Он производил впечатление барина, эпикурейца с аристократической родословной, но мальчишкой рос в рабочей слободке, его воспитывала улица. Казалось, его академический баритон отшлифован в лучших музыкальных «оранжереях» Союза — на самом деле у певца за плечами была лишь армейская самодеятельность, а голос превосходно поставлен матушкой–природой. Он прославился гражданскими, патриотическими песнями, был зван на самые большие концерты в честь партийных торжеств, но публика, конечно, за версту чуяла в нем музыкальную породу, мужское обаяние и любила за лиризм, поклонницы на концертах плакали от восторга. В 1960 — начале 1970–х годов персона Виктора Вуячича, по сути, определяла лицо всей белорусской эстрады (еще на всесоюзную арену не вышли «Песняры», концертный оркестр Бориса Райского...). Не подведи здоровье, теперь, при нынешнем попсовом легковесье и пошлости, он ценился бы как зубр, как белорусский Иосиф Кобзон, но...В общем–то это «но», в конечном счете, и называется человеческой судьбой. Хотя в памяти близких жизнь ушедшего человека еще долгие годы варьируется на разные лады, предлог «но» уже определил границы воспоминаний. Неоднократно останавливалась на «но» и вдова Виктора Вуячича — Светлана Семеновна...
— Был умен. Красивый, большой, я дума
ла — вечный, но...
— Случился год — однажды посчитали, — мы 8 месяцев не виделись. У меня гастроли, у него турне, мне говорили: «Семья распадется!», но...
— Мы оба — «народные». Я могла работать в ансамбле у Игоря Моисеева или в «Березке», Виктора тоже в Москву неоднократно приглашали. Но!..
— Светлана Семеновна, вспомните самый главный момент, на ваш взгляд, в творчестве мужа.
— Ну, конечно, первое место на конкурсе советской песни в 1966 году. Прорыв! Об эстраде Беларуси тогда заговорили на всех перекрестках. Сейчас трудно представить, но для конкурса требовалось подготовить 15 разножанровых песен! У Виктора было лишь 10, он представить не мог, что доберется до третьего тура... Мы думали, там ведь звезды: Мулерман, Макаров, Кобзон. Известные певцы, москвичи, а значит, со связями. А Витя практически провинциальный мальчик, 26 лет... Но после исполнения песни «Как много девушек хороших», рассказывают, Утесов (он был в жюри, как и Великанова) прослезился. Ну а звездной, победной песней стала «Не спится только ветерану» Игоря Лученка на стихи Михаила Ясеня. Тогда и Лученок прорвался в Москву. Это был триумф! Кстати, второе место поделили между собой Кобзон и Лещенко.
— И тогда прославился тандем Вуячич — Лученок?
— Да, начал набирать силу. А когда появилась песня «Стоят на рейде наши бригантины», их творческий союз стал знаменит на весь Советский Союз настолько, что дружеский шарж на них как на завзятую музыкальную парочку опубликовал даже жутко популярный в те годы журнал «Крокодил».
— Я разговаривала с Игорем Михайловичем. Он считает: нет Вуячича — и его место так до сих пор никто и не занял. Тембр! Это очень важно. А еще — манера исполнения, умение держать себя на сцене. «Я — дворняга, — смеялся Лученок. — Мой сын всегда говорил мне: «Учись у Вуячича!»
— Ну, может быть, не так категорично... Просто в те годы на эстраде была востребована индивидуальность, штучный товар. А чувство вкуса у Виктора было врожденное. И на сцене, и в быту. Он, например, никогда–никогда не опаздывал. И никому не разрешал. Сейчас ребята вспоминают: «Заходим в кабинет к начальнику — ну и что? Но когда заходили к Виктору Лукьяновичу — собирались с мыслями, подтягивались даже внешне». Он умел держать дистанцию. Теперь, конечно, с позиции времени я начинаю понимать его масштаб: каждый месяц — по 15 концертов, каждый месяц — Москва, чуть ли не каждый день — по ТВ... Вот Магомаев книгу воспоминаний недавно выпустил: «Что с Вуячичем? Что–то его не слышно...» Или из Краснополья от поклонников письмо пришло — помнят! А ведь Виктора уже 7 лет нет с нами, но не забыли!
— А с кем вы из артистов приятельствовали близко?
— С Кобзоном, Фрадкиным, Соловьевым–Седым, Лещенко... В этом доме за этим столом все перебывали. Я, конечно, готовила много, доставала дефицит. Но Соловьев–Седой икре предпочитал соленую капусточку, например. А если еще картошечка да водочка... Собирались обычно в часов 10 вечера и — до утра. А в 9 я уже у балетного станка — да, солистка ансамбля танца, но «классику» никогда не пропускала, хотя сердце иногда после ночных гостей билось, как у зайца.
— У вас была изматывающая профессия.
