Отечества III степени, в 2007-м — орденом Отечества II степени. С 2003 года является членом Совета Европы по культуре. В 2007-м В. Н. Елизарьеву присвоено звание «Почетный гражданин города Минска».

В 2011 году удостоен Национальной театральной премии, в 2012-м — главного приза Союза театральных деятелей Беларуси «Хрустальная Павлинка».

В 2016 году награжден медалью ЮНЕСКО «Пять континентов».

В 2017-м стал Человеком года в сфере культуры.

Лауреат премии Союзного государства в области литературы и искусства за 2017—2018 годы.

Беседу вел Зиновий ПРИГОДИЧ.

infong@sb.by

Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter