Словом, Шпаковский — это уже фамилия‑бренд. Некоторое время назад попробовал себя в новом качестве — в роли автора и ведущего программы «Полит‑стендап» на телеканале ОНТ: в эфире все так же жжет глаголом, за пределами студии по‑прежнему прост в общении.
— Саша, как спикер ты в телепрограммах появляешься не первый год, в ток‑шоу «Будни» на «Альфа Радио» мы тебя слышим регулярно. А каково было оказаться в роли телеведущего? Не возникает дискомфорта?
— «Полит‑стендап» — авторская рубрика. Не могу сказать, что столкнулся с какими‑то сложностями, но, конечно, есть отличия по той простой причине, что здесь ты не дискутируешь с оппонентами, не выступаешь в роли интервьюируемого, а готовишь текст, острый и злободневный, и не начитываешь его с листа, а рассказываешь в простой и доступной форме. Ну и, естественно, возникает ряд нюансов с работой режиссера, камер, телесуфлера, постановкой света: в роли участника ток‑шоу тебя это практически никак не касается, тебя загримировали, дали микрофон и отправили в студию. А тут приходится подстраиваться, порой отрабатывать один и тот же эпизод по нескольку раз: конечно, это для меня было ново. Но в целом я ни с какими проблемами не сталкивался, в том числе и благодаря профессиональной команде ОНТ.
— Умение держаться перед камерами на самом деле дается немногим — большинство людей под софитами и у микрофона тушуются. А ты выходишь — и буквально сносишь всех своей харизмой. Как это у тебя получается?
— Дело в том, что я вообще не задумываюсь о том, что меня снимают. На экране я точно такой же, как в жизни. Честно тебе скажу, я даже не знаю, хорошо выгляжу перед камерой или плохо. С момента моего появления в публичном поле у меня, как и у всех, нашлись сторонники, единомышленники, люди, которые сопереживают и которым нравится все, что бы я ни делал. Точно так же появились и хейтеры, ищущие какие‑то изъяны. Но я лишь однажды за все время своей карьеры столкнулся с публичной неприязнью, а в основном люди, когда меня узнают, выражают поддержку. Следовательно, то, что я делаю, наверное, востребовано и эффективно. Но я никогда дома перед зеркалом не отрабатываю свое поведение, более того, очень редко пересматриваю собственные эфиры — у меня физически нет на это времени.
— А ты не думаешь, что те, кто хотел бы сказать какую‑нибудь гадость, тебя просто боятся? Ты же большой и сильный — пугающая персона для какого‑нибудь хлипкого революционного романтика… Куда проще сфотографировать тебя исподтишка и скинуть снимки в экстремистский телеграм‑канал.
— Об этом как‑то не задумывался и не меняю свой образ жизни. По‑прежнему посещаю кафе и рестораны, пользуюсь общественным транспортом и вполне комфортно там себя чувствую. Если кто‑то меня узнал, мне несложно с человеком поговорить 2—3 минуты, пожать руку или сфотографироваться. Что до хейтеров — ну я же не обязан всем нравиться. В нашей стране сложная политическая атмосфера, в прошлом году мы пережили попытку «цветной революции», часть общества еще не отошла и наэлектризована....
— Тебе не кажется, что мы сейчас наблюдаем всплеск глобального инфантилизма — в том числе в журналистике, особенно в западной, которую нам так долго ставили в пример? Достаточно посмотреть, как корреспондент CNN брал интервью у Президента: с профессиональной точки зрения это ужасно, я бы на месте господина Чанса сгорела со стыда.
— Послушай, ну ему тоже было стыдно, и это было заметно. Любой специалист по физиогномике и физиологии поведения тебе скажет, что Мэтью Чанс был не в своей тарелке ровно до того момента, пока не выпалил все вопросы, которые ему дала редакция.
