Адрес - "Лiтаратурны квартал"

Когда-то, очень давно, случилось мне попасть на семинар во Всесоюзный литературный институт имени Горького. Учился там мой приятель Виктор Генкин. Я по делам оказался в Москве, времени свободного было навалом, вот и решил: дай посижу, послушаю, о чем умные люди беседуют. Не помню сейчас, что меня задело на том семинаре, но что-то определенно зацепило, и очень сильно. Поскольку, не долго думая, вытащил из кармана только что вышедшую из печати маленькую книжицу "Песня пра зубра" Миколы Гусовского в великолепном переводе на белорусский Язепа Семежона и, набравшись нахальства, предложил будущим литераторам послушать поэму, написанную нашим земляком в начале XVI столетия. Зал выслушал текст от "а" до "я" в потрясенном молчании. Потом книжица долго ходила по рукам, вызывая восторг и текстом, и великолепными иллюстрациями Арлена Кашкуревича, и самим фактом того, что написана была 400 лет тому назад, когда русской светской поэзии еще в помине не было.

Тогда впервые почувствовал себя причастным к высокой поэтической культуре моего народа, тогда впервые защемило в душе от мысли: какая же литература могла вырасти из этого корня, если бы исторические катаклизмы не пресекли ее развитие на многие столетия, в течение которых поэтическое слово на родном языке о моей родине либо не звучало вовсе, либо звучало невнятно. И тогда же вместе с гордостью за родную культуру появилась и прохладная, как утренний сквознячок, тревога. Когда стало очевидно, какая это тонкая, легко рвущаяся ткань - поэтическое слово, как легко она исчезает, тает и какие усилия требуются ей, чтобы пробиться сквозь напластования неприятий, вновь укорениться в мире и начать завоевывать его, поражая своей образностью, красотой и неповторимостью.

У тревоги, следует сказать, были основания. Эти основания читались в навеки испуганных глазах Станислава Петровича Шушкевича, в самоуглубленной молчаливости Сергея Граховского, в трагических судьбах "Маладняка" и "Узвышша", в неприкаянном бунте Владимира Короткевича, Степана Гаврусева, Михася Стрельцова, Жени Янищиц. Тревога живилась тем, что поэтическая традиция в белорусской словесности была предельно ранима, как всегда бывает с семенами благородных растений, случайно просыпанными на поле, заросшем чертополохом, - им трудно выстоять, трудно пробиться, трудно завоевать и облагородить жизненное пространство вокруг собственных корней.

Однако поэтическая жизнь не пресекалась, хотя иной раз живое поэтическое слово приходилось вышелушивать из-под идеологических напластований даже у таких мэтров, как Аркадий Кулешов, Пимен Панченко, Максим Танк.

По большому счету, никто на нашей земле не проявлял постоянной, неусыпной заботы о поэтической поросли. Не было специального высшего учебного заведения, которое помогало бы устояться поэтической душе, не было общины, в которой эта душа могла бы отогреться в среде себе подобных. Литературные объединения в Союзе писателей, в редакциях газет выполняли эту миссию с большей или меньшей степенью казенности, но не становились общностью, которая жила бы радостью от того, что появилось, проклюнулось, родилось поэтическое явление. Я понимаю, организационное появление такой общности во времена еще не столь отдаленные было чревато - не была вытравлена из генетической памяти кошмарная аббревиатура "бебурнацы". Всяческие "легкие кавалеристы" с готовностью вспоминали ее, когда где-либо встречались с группой юношей и девушек, глаза которых горели странным пламенем, а губы шептали непонятные звонкие слова, которые, собственно, и называются стихами.

Я понимаю, старшие коллеги иной раз специально отстраняли от себя таких неофитов, оберегая их от собственной своей судьбы либо от судьбы своих пропавших, сгинувших друзей и однолеток, оберегая молодых от той жизненной ломки, которую претерпели сами, понуждаемые к ней временем и судьбой.

В последние годы в воздухе, как предчувствие наступающей весны, появилось предощущение того, что что-то должно случиться...