— Было время, на мне держалась программа — 8 сольных номеров. Наш Государственный ансамбль танца часто выступал в Москве, во Дворце съездов, а там — очень большая сцена. За 6 тактов по диагонали ее надо было просто пролететь. Возвращаешься в гостиницу — все болит. Стоишь полусогнувшись, держишь руку на селезенке... Вот какая работа. Только перед пенсией я получала 240 рублей. Виктор, как солист Белгосфилармонии, тоже работал на ставку — это 8 концертов в месяц. Все, что сверх, оплачивалось по тарифу 19 рублей 40 копеек за сольник. Говорили про нас: столько денег... Все, что зарабатывал, отдавал на аппаратуру для ВИА «Тоник» и вообще филармонии — государство же все забирало.
— Скажите, а как вы как супруга перенесли период бешеной популярности Виктора Лукьяновича?
— Я ведь тоже народная артистка! Хвастаться неудобно, но когда мне дали звание, в Минске был Игорь Моисеев с супругой по приглашению нашего министра культуры. Так он лично пришел на репетицию с охапкой цветов, поздравил — в ансамбле, знаете ли, получить «народную артистку» очень трудное дело, почти невероятное! Так что популярность мужа была вполне мне по силам. Я ездила по миру, мне аплодировали залы... Мы оба столько гастролировали, что встречались иногда лишь в воздухе: его самолет приземляется — мой взлетает. Но наших встреч я ждала с упоением. А если было время, даже ездила к нему на гастроли. В Днепропетровск приехала однажды — представьте, около касс в день концерта Вуячича стояла конная милиция! Стекла выбивали... А были моменты — концертов не было...
— Рассказывают, Виктор Лукьянович знал, что такое и полупустые залы...
— Знаете, сольный концерт приготовить было тогда очень сложно — нельзя было спеть все, что хотел. Иногда он готовил и сдавал худсовету одно, а потом на гастролях кое–что переделывал для зрителя.
— В общем–то Вуячич — певец официозный.
— Ну почему? Он менял программу! Есть телефильм, где он шикарно исполняет романсы. Когда его впервые транслировали по ТВ, по телефону из Москвы позвонил даже директор Большого театра Станислав Лушин — выражал восхищение.
— Скажите, а где вы покупали одежду, сценические костюмы? Виктор Лукьянович всегда так элегантно выглядел на сцене. Да и в жизни. Я как–то встретила его в городе: пальто с меховым воротником–шалью, белое кашне. Плюс рост, внешность. Я, тогда школьница, остановилась как вкопанная: «Артист пошел!» А люди в то время, помнится, одевались очень стандартно.
— Я сама покупала Виктору одежду — глаз был наметан. Из Италии привезла однажды фрак. Очень хотелось, чтобы на свое 60–летие, которое проходило на сцене оперного театра, выступал во фраке! Еще никто его у нас не носил. Рубашку черную, фрак, сиреневую бабочку и сиреневый платок.
— Гениально!
— Я вам больше скажу. На тот первый знаменитый конкурс в 1966 году у Виктора не было костюма — у нас вообще ничего не было. На гастролях на Дальнем Востоке я получаю от него письмо: «Буду участвовать в конкурсе!» Я беру и на свой страх и риск покупаю ему японский костюм — синий с блестящей ниткой, по моде. Дома одел — как влитой!
— Несомненно, у Вуячича был шарм... Тогда на сцене таких, как он, было немного.
— Плюс умница... Знал Рубцова, Цветаеву, сам стихи писал. И картины! Видите, какие пейзажи? Но запрещал афишировать, считал самодеятельностью (хотя напрасно), «сослал» их на дачу.
— Народный артист, дирижер Михаил Антонович Козинец, знаете, как однажды про вашего супруга говорил? «Сосед по даче — очень тонкая роль. Виктор Лукьянович исполнял ее блестяще. Мне очень не хватает этого человека». Скажите, Светлана Семеновна, а какие отношения были у Вуячича с властью? То есть спрошу прямо: его популярность в народе ЦК отмечало чем–то материальным?
— Квартиру эту трехкомнатную дали. Но так в те годы была выстроена иерархия! На торжественном концерте Виктор пел «Огромное небо» — пел, как никто, я вас уверяю, и не потому, что он мой муж. Зал встал, зал весь поднялся! А на концерте присутствовали чины — из ЦК КПБ секретарь Пилотович. В общем, Виктор был отмечен. Вскоре нам дали квартиру в доме на набережной. Но ведь мы с мамой и ребенком сначала жили в бараке, а потом в общежитии! Хотя столько слухов ходило...
— А пластинки за границей?
— О, это выпустила «Мелодия» после победы на конкурсе советской песни.
— Где вы обычно встречали Новый год?
— Один раз в ресторане, когда «Журавинка» открывалась. А потом всегда дома.
— А доводилось вам вместе в одном концерте участвовать?
— И не раз! На всяких отчетных... Потом дома мы любили яростно покритиковать друг друга. Однажды Виктор решил с юмором меня передразнить — сделал пируэт. И подвернул ногу! Хромал три недели, лечился. Я вот сейчас думаю: ничем мы обижены не были — ни властью, ни судьбой. Но вообще, знаете, на чем действительно держался наш союз? Ну да, была жаркая любовь, увлечение. Но главное — любовь к профессии! Нам некогда было выяснять отношения, проверять слухи, устраивать сцены. Мы работали, работали!
