Алмазный мой венец

Мы неслись по косому горному шоссе, дерзко пробивавшему зеленое безмолвие над голубой и очень южной лентой Дуная, а в глазах был уже другой северный, французский пейзаж: старые деревья, косо наклонившиеся над Сеной с нижнего ее парапета, а на верхнем парапете ящики букинистов, на ночь запиравшиеся большими висячими замками; белую конную статую Генриха Четвертого, сообразившего, что Париж стоит обедни; круглые островерхие башни Консьержери, где до сих пор в каменных недрах, за тюремными решетками, прикрепленными навечно к каменной стене, сумрачно чернел совсем не страшный на вид косой нож гильотины, тот самый, который некогда на площади Согласия срезал головы королю и королеве, а потом не мог уже остановиться и из-под него на Гревской площади покатились в черный мешок одна за другой Дантона, Сен-Жюста, Демулена, множество других голов, каждая из которых вмещала в себя вселенную, и наконец голова самого Робеспьера с разбитой челюстью и маленьким, почти детским, упрямым и гордым подбородочком первого ученика".
Мы неслись по косому горному шоссе, дерзко пробивавшему зеленое безмолвие над голубой и очень южной лентой Дуная, а в глазах был уже другой северный, французский пейзаж: старые деревья, косо наклонившиеся над Сеной с нижнего ее парапета, а на верхнем парапете ящики букинистов, на ночь запиравшиеся большими висячими замками; белую конную статую Генриха Четвертого, сообразившего, что Париж стоит обедни; круглые островерхие башни Консьержери, где до сих пор в каменных недрах, за тюремными решетками, прикрепленными навечно к каменной стене, сумрачно чернел совсем не страшный на вид косой нож гильотины, тот самый, который некогда на площади Согласия срезал головы королю и королеве, а потом не мог уже остановиться и из-под него на Гревской площади покатились в черный мешок одна за другой Дантона, Сен-Жюста, Демулена, множество других голов, каждая из которых вмещала в себя вселенную, и наконец голова самого Робеспьера с разбитой челюстью и маленьким, почти детским, упрямым и гордым подбородочком первого ученика"...

В общем, дорожные миражи вполне в духе литературных аллюзий Валентина Катаева, которые, может быть, были и несколько остраненными по отношению к центральной сербской магистрали, где до сих пор еще причудливо изломанные бетонные кубы, перевитые быстрым вереском, напоминают о безжалостных американских "Томагавках", а шофер, пожилой серб с серой шевелюрой и мускулистыми руками, уловив наш напряженный взгляд на развалины, кивнул головой на гору, где некогда стояла самая крупная на Балканах телевышка, и вдруг яростно закричал: "Бандиты! Если бы они спустились на землю!" - и, бросив баранку, яростно и звонко ударил кулаком по ладони. Мы переглянулись. Сегодня в Белграде, в живописных пешеходных кварталах старого города, который до сих пор хранит, пусть и потускневший, блеск времен империи Франца-Иосифа и где бродил в конце лета 1914 года, сгорая от чахотки и ненависти, от желания убить эрцгерцога Фердинанда, студент Гаврила Принцип. Так вот, в тех самых имперских домиках с затейливыми башенками, построенных венскими архитекторами, сверкают витрины новых американских магазинов, а ночное телевидение, наверное, позабывшее о налетах бомбардировщиков "Стеллс", ввело специальный и очень рейтинговый канал, который так и называется: "Американское кино". Мне все это показалось более сложным, чем поверхностное впечатление от сегодняшнего Белграда, где шоферы автобусов днем называют американцев бандитами, а ночью смотрят фильмы с Мелом Гибсоном и от души желают, чтобы благородный техасский шериф поймал и наказал нарушающего хорошие законы США плохого парня. Такая вот раздвоенная и во многом алогичная, иррациональная жизнь. Сегодня особенно. Все, кому в Сербии за 25, были воспитаны на понимании той непреложной истины, что они самые смелые, благородные, трудолюбивые и, в конце концов, самые православные на всех Балканах. И конечно, Божьим промыслом определенные в старшие братья для хорватов, македонцев, черногорцев и словенцев. И воевать они шли не за свой стандартный домик на пригорке с красной черепичной крышей, а за них - черногорцев и словенцев за веру. В общем, балканский вариант светловской Гренады, которая сегодня вызывает все тот же светловский вопрос - откуда у парня испанская грусть? Время зло улыбнулось сербам. Далеко вперед, гораздо больше, чем на колесо, умчались от униженного и впавшего в раздумья Белграда Хорватия и Словения. Но жесточайший удар по сербскому самолюбию, по ментальным ощущениям, сформировавшимся задолго до времен Тито и Милошевича, нанесли тихие младшие братья - черногорцы, которые хотя еще по инерции молятся в сторону собора святого Саввы, но одновременно хлопочут над созданием границы. Сербы ничего не понимают, у них нет сил защитить свои церкви и монастыри в Косово и Метохии, они все равнодушнее смотрят, как заселяется албанцами под охраной броневиков "голубых касок" этот былинный край. В любом из бесчисленных ресторанчиков можно увидеть, как сербы, а все они, породистыми лицами и мужественными подбородками, похожи на Караджича, неторопливо и отрешенно обсуждают положение и все, после двух-трех рюмок огнедышащей сливовицы "Жута Оса" ("Желтая оса"), соглашаются в одном: мы продолжаем ненавидеть американцев, и их счастье, что они не рискнули высадиться в Сербии, иначе познакомились бы с нашим кулаком, но сворачивают разговор к тому, что белградское начальство все больше склоняется к тем самым "американским бандитам". И многие сокрушаются, что, отдав Милошевича в плен, они поступили не по-мужски... О такой разорванной горькими раздумьями Сербии можно прочитать у Павича либо посмотреть у Костурицы. А можно, как это удалось мне, побывав в маленьком дунайском городе Смедерево, где американцы из Цинциннати купили старый металлургический завод, сделали его новым и сейчас поощряют любимую сербскую игрушку - футбол. Завод находится в фантастически выгодном месте - по Дунаю плывут баржи с рудой и ломом, все это дешево и комфортно, а на заводе работает весь городок, и красивый стадион встречает болельщиков удивительным по своей политической наготе постером "USS", который расшифровывается как "Юнайтед Стейтс" плюс "Сербия"... Такое вот фантастическое свидетельство перемен, происходящих на юге Балкан, которые говорят не только сами за себя, но и за сербов...

