«Агдам» и Ева

«Я сейчас никто», — написала о себе Ольга. И рассказала, как становятся «никем». Оказывается, просто — утопить свою жизнь в стакане вина...

...Она рано полюбила, рано родила — едва 16 минуло. Счастливая была!.. Рядом — мама, муж, сынок растет. Ольге казалось, что так будет и через 5, и через 25 лет, и всю жизнь.

Но внезапно умерла мама. Стало так пусто, страшно, обидно... День у Ольги начинался и заканчивался слезами. И ничем эту боль заглушить не получалось. Муж налил как–то Ольге вина. Выпила — легче стало. Еще выпила — совсем легко. Так легко, что требовала еще и еще налить. Каждый день. Уже не плакала — хохотала после пары стаканов. И не заметила, как жизнь стремительно покатилась по кругу: выпивка — похмелье — выпивка... Забыла — ну совсем! — в этом горьком омуте и про мужа, и про сына. Здоров ли, что ел, ходил в школу? Да и вообще, есть ли у нее сын? Ничего этого вечно пьяная Ольга не помнила, не знала, да и знать не хотела...

Когда по решению суда ее и мужа лишили родительских прав, вдруг встрепенулась — поехала к сыну в интернат. Словно предчувствуя, что увидит его в последний раз...

А дальше — как вниз по лестнице. На выпивку нужны были деньги. Где их брать, да еще каждый день? Руки сами тянулись к тому, что плохо и очень даже хорошо лежало. Не у себя дома, конечно, лежало... Как во сне, хмельном, тяжелом, вспоминает Ольга свой арест, протоколы, суд, длинные–предлинные дни в колонии. И письмо сына — просил забрать его домой и просил больше не пить. Тогда Ольга и дала себе слово дальше жить по–человечески.

После освобождения глоток свободы оказался с таким горьким привкусом!.. Узнала, что сына ее иностранцы усыновили и увезли в Германию. Пошла к родителям мужа. А там не дом, а распивочная — каждый день пьянки. Как тут удержаться? И омут опять затянул... Ольга буквально за волосы себя из него пыталась вытащить. Ушла сначала к подруге. Потом — к сожителю в барак. Родила сына. Пыталась, чтобы все у них было нормально, по–семейному. Получалось неважно. Да что там, совсем не получалось. На работу не берут. Прописки нет. Пособие на ребенка из–за этого получить не может, в садик оформить малыша тоже не может. Вроде как сын есть и как бы его нет... Никто с ней разговаривать толком не хочет. Даже, по словам Ольги, пригрозили и этого ребенка у нее забрать. Ну как может бомж ребенка воспитывать?

В общем, захлопнула нормальная жизнь перед Ольгой дверь. И куда теперь, опять в омут?

Мы попытались помочь Ольге. Решается вопрос с ее пропиской. Центр социальной адаптации ранее судимых лиц занимается ее, как выражаются специалисты, ресоциализацией — чтобы не скатилась Ольга опять в хмельной беспредел.

К сожалению, помочь каждой пьющей и пропащей женщине ни редакция, ни органы социальной защиты, ни даже врачи не могут. Ведь защищать их нужно от себя самих... И защищать не десять, не сто, а тысячи женщин. Главный нарколог Минздрава Владимир Максимчук обнародовал недавно цифры, от которых впору караул кричать. Пять лет назад на учете у наркологов стояли 8 тысяч женщин, больных алкоголизмом. Сегодня столько алкоголичек только в Минске и Минской области, а в стране — почти 27 тысяч. Рост алкоголизма среди женщин — 150 процентов в год. И дамы стремительно обгоняют в этом хмельном марафоне своего мужского собрата...

Добавим для полноты этой горькой картины еще несколько цифр. Пьющие женщины — единственная социальная группа, в которой постоянно возрастает рождаемость. И дети пьющих матерей — сегодня, пожалуй, самая страшная наша беда. Медики дают такую статистику. На каждые 100 детей, родившихся от матерей–пьяниц, почти 60 — с психическими расстройствами, 18 — с различными патологиями, 37 — недоношенные, 7 — мертворожденные. Ребенка матери–алкоголички в 25 случаях из 100 ожидает та же участь — алкоголизм. Если же пьют и мать, и отец, то уже 50 из каждых 100 детей повторяют судьбу родителей. Ну а если им все же удается этого избежать, страшный опыт жизни с пьющей матерью ни для кого не проходит бесследно...

От этой арифметики, повторю, впору кричать караул. Но... никто не кричит. Да и вообще особой озабоченности, прямо скажем, не проявляет. Мы, скорее, экспериментируем на этом поприще. Антиалкогольные программы, карательно–милицейские меры, принудительная отправка в ЛТП сменились в 90–е годы полной демократизацией наркологической службы и такой же полной свободой выбора. Хочешь — лечись, не хочешь — спивайся окончательно. Что и делало большинство женщин.

Сегодня — очередной виток борьбы со злом. Время продажи спиртного ограничили. Закрытый женский ЛТП снова открыли. Наркологи без дела, конечно, тоже не сидят — стараются помочь каждой больной женщине. Но силами только врачей и милиции из горького омута их не вытащить. Руку помощи им должны протянуть мы с вами, общество. А оно, признаемся, довольно равнодушно к судьбам пьющих женщин. Например, многочисленные женские общественные организации, которым вроде бы и флаг в руки, проявляют недюжинную активность в чем угодно — от политики до флористики, а вот горького омута, в котором тонут тысячи женщин, словно не замечают. Мол, глубоко, дурно пахнет, страшно. Но ведь если так и дальше жить, то страшными станут не только судьба Ольги и других подобных женщин, но все наше будущее...