Актуальное чтиво

На уходящей неделе незаметно, без особой помпы прошел Всемирный день писателя. Решение о том, чтобы объявить 3 марта профессиональным праздником поэтов, очеркистов, романистов и других служителей литературы, принял в 1986 году международный конгресс ПЕН–клуба. В нашей стране нет традиции широкого празднования этого дня, но для авторов «Спор–площадки» дата не прошла незамеченной.

Дискуссия, как обычно, вышла за рамки первоначальной темы. Собравшись порассуждать о кризисе писательского ремесла, журналисты отыскали собственный камень преткновения. Им оказалось диаметрально различное отношение к ценности классической и современной литературы. Выяснилось, что один из спорщиков на дух не переносит сочинения признанных мастеров пера, так как они творили в условиях, абсолютно непохожих на наше стремительное время. Его оппонент, напротив, полагает, что классика никогда не утратит своих позиций. А что ответят читатели на главный вопрос сегодняшней «Спор–площадки»: какое чтиво считать актуальным?

На днях видел на улице пенсионера с тяжелой сумкой. Оттуда торчали старые книги. Пожилой минчанин явно хотел от них избавиться, но так, чтобы потрепанные издания еще кому–то пригодились. Видимо, поэтому его путь пролегал в ближайшую библиотеку. А окажись рядом букинистический магазин — то, скорее всего, старик понес бы книги туда. Как и многие другие: что поделать, творения прошлого тоннами уходят в утиль... И не только оттого, что не вписываются в современные интерьеры комнат.

Увы, у всего, даже ценных мыслей, есть свой срок хранения. Вот и книги, которые мы некогда считали бесконечно мудрыми, гениальными, нетленными, постепенно забываются. Литературная классика, точнее, та ее версия, которую нам навязывали еще с первых уроков чтения, на мой взгляд, уже почти выработала свой коэффициент полезного действия. Уже не пробирают до слез, до мурашек по коже многие казавшиеся бессмертными строки. Не впечатляют персонажи, сюжеты, моралите, пафос, который совершенно неуместен в цифровую эпоху, век эрудитов и прагматиков.

Не раз советовали мне умные люди: перечитай–ка ты заново Федора Михайловича да Льва Николаевича вместе с Антоном Павловичем. Освежи Вильяма нашего Шекспира в своей дырявой памяти. Так сказать, для души. Но моя душа почему–то отзываться на классику не желала. Застревал то на 20–й странице, то на 50–й. Возможно, потому что суетливая, динамичная, полная забот и сиюминутных проблем жизнь вовсе не располагает ни к чтению сонетов, ни к углублению в чужие рефлексии.

Какой же тихий уголок найти, чтобы скоротать время за Гете, Меттерлинком, Диккенсом, Камю? Могут ли классики вписаться в наш жесткий жизненный график, во все эти финансовые кризисы, производственные авралы, дедлайны, рабочие и семейные проблемы?

Впрочем, дело не только в вечном цейтноте. Еще у нас, нынешних читателей, пропадает благоговение к мыслителям прошлого. «Книги — это инструмент насаждения мудрости», — подобными нотациями нас пичкают с детства. Но вот парадокс: хотя миллионы людей читали и о войне, и о мире, и о преступлении, и о наказании, войн меньше не стало. Криминал становится изощреннее. Заодно рушится и миф о животворящей силе печатного слова. А за ним — «дает дуба» монополия на писательство.

Раньше ведь как дела обстояли: небожители писали нетленку, а народец попроще — читал, внимал гигантам мысли. Властителей дум носили на руках, награждали орденами, заселяли на дачу в Переделкино (многих, правда, и на дачу показаний определяли), даровали творческий отпуск в Крыму или наделяли ореолом мученика. Одних писателей издавали всесоюзными тиражами, другие находили путь к читателю через крамольные машинописные копии.

Все это, как известно, резко и всепланетарно изменилось с появлением интернета, социальных сетей, возможностью печатать книги за свои деньги. Понятия «читатель» и «писатель», «графоман» и «талант» стали постепенно смешиваться. Случается, что молодой блогер становится более известным, особенно в молодежной среде, чем лауреат госпремий. И у книголюбов понемногу вырабатывается такой подход: зачем насиловать глаза и мозги описанием салона Анны Павловны Шерер, терзаться сомнениями вместе с Анной Карениной и Наташей Ростовой, если в ЖЖ у Коляна Псевдонимова все о любви, измене, ненависти сказано «стопудово круче».

Родион Раскольников тихо курит в сторонке на фоне криминальных репортажей НТВ. Эркюль Пуаро, комиссар Мегрэ, мисс Марпл и прочие столпы детективного жанра с их медленными расследованиями, безнадежно проигрывают скорым на расправу «ментам», шагнувшим из карманных книжонок в рейтинговые сериалы. И, наоборот, многие персонажи, рожденные вроде бы в «ящике» (хотя всякое кино начинается с компьютера сценариста), затыкают за пояс классических литературных героев. Посмотри, Роман, как утрачивает лидерство по растаскиванию на цитаты культовый для нашего поколения Остап Бендер. Теперь куда популярнее и актуальнее доктор Быков.

В цифровую эпоху блекло смотрятся и прежние фантасты. Мне не хочется перечитывать «Гиперболоид инженера Гарина» после, скажем, голливудского «Обливиона». Ромео и Джульетта, герои Шолохова, Гайдара, Теккерея, Лондона... Список устаревших, кажущихся теперь надуманными, наивными персонажей можно продолжать, но мне выделена лишь половина газетной страницы.