И это случилось... Из печати вышла тоненькая книжка стихов "Лiтаратурны квартал", в которую собраны произведения юных, и не совсем, поэтов, объединенных в литературный "гурт" с таким же, как и сборник, названием.

Появление книжки, под обложкой которой поместились первые поэтические опыты 33 юных литераторов, не могло пройти незамеченным. И прежде всего потому, что в литературный обиход введены сразу 33 новых имени. Сам по себе это факт беспрецедентный. Новые имена появлялись и ранее, появлялись как бы по плану, по очереди, вместе с тоненькими брошюрками серии "Первая книжка поэта". Одни входили в обоймы, иные выпадали из них, одни закреплялись в литературе, имена иных не выдерживали испытания временем.

Молодые поэты "Лiтаратурнага квартала" заявили о себе как о единстве, группе, заявили и не испугались этого, поскольку осознали свое право быть вместе и на своей собственной земле, говорить собственным многоголосьем.

Я не стану называть имена, выделять отдельные строки. Я знаю, как болезненно ревнивы бывают молодые творцы, если кого-либо забудут упомянуть, если чья-либо строка будет отмечена особо. Нет! Коль скоро они сами ощущают себя литературным кварталом, который появился на карте нашего города, на карте нашей страны, то и я, пожалуй, разделю их правила игры. И до тех пор, пока жизнь сама не разведет их по своим дорожкам, буду говорить о них как о некоей общности, хотя эта общность состоит из столь непохожих друг на друга поэтических личностей.

Итак, ребята из "Лiтаратурнага квартала" производят впечатление чрезвычайно интеллигентных, хорошо образованных, профессионально уверенных в себе молодых людей. У них нет ощущения ущербности, литературной неполноценности. Они не пытаются спрятаться за расхожестью тематики, не ищут "железных", редакторски выверенных сюжетов. Они, как и подобает поэтам, распахнуты настежь и не стесняются собственной распахнутости. Они владеют основами литературного ремесла и не скрывают этого. Они умеют вязать венки сонетов, им не чужда классическая форма триолета, они знают, "с чем едят" верлибр, как всякие по-юношески нахальные и дерзкие, они пробуют себя и в поэтической прозе, и в поэзии звуков, когда слова рвутся на части и эти звонкие части слов подбрасываются вверх и сияют в ослепительных солнечных лучах... Помните

: "Жонглер - я точен

Барчум-ба

В бессмысленности айзы

: Бросая диск на чарум-ба

Пою всем - баралайзы"...

...Прошу прощения, это не из "Лiтаратурнага квартала", это из футуриста Василия Каменского, просто прорвалось ассоциативное мышление, вспомнилось нечто давнее, хорошо забытое, но по лихости, по блеску эпатажа созвучное тому, что встречается, не может не встречаться у авторов нашего сборника стихов. Было бы, согласитесь, странно, если бы в компании 33 молодых поэтов не нашлось хотя бы одного, не пожелавшего бы удивить публику чем-то доселе невиданным и неслыханным. Однако должен заметить, что "Лiтаратурны квартал" не злоупотребляет формальными изысками, ему более присущи внимательное вглядывание и изящный самоанализ. Я с наслаждением вчитывался в стихи, состоящие из нескольких строк, своеобразный римейк восточной поэтики. Оказывается, он вполне уместен в устах белорусских ребят и девушек, не выглядит искусственным и натужным. Вообще, должен сказать, что книжка отличается изысканностью в самом хорошем смысле этого слова. Она изящно оформлена, тонко смонтирована, знакомясь с ней, понимаешь, что в каждой авторской подборке стихов многое осталось за кадром, а это свидетельствует не о всеядности, а об ответственном умении от чего-то отказываться. Чувствуется, что те "граммы радия", которые вошли в сборник, подпирают солидные пласты "поэтической руды", которые остались до времени в тетрадках и блокнотах.

И - главное...

Язык поэтической книги выглядит настолько естественным и богатым, настолько красочным и глубоