Популярная пьеса французского драматурга Жана Ануя «Оркестр» хороша тем, что дает возможность продемонстрировать лучшие, может быть, спящие или затаенные, актерские качества женской части труппы. В «Оркестре» шесть женских ролей! Да каких: импульсивных, взбалмошных, раскованных. Под управлением совсем не любви, а деспотичной мадам Ортанс героини служат в небольшом оркестре в кафе курортного городка. Попутно спорят о кулинарии и рецептах, мечтают о более удачной карьере, сплетничают о сердечных привязанностях. Собраны тут почти все известные человеческие типажи: тихоня, деспот, синий чулок, распутница... Иной раз та или иная героиня соединяет в себе сразу два характера. Есть еще пианист, находящийся, как выяснится позднее, в эпицентре любовного треугольника. Была бы это американская история, подал бы пианист в суд на деспотичную мадам Ортанс за харассмент, или, попросту говоря, домогательства. А так только размазывает розовые сопли по жабо. Любовная драма в итоге разобьется о пюпитр, закончившись самоубийством одного из его участников. Уж не спойлер ли это? Именно! Он самый.После Ануя и Феллини с его «Репетицией оркестра» музыкальный коллектив — это устоявшаяся метафора общества со своей иерархией и правилами игры. Не нравится игра — положи скрипку на ступени курортного кафе и ступай восвояси. А если играешь — терпи, подчиняйся и лабай, желательно по нотам.
Режиссер Михаил Егоров подробно воссоздает быт французской провинции. В костюмах героев много иронии. В таких платьях действительно выступают в маленьком кафе, а никак не в Альберт–холле. Когда нескончаемое кудахтанье, чириканье и щебетанье героинь начинает раздражать, постановщик вдруг предлагает актерам и зрителям нестандартный ход, выбивающий, как говорится, комфортную подушку безопасности из–под зрителя. Актеры по очереди, через определенный промежуток времени, выходят на авансцену, представляются своими настоящими именами и высказываются. Говорят, сколько лет они служат в театре, сколько раз они отдыхали на море, какими им представляются сейчас студенческие годы. И вот эти вставные куски–исповеди оказываются самыми сложными в премьерном «Оркестре». Не все актеры справляются одинаково удачно. Кто–то не находит верной интонации и продолжает комиковать, кто–то давит на слезу или вдруг юморит в духе Comedy Woman.
Сначала возникает вопрос: стоило ли разбавлять легкую и трагикомическую пьесу унылым бормотанием? Потом напрашивается и другой: зачем зритель, и без того имеющий свои проблемы, должен это слушать? Для равновесия режиссеру стоило бы тогда вытянуть из зала и зрителей со своими байками. Вот рассказала бы библиотекарь Арина Родионовна, что читатель к ней не ходит, что писателя Владимира Сорокина за писателя она не считает, а из всех книг предпочитает поваренную книгу Дюма–отца. Или фермер Федя поведал бы, как он добивается урожая таких дивных круглых томатов. Вот это был бы разговор, а так игра в одни ворота.
Придя в кои–то веки на Ануя, его и хочешь услышать. Я вообще глубоко против нарождающейся тенденции интерактивного театра, которая превращает все в сельский дом культуры. Если начинают мешать боб с горохом, мух с котлетами и высказываться не по теме, Станиславский нервно протирает пенсне. На немецком спектакле «Враг народа» из зрительного зала делают участников городского собрания. На московском «Свидетеле обвинения» — зал присяжных. В «Оркестре» Михаила Егорова вдруг бунтуют актеры, заявляя: мы не марионетки и лицедеи, а люди со своими эмоциями и биографией. Кто ж спорит. Но в психоаналитики я не нанимался. Непроходимо черств к чужому горю от природы.
Непонятен и месседж спектакля: снова напомнить о невидимых миру слезах мира концертно–театрального закулисья? Так вам любой школьник у нас в Раубичах скажет, что show must go on и никаких гвоздей. А ежели так тяжко пиликать на скрипочке и играть в театре, приезжайте к нам в колхоз: освободились вакансии доярок и зоотехников.
Добрый зритель в 9–м ряду.
Советская Белоруссия № 207 (24837). Вторник, 27 октября 2015
