Людям снятся страшные сны. И артисты — не исключение. Возможно, что кое–кому из них когда–то привиделся и такой сюжет...
Полностью заполненная публикой многотысячная площадка. На сцене в костюме с отливом он — звезда из звезд, лауреат бесчисленных премий, победитель хит–парадов, любимец народа, телевизионных каналов, радио и печатных СМИ. За его спиной — музыканты собственной группы, лучшие профессионалы страны. Световое оформление и декорации — плачь Европа. И вот звучит последняя строчка шлягера, долго тянется финальная нота гитариста, взлетевшая под купол крытого стадиона и оттуда обрушившаяся на головы слушателей. Секундная пауза. Вокалист — на коленях, простирает руки к зрителям. Те — молчат. «Ерунда какая–то... — шепчет певец и вглядывается в полумрак. Потом ахает и, повернувшись к инструменталистам, кричит. — Парни, мне это снится?!» «В чем дело, босс?» — подходит к нему пианист. «Посмотри на людей», — просит его исполнитель. «Люди как люди», — пожимает тот плечами. «Но почему у них у всех такие застывшие лица?!..» — снова кричит артист. «Известно почему, — клавишник удивленно смотрит на руководителя коллектива. — Вы как будто вчера родились: люди же не настоящие — фанерные». «Кто–кто?..» — все еще не понимает звезда. «Да слушатели наши», — отвечает ему музыкант и, вздохнув, возвращается к своим товарищам. «Не может быть...» — певец спускается в зал и осторожно касается румяного здоровяка, сидящего в первом ряду. На ощупь тот оказывается шершавым и холодным. И плоским. «Не может быть...» — следующая девушка столь же безжизненна, хотя ее улыбке мог бы позавидовать чеширский кот. «Бре–е–е–ед...» — исполнитель бежит вдоль рядов, вырывая с мест фанерные фигурки зрителей и ломая их. Вот и галерка, последний нечеловек. Музыкант садится на пол и сначала еле слышно, а затем все громче и громче начинает рыдать...
Почти год назад коллегия Министерства культуры приняла решение «О мерах по улучшению развития музыкально–эстрадного искусства в Республике Беларусь». В нем, в частности, рекомендовалось ограничить применение фонограммы и расширить практику использования живого звука на концертах. Обеспокоенность была вызвана тем, что «плюс» (запись с голосом и инструментальным сопровождением), по мнению чиновников, все чаще заменяет собой настоящее исполнение, что является нарушением прав зрителей. Но если в силу каких–то причин от нее отказаться нельзя, то на афишах в этом случае следует указывать, что артист поет под фонограмму.
Что сами творческие люди думают о неживом пении? Насколько оно проникло в шоу–бизнес? Об этом мы поговорили в конференц–зале «СБ» с директором Молодежного театра эстрады Николаем КАЗЮЛИНЫМ, певицами Викторией АЛЕШКО и Ольгой БАРАБАНЩИКОВОЙ, исполнителем ШИРОМ, а также с Константином ДРАПЕЗО из дуэта «Александра и Константин».
А есть ли мальчик?
«СБ»: Актуален ли вопрос использования «плюсовой» фонограммы в нашей поп–музыке, чтобы о нем говорить на таком высоком уровне?
Николай Казюлин: Я, как чиновник, естественно, слежу за ситуацией на эстрадной сцене, в том числе за использованием фонограмм. Но я бюрократ, так сказать, с творческой «начинкой». В прошлом учился искусству пения у таких мастеров–педагогов, как Николай Васильевич Рахчеев и мэтр оперной сцены Зиновий Иосифович Бабий. Для меня тогда вообще не стоял вопрос живого звучания. Я считаю, для артиста, который выбрал для себя вокальный жанр, такого понятия, как «неживое исполнение», не должно существовать. Но я понимаю, что технический прогресс постоянно идет вперед, появляется все больше возможностей для улучшения качества звучания. И что в песенном мире возрастает количество тех, кто прежде всего полагается на технику, а не на свой талант. И у нас есть музыканты, достаточно активно использующие фонограмму–«плюс».
Но в нашем театре такой проблемы нет. Когда мы принимаем артиста на работу, то в первую очередь смотрим на его вокальные данные. Если он не умеет петь, если с трудом связывает пару нот, то какой из него певец? У нас есть шоу–
дуэт «ДНК» — артисты балета, не исполнители. Сами пишут себе песни, и для них сочиняют другие. И только им позволяется использовать «плюсовую» фонограмму, так как, постоянно находясь в танце, качественно вживую петь невозможно. Они даже сальто делают! Был, правда, еще один коллектив...
Ольга Барабанщикова: Topless?
Николай Казюлин: Так точно. Несколько лет назад у них сменился состав. Пришли новые девочки — тоже красивые, интересные. Но они имеют отношение, скорее, к модельному бизнесу, чем к исполнительскому жанру.
Константин Драпезо: Вы убедились, что как следует «живьем» петь они не могут и предлагают «плюсовую» фонограмму? Театр не продлил с группой контракт?
Николай Казюлин: Да, мы так и сделали.
«СБ»: И хватает на отечественной эстраде тех, кто практически никогда не поет вживую?
Константин Драпезо: Их не так много, но есть.
Виктория Алешко: Эстраду любой страны не могут наполнять только очень хорошие вокалисты. Всегда есть те, кто послабее. Да, кому–то не по душе группа Topless, мол, плохая, гнать ее нужно со сцены. Не соглашусь. Знаю точно, что многим мужчинам этот коллектив нравится.
Николай Казюлин: Я с Викой не совсем согласен. Пусть себе «топлессы» ходят, дефилируют, интонируя две–три ноты? Но это ведь грандиозный обман зрителей! Мне такие в кавычках исполнители бьют, как говорится, по ушам. А где–то в деревне или в небольшом городке прозябают настоящие таланты, не могущие пробиться на сцену из–за «фанерных» коллективов. Которым если и есть место на эстраде, то только не за счет того, что их станет продвигать государство. Пускай ими занимаются частники — предприниматели от искусства, которые будут их раскручивать.
И еще я бы очень не хотел, чтобы наши популярные артисты брали пример с некоторых российских звезд. Мне кто–то из звукорежиссеров говорил, что есть одна артистка, умеющая петь вживую даже в положении вниз головой.
Ольга Барабанщикова: В Topless продюсер собрал ярких девушек, красиво двигающихся на сцене. И я уверена, что не многие из наших певиц, даже самых лучших, с прекрасными вокальными данными смогли бы собрать столько зрителей, сколько они, — публика на них ходит. Группа заняла нишу, которая до того пустовала. Не было бы Topless, заняли бы другие.
Николай Казюлин: Пусть выступают, я не против. Пусть ими занимается продюсер. Я просто не хочу, чтобы в государственном театре рядом с такими певицами, как Вика Алешко, работали люди, называющие себя артистами, но не умеющие связать две ноты. Я был как–то на одной из их репетиций, слышал, как они поют...
Шир: А зрители, видя фонограммного артиста, и к поющим по–настоящему начинают относиться с подозрением. Или такая ситуация. Допустим, исполнитель выступает с танцевальной группой. Если сплоховал танцор, все претензии, весь негатив почему–то обращаются на певца. Сфальшивил бэк–вокалист — тоже певец виноват. Допустил ошибку звукорежиссер — опять все шишки валятся на исполнителя: он не может петь.
Профессионал ногу сломит
«СБ»: Артисты Молодежного театра постоянно ездят по стране с концертами. Вы не исключаете того, что они где–то могут и подхалтурить — выступить под фонограмму?
Николай Казюлин: Контролировать, как исполняется решение, принятое коллегией Министерства культуры, конечно, нужно. Но вы должны понимать, что я не могу сам лично присутствовать на многочисленных концертах по всей стране. И людей у меня нет, чтобы посылать их с контролирующими функциями. В этом плане я рассчитываю только на профессиональную гордость артистов, на их совесть.
«СБ»: А как можно проконтролировать исполнителя — использует он «плюсовую» фонограмму или нет?
Виктория Алешко: Если он не захочет по каким–то причинам петь вживую, то может договориться со звукорежиссером, чтобы тот никому ничего не сказал. И все — никто не догадается. Если, конечно, певец попадет во все звуки, вовремя сделает вдох. Со мной был случай, когда я исполнила песню под фонограмму. Подошел мой руководитель и начал меня хвалить, как я хорошо спела. Я тогда не смогла ему признаться, что пела под «фанеру».
«СБ»: И что тогда говорить о публике, если порой профессионал не способен разобраться в фонограммах.