Смедеревский "Сартид" 4 июля был в Минске и играл с "Динамо" матч в Кубке Интертото. Президент "Динамо" Юрий Чиж, не скрывая горечи, говорил мне, что был раздосадован не только счетом 1:2 в пользу гостей, а это делало динамовские шансы проблематичными, но главным образом поразительно неспортивным стилем сербов, которые вели себя столь безобразно, что даже толерантный минский зритель проводил гостей густым свистом. Сербы использовали любую возможность, чтобы театрально упасть, выклянчить у судьи штрафной, и вообще блеснули полным отсутствием самоуважения. А если добавить сюда амбициозность, которой хватило бы на два "Арсенала", а не на средней силы балканскую команду, то можно представить, с какой тихой яростью ехали за справедливым реваншем в Смедерево минские динамовцы и как каждый из них хотел победить в честной борьбе.

Вот таким был фон этой игры.

Я не буду рассказывать о деталях хотя бы потому, что игра закончилась и белорусские любители знают, что "Динамо" победило 3:1. Стоит только упомянуть растерянность хозяев и желание опять повторить некоторые довольно жалкие трюки, рассчитанные на мягкое сердце судьи. Бельгийский арбитр показал себя, однако, человеком искушенным и, отплатив за гостеприимство весьма сомнительным пенальти и столь же спорным удалением динамовца, далее судил твердо и не отступал от правил. У нас выше всяких похвал сыграл Юрий Шуканов, сумевший обеспечить преимущество не только в чужой, но и в своей штрафной площадке - иногда казалось, что у него два сердца! - а также стремительный блондин Андрей Разин, который играл так, будто его зовут Карлос Альберто, и прыгучий, как рысь, вратарь Юрий Цыгалко. Динамовцы и вошли на стадион "Сартид" отнюдь не на цыпочках, а покинули его после двух таймов и тридцати минут добавочного времени твердо, с поднятой головой и расправив плечи.

В следующую субботу динамовцев ожидает обладатель Кубка Франции. Вот почему, когда наш автобус несся, радостно рассекая придунайские зеленые просторы, многие, я в том числе, мысленно были уже во Франции, размышляя о ней вполне в духе литературных аллюзий Валентина Катаева...

Белград - Минск.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter