Почему многие группы цепляют на концерте, но совсем не нравятся в записи? Может, потому, что во время живого выступления музыкант живет эмоциями и играет самого себя перед людьми? Но, приходя в студию, он играет уже не людям, а «железкам» — микрофону, усилителю, компрессору, компьютеру, сам становясь немного машиной. Стоя перед точной электронной техникой, он стремится правильно настроить инструмент или голос и максимально точно исполнить свою партию. И вот коллектив записывает ритм–секцию под метроном, расставляет ударные по ритмической линейке, настраивает по тюнеру сольные инструменты, выравнивает вокал автотюном. В результате получается рафинированная мертвая синтетика! Исправить ситуацию способен только акустический инструмент в руках не зараженного правильностью, эмоционально открытого музыканта. Гитара, саксофон, флейта, скрипка, волынка и дудочка вольют живость в запись любого жанра и стиля.
Здесь будет уместным вспомнить о традиции народных мастеров, при изготовлении гармошек сначала чисто настраивающих язычки, а потом «шрайбающих» по ним наждачкой или надфилем. По словам знатоков, лишь с помощью такой «порчи» можно создать «переливы» между нотами — особый эффект, при котором возникает впечатление, что гармошка поет. Некоторые звукорежиссеры называют сие «цимусом», некоторые — «живчиками», а некоторые — «витаминами».
Раньше я часто работал в пионерском лагере вожатым и всегда таскал с собой гитару. Любил петь, и это помогало в работе. Укладывание детей после отбоя проходило без проблем: получасовой концертик, потом — немного угроз, что завтра петь не буду, — и все спят. Те же методы действовали и при походе в лес, и на тихом часе. Однажды к нам в отряд попала девочка, очень любившая слушать мои завывания и только начинавшая сама заниматься пением. Позже, по окончании музыкального училища и поступлении в академию музыки, она выиграла Берлинский вокальный конкурс, а затем ее переманила Петербургская консерватория. Изредка встречаясь, я никак не мог уяснить, почему с высоты ее образования и таланта ей продолжает нравиться мое самодеятельное пение. И как–то она объяснила: чистое исполнение ничего не значит без личных эмоций, чистота голоса не задевает без честных переживаний поющего. А у меня, оказывается, это было. До конца не понимая такой странной идеи, я продолжал петь в присутствии разных профессиональных людей, опять же не видя в их глазах осуждения за неправильно взятое дыхание, не сразу схваченную ноту или за неудержание этой ноты.
Разгадка пришла после создания группы «Стары Ольса». Точно настроить старинные и народные инструменты не получается почти никогда — в процессе игры они быстро расстраиваются. В этом случае исполнительский талант состоит в использовании специфических усилий — изменение давления воздуха, укорочение язычка, полуоткрытие игровых отверстий, подтяжка струн. И вот по ходу партии на старом инструменте со всеми возможными ухищрениями (призванными не потерять строй) проявляются его живая эмоция и душа — возникают «витамины». Как это ни прозвучит по–философски, но настоящие шедевры в искусстве создаются именно с такой нестандартной кривизной. В этом есть что–то чисто человеческое, неправильное, косое и горбатое, но душевное.
Вообще, наша цивилизация регулярно проходит стадии опьяненного увлечения наукой и техникой. В ХХ веке искусство бездумно тиражировалось через радио, телевизор и позже — компьютер. В конце столетия родились даже виртуальные виды живописи, литературы, кино и музыки. Но всегда эти научно–технические «запои» любой эпохи заканчивались поиском забытого между машин эмоционального человека.
И вот сейчас возвращение к «витаминам» видно повсюду — эпидемия агротуризма, рестораны со старинной кухней, вернувшиеся во дворы гитары, повальное строительство дач с каминами, бабулин творог, дедова самогонка, воскресный выезд на природу с пропахнувшим дымом и упавшим в золу шашлыком, историческое кино, старинная архитектура, реабилитация живописи, фолк–модерн, средневековая музыка...
Может, сегодняшний поиск говорит о техногенном перепое?!
Дмитрий СОСНОВСКИЙ,
лидер группы «Стары Ольса».