Виктория Алешко: Артисты в России на такие ухищрения идут, что никакой зритель обмана не почувствует. Допустим, поет вокалист под «фанеру» и в то же время бросает реплики в микрофон, говорит с публикой, просит ее подпеть. А весь секрет в том, что в фонограмме специально для этих целей вырезаются куски, чтобы певец мог пообщаться с залом.
Константин Драпезо: Мы и так все знаем, кто из музыкантов чего стоит. Немало вопросов может возникнуть к группе «Тяни–Толкай». Однако же она с успехом гастролирует. Собирает ледовые дворцы и Саша Солодуха, к которому вопросов нет. Можно рубить сплеча по «фанере», как это сделали в Кыргызстане, подготовив закон о ее запрете, либо не обращать на нее внимания. Не стоит заставлять петь вживую людей, просто не готовых к этому. Пусть уж лучше поют под фонограмму.
Шир: Кстати, она уже запрещена в Туркменистане и на концертах, и на телевидении. Разрешена только «минусовка». И ничего страшного не случилось — поют. Но если ты не умеешь петь, путь на эстраду тебе в этой стране закрыт.
Константин Драпезо: В России тоже пытались ввести запрет. Когда Лариса Долина обратилась с таким предложением к Владимиру Путину, тот заметил, что тогда на эстраде останется только Долина и еще человек пять. Решили ничего не менять.
Как нам быть? Не знаю. В первую очередь использование фонограммы задевает профессиональную гордость государственных коллективов. Наш дуэт пять лет работал в оркестре Михаила Финберга. Никаких фонограмм — ни для оркестра, ни для исполнителей (хотя концерты шли чуть ли не через день). Там и слова–то такого — «фонограмма» — не произносят. И я прекрасно понимаю чувства Михаила Яковлевича, когда он видит, как на сцене под музыку дергается молодой человек, вовремя открывая и закрывая рот. Танцор, если вывихнул ногу, на подмостки уже не выйдет. А исполнитель, даже потерявши голос, будет выступать как ни в чем не бывало.
Я думаю, метод борьбы с фонограммными артистами может быть таким: человек, поющий под «плюсовую» фонограмму, должен сообщить об этом в соответствующие органы и заплатить определенную сумму. А тот из фонограммщиков, кто не заявит, может когда–нибудь нарваться на проверку, и его так оштрафуют, что ему и работать больше вообще не захочется.
«СБ»: Наши ночные клубы было бы не лишним проверить на предмет фонограммы...
Константин Драпезо: А зачем? Это дело заказчика, который платит деньги. А он обычно никогда не спрашивает, кто и как будет петь. Мадонна, еще толком не умея петь, ставила на бэк–вокал девушку с точно таким же голосом, и когда танцевала, та за нее и пела. Я, допустим, не почитатель таланта Бориса Моисеева. Он из тех певцов–шептунов, которые собирают полные залы. Как–то мы ехали в поезде и разговорились с попутчиком. Он так прямо и заявил, что пойдет на его концерт при первой же возможности. Потому что ему нравится шоу Моисеева.
Ольга Барабанщикова: Артисты есть самые разные, как правильно сказал Константин. У одних все основано на вокале, у других выступление построено как шоу, где все в движении, в танце. Одновременно с этим петь вживую практически невозможно. Все мировые знаменитости, делающие шоу, используют фонограмму хотя бы частично.
«СБ»: Но случается, что артист вынужден применять «плюс», ведь так?
Николай Казюлин: По большому счету, я не понимаю, почему музыкант, обладающий шикарным голосом, позволяет себе петь под «фанеру», если это не форс–мажорные обстоятельства. Да, я согласен, бывают ситуации, когда использование фонограммы оправданно. Например, артист почувствовал недомогание. Или идет запись на телевидении. Но в остальных случаях...
Константин Драпезо: Звонят однажды мне, просят дать концерт к юбилею одной организации. Оплатить хорошую аппаратуру устроители мероприятия не смогли. Пришлось взять простенькие колонки и петь под фонограмму–«плюс». Или такая история. Александра Кирсанова — вокалистка дуэта «Александра и Константин» — как–то во время съемок телевизионного проекта выступала в сопровождении титулованного музыкального коллектива, все как положено — вживую. Только начала петь — вдруг микрофон засвистел. Естественно, настроение было испорчено. Тут поневоле задумаешься о «фанере».
В 2008 году мы отметили свое 10–летие хорошим живым выступлением с телевизионной съемкой и трансляцией в эфире канала СТВ, но до сих пор не можем решиться на подобный «сольник». Потому что в моем понимании сольный концерт — это не только достойный зал, а также современное звуковое оборудование и аккомпанирующий состав из профессиональных музыкантов. То есть — довольно большие затраты. Поэтому некоторые так и поступают: ставят 4 дешевенькие колонки и поют себе, делая и сальто, и все что угодно. И получают музыкальные премии.
Ольга Барабанщикова: Мы выступаем в самых разных уголках страны. И бывает, нам выставляют такую аппаратуру, что вообще нет никакого звука. Да и далеко не у каждого исполнителя, участвующего в сборном концерте, есть свой звукорежиссер.
«СБ»: Означает ли сказанное, что вам доводилось работать под фонограмму?
Ольга Барабанщикова: Когда начинала, такое часто случалось. Я понимала, что на эстраде я непрофессионал, но мне нужно было заявить о себе. Сегодня использую фонограмму намного меньше. Работаю над собой, стараюсь. Сейчас у меня есть звукорежиссер. Мне самой нравится выступать вживую, и у меня это получается. И я считаю, что каждый артист должен стремиться к тому, чтобы как можно реже пользоваться «плюсовой» фонограммой.
Виктория Алешко: Если мне, так сказать, по уважительным причинам приходится петь под «фанеру», я ощущаю сильный дискомфорт. Не покидает чувство, что обманываю людей.
Константин Драпезо: Когда мы участвуем в концерте, то спрашиваем, нужно петь вживую или под «плюсовую» фонограмму? Нам все равно: мы и так и так можем. Другое дело, когда на телевизионной съемке ты поешь «живьем», а все остальные — под «фанеру». Твой номер будет звучать на порядок хуже. И зритель подумает: как хорошо те спели и как плохо по сравнению с ними другие. Мы стараемся постоянно работать без «плюса», но бывают случаи, что без него просто не обойтись. Нам приходилось петь зимой — на морозе при минус 15...
Кто на что способен
«СБ»: Какие–то еще шаги необходимо сделать, чтобы покончить с фонограммными выступлениями?
Константин Драпезо: Стоит ли нам при мизерном количестве исполнителей–фонограммщиков начинать некую громкую кампанию против них? Время само покажет, кто на что способен, кто сможет полюбиться зрителям. И кто знает, сколько из них идет на живой звук, а сколько просто для того, чтобы услышать любимую песню (в «плюсе» ли, в «минусе» ли — все равно) и увидеть вживую своего любимого исполнителя?
Николай Казюлин: Я согласен, что, может быть, не стоит принимать закон о фонограмме на государственном уровне. Нужно только больше информировать зрителя, чаще говорить об этом в прессе. Публика сама должна разобраться, где истинная ценность, а где фонограммная.
«СБ»: Лично вы — сторонник мягких решений?
Николай Казюлин: Да. Когда стали появляться на эстраде микрофоны, поднялась волна критики. Не просто волна, шквал. Как это так?! Микрофон искажает, должен быть живой звук! Прошло время, и о микрофоне уже никто не вспоминает — нужен он или не нужен, искажает или нет.
Фонограмма командовать парадом на эстраде не должна, но некоторые вещи с ее помощью обретают другое звучание. Возьмем, к примеру, мою любимую группу Queen. У них на концертах такое многоголосие шло... Понятно, что там использовались высокие технологии: наложение голосов и так далее. И сегодня эти приемы взяла на вооружение масса других исполнителей. То есть пример Queen доказывает, что применение технических достижений во многом оправданно, они дают возможность обогащать исполнение, выводить его на совершенно иной уровень.
Ольга Барабанщикова: И все же хорошо, что было принято решение ограничить использование фонограммы. Артист должен уважать и себя, и зрителя.
Виктория Алешко: Я считаю правильным, что тему «плюса» обсуждают, о ней заговорили. Неоправданных фонограмм стало меньше.
Константин Драпезо: Станем сплеча рубить — потеряем шоу–бизнес. Не будет ни Topless, ни чего–то похожего.
«СБ»: То есть вместо запретов достаточно вот такого предупреждения?
Шир: Если обязывать исполнителей и концертные организации к чему–то, то прежде всего к указанию на афишах и в другой анонсирующей информации, что выступление идет под фонограмму либо вживую. И Министерство культуры рекомендовало это делать. И тогда человек, посещающий «фанерный» концерт, должен платить за билет меньше.
Николай Казюлин: Любое действие, которое направлено на то, чтобы изменить что–то к лучшему, имеет право на жизнь. На мой взгляд, просто нужно сделать модным пение вживую. Чтобы оно свидетельствовало о принадлежности артиста к высшему искусству. И вы видите, сколько мероприятий у нас проводится государством по открытию новых талантов.
Шир: Если зритель станет больше поддерживать наших певцов и певиц, приходя на их концерты, покупая пластинки, то отечественная эстрада будет развиваться еще быстрее. В противном случае она умрет.
Николай Казюлин: Еще жив, к сожалению, стереотип, что белорусская эстрада какая–то второсортная, провинциальная. Я таких скептиков стараюсь приглашать на выступления. И после концертов многие зрители — вчерашние критики — меняют свое мнение. Оказывается, наши артисты хорошо поют, прекрасно танцуют: практически ни в чем не уступают зарубежным коллегам.
Ольга Барабанщикова: Но чтобы слушатели нас поддержали, нам нужно быть честными в творческом плане.
Компетентно
Народный артист Яков Науменко:
— Исполнители и зрители знают, что я всегда был и остаюсь сторонником только нормального пения, то есть без фонограммы. Это тот самый случай, который совершенно очевидно показывает умение артиста владеть вокальным искусством. Так должно быть. Но в наше время все далеко не так. Псевдоартисты, запудривая мозги слушателям, используют различные «загогулины». Конечно же, в коммерческих целях. Что дает «замечательную» возможность некоторым пролезть к известности и популярности, на телевидение и радио. К сожалению, так происходит лишь в странах бывшего СССР. Подумать только, до чего дело дошло — поощрение живого звука! Именно поэтому так называемую советскую эстраду не слушают на Западе, а слушают и принимают только имеющих свою индивидуальность, нормально поющих артистов. Эксперименты с фонограммами в аккомпанементе — это сейчас норма. Но петь на концерте под «плюс» даже «квины» себе не позволяли. Я считаю, что на эстраде должны петь именно лучшие, а не продвиженцы спонсоров. Любители смотреть на красивых девушек должны ходить в несколько иные заведения. Славяне — очень талантливый народ. В его недрах есть такие самородки, какие многим и не снились. Вот их и необходимо поддерживать. И им не нужна будет «фанера». Да, есть в нашей музыкальной жизни моменты, когда без фонограммы обойтись невозможно. Например, телевидение. Но это — технологический момент. Хотя при определенном техническом обеспечении — и такое можно преодолеть. Любые нетелевизионные концерты должны проходить исключительно вживую. И никак иначе. Не нужно бояться запрещать обман. Останутся только лучшие, и вы сможете услышать подлинное пение многих звезд и кое–что для себя открыть. Всем желаю радости от встреч с натуральным искусством!
Первый заместитель министра культуры Владимир Карачевский:
— Министерство культуры высказало свое отношение к использованию фонограммы «плюс» в различных мероприятиях. На всех концертах, к организации которых имеет касательство министерство, мы требуем от артистов, звукорежиссеров и режиссеров представлений, чтобы они выполняли наши рекомендации: вокал должен быть только живым. Исключения допустимы лишь в случаях, когда выступление представляет собой сложный художественно–постановочный номер, ведется телевизионная съемка, исполнитель не очень хорошо себя чувствует. В части гастрольной деятельности музыкантов я не согласен с тем, что в стране совсем плохо с материально–технической базой на местах. Во всех крупных залах есть оборудование, позволяющее проводить концерты вживую. Если оно почему–то не устраивает артистов, то зачем тогда ехать и выступать под «фанеру»? Везите свою аппаратуру — не надо обманывать публику, заниматься «чесом» и халтурить! В следующий раз зритель уже не пойдет на такую «звезду». И директора ДК, начальники отделов культуры кровно заинтересованы в том, чтобы мероприятия, проводимые ими, были окупаемы. Что касается каких–то дополнительных нормативных актов, законов о фонограмме, думаю, они не нужны. Вполне достаточно того, что на афише будет указано, использует певец или певица «плюсовую» фонограмму либо нет. И слушатель пусть сам решает, идти ли ему на такой концерт.