Итак, резюмирую: с тяжелой сумкой в книжную комиссионку я вслед за тем пенсионером не пойду. Пусть классику из домашних закромов читают дети, чтобы копить образовательный минимум. Ну а у меня в почете документальная проза, исторические расследования, книги, которые помогают мне в моей работе. Думаю, мемуары очевидцев зверств нацизма, рассекреченные версии мировых трагедий, дневники полководцев и политиков дадут гораздо больше пищи для размышлений, чем архаичные фолианты, утратившие злободневность.

Хочу, чтобы из моего книжного шкафа не пахло нафталином. Предпочитаю запах свежей типографской краски.

spetsnaz@sb.by

Я пристроюсь на краешек твоей утилитарной позиции, чтобы попытаться объяснить понятным тебе языком, для чего нужна классическая литература. Ты, значит, сомневаешься в ее полезности в современном мире. А давай представим, что у тебя вдруг начисто отшибло память. Ну, допустим для правдоподобия, излучение смартфона повлияло. И ты очнулся среди незнакомых людей, без малейшего понятия о том, что такое хорошо и что такое плохо. Ты разучился различать добро и зло, не умеешь нести ответственность за свои поступки. Гуманизм, мораль и нравственность кажутся туманными величинами, а любовь к ближнему вообще представляется извращением.

Но у тебя с собой, к счастью, оказался чемодан книг. Целый багаж настоящей литературы — не нынешних поделок. Ты вдумчиво перечитываешь Толстого, Чехова, Пушкина, Достоевского, Куприна... И постепенно все становится на свои места. У тебя появляется четкая картина мироустройства и, самое главное, ты ясно видишь место человека в этой картине. Идеалы, стремления, принципы, убеждения раскладываются по нужным полочкам твоего сознания — и вот ты снова полноценный член человеческого сообщества.

По–моему, «консервы времени» — это выражение Томаса Манна. Оно как нельзя более подходит для характеристики классических литературных произведений. Если смотреть на них с точки зрения практической пользы, эти книги — вечные носители жизненных ценностей, более надежные, чем флеш–карты или компакт–диски. Своего рода «консервы» всего лучшего, что наработала цивилизация в плане духовных и культурных завоеваний. Средоточие наших нравственных, этических, эстетических, психологических, философских достижений, изложенных доступным языком «Войны и мира» или «Преступления и наказания».

Вот поэтому, Андрей, литературная классика никогда не покинет мою книжную полку. Правда, понимание ее ценности пришло далеко не сразу, и уж точно не в школе, где все эти балы Наташи Ростовой и терзания Раскольникова казались, что уж скрывать, ужасной нудятиной. Но чем старше становишься, тем полезнее бывает перечитать именно классику. И дело не только в том, что характеры героев раскрываются по–новому, а их жизненные перипетии воспринимаются неожиданно свежо даже в наш век информационного обжорства. Настоящая литература служит, во–первых, неким поверочным инструментом, эталоном, с которым можно сверять свое мироощущение и собственные моральные установки. Во–вторых, она дает большее, чем просто знания или развлечения: учит жить, причем по чести, а не по правилам, навязываемым то одной, то другой социальной системой. В–третьих, защищает от словесного мусора, которым забит интернет: после вынужденного пребывания на множестве безграмотных сайтов и чтения косноязыких блогеров откроешь томик Чехова — будто свежего воздуха глотнешь... В общем, достоинства и преимущества серьезной литературы XIX — XX веков (особенно на фоне современной писательской беспомощности) можно перечислять еще долго, но я добавлю лишь один аргумент: та классика будет вечной хотя бы потому, что никто из наших современников просто не в состоянии ее переплюнуть. Ни по таланту, ни по масштабу, ни по ценности для будущих поколений.

Сейчас люди уделяют все меньше внимания книгам не потому, что разучились читать. Напротив, авторы разучились писать. Интересных сюжетов, как ты верно заметил, полно в обычной криминальной хронике. Но их осмысления — нет. Человеческих переживаний — кот наплакал. Говорят, будто сострадание теперь не в моде, потому и книжные герои намеренно делаются бездушными типами. А мне кажется, тут обратная зависимость: персонажи выходят настолько картонными, что никому не хочется им сострадать. Писатели перестали пытаться влиять на общественное сознание, а вот умения эпатировать публику приобрели с лихвой. Потому и книги их напоминают затяжной сериал с короткими яркими сценами, что у Александра Иванова, что у Захара Прилепина, что у Владимира Сорокина. Акунин вроде бы мастерски владеет словом, но ощущение после его произведений такое же — будто только что просмотрел очередную серию пусть захватывающего, но однодневного кино.

Поэтому книг современных писателей на моей полке нет. Их можно влегкую качнуть на электронный гаджет, чтобы после ненапряжного чтения одним кликом стереть и забыть. Ни уму ни сердцу. Так, чтиво в дорогу.

Литературный багаж человечества, тот самый «чемодан вечных ценностей», не прирастает новыми книгами, которым суждено стать классикой через полвека.

Я думаю, в России уже ощутили эту беду, не случайно объявив 2015–й Годом литературы. Там назвали катастрофой цифру в 46 процентов россиян, которые не читают книг совсем. Признали «системный кризис чтения» и начали думать, как вернуть людям интерес к классической литературе, без которой не сохранятся ни язык, ни культура, ни история, ни национальные традиции... А ты говоришь — классика устарела.

rud@sb.by

Советская Белоруссия № 44 (24674). Суббота, 7 марта 2015