Потому что беседовать на таком низком интеллектуальном уровне с Александром Лукашенко, Президентом десятимиллионной европейской страны, — это несерьезно.Интервью снималось для западной аудитории как оправдание антинародной, агрессивной политики в отношении Беларуси. Для того CNN нужно было вновь напомнить своим зрителям самые абсурдные обвинения. Надо понимать, что нет уже давно никакой объективной зарубежной журналистики.
Что касается западной прессы, их подход закреплен доктринальными документами НАТО и легализован даже в публичном поле: информационное пространство рассматривается как один из театров ведения боевых действий.И все телеканалы, газеты, интернет‑ресурсы — это инструменты в руках политикоформирующей верхушки. Они ведут с нами информационную войну и в этих реалиях применяют военные хитрости, когда приезжают сюда и просят об интервью, и заискивают, и обещают, а в итоге показывают 8 минут из долгого разговора. Мы тоже преследуем свои цели, зарубежная аудитория для нас важна, но важнее наша собственная, внутренняя аудитория.
И вот здесь Александр Лукашенко сработал на десять баллов! Я понимаю, как ему психологически было тяжело: один из самых информированных и опытных руководителей в мире был вынужден сидеть и отвечать на школьные вопросы. Это как профессору разговаривать с троечником и пытаться ему что‑то объяснить.
— Веду дневник наблюдений за бчб: многие романтически настроенные юноши и девушки действительно считают, что имеют некие идеалы. Правда, совершенно непонятно, как в этот идеализм вписывается открытая агрессия — и прошлогодняя, и нынешняя…
— В силу слабости понятийного аппарата они не осознают, что в действительности происходит и во что их вовлекают, — а это, если пользоваться определением Михаила Ромма, «обыкновенный фашизм», движущей силой которого, как известно, являются мелкая буржуазия и люмпен‑пролетариат. Тихановский вокруг себя объединял именно люмпенов — разного рода деклассированные элементы, людей неработающих, недовольных, криминальных. Эти боевики должны были стать ударным кулаком государственного переворота. А мелкая и средняя буржуазия — как раз те самые мальчики и девочки, которые не осознают, куда их втягивают, но с удовольствием в этом участвуют: в откровенном фашизме, основанном на агрессии, травле — и самое главное, чувствуют при этом собственное превосходство. Как они сами себя именовали в 1990‑е — «свядомыя», сознательные. А остальные, соответственно, несознательные и темные. Отсюда уничижительные прозвища, презрение к человеку труда, презрение к прошлому, презрение к людям с противоположной точкой зрения — и оправдание любых агрессивных действий в их адрес.
При этом лично в моих глазах бчб не перестают быть людьми и нашими гражданами, хотя я отдаю отчет в опасности идеологии, которую они несут. А вот в глазах наших оппонентов большинство граждан Беларуси уже людьми не являются: мы «неправильные». Значит, лидерам этих «неправильных» можно и нужно нанести физический вред вплоть до убийства, заставить их замолчать, если мы говорим о журналистах, а всех остальных «перевоспитывать». Как в Украине происходит «десоветизация» и «декоммунизация», когда людей лишают прошлого и запрещают определенный образ мыслей.Абстрагируясь от своих личных патриотических убеждений и оценок, даю объективный политический прогноз: ничего у наших «революционеров» не получится. В теории они чего‑то могли достичь в прошлом году, а дальше все будет идти только по нисходящей. Что, конечно, не страхует нас от эксцессов в виде вспышек радикализма и террористической угрозы. Но здесь уже должны сработать правоохранительные органы, и, как мне кажется, с каждым месяцем они наращивают мышцы и совершенствуются.
— Давай завершим разговор на веселой ноте. «Невероятные» присвоили тебе прозвище «политический сомелье». Как ты к этому относишься?
— Сомелье — это человек, который хорошо разбирается в сортах вина. Искренне скажу: не знаю, как уж там я выгляжу перед камерами, но в политике я разбираюсь хорошо, себя как специалиста ценю и вижу, что я востребован. Тому, кто это определение придумал, могу сказать только спасибо: продолжайте в том же духе, мне все нравится.
ovsepyan@sb.by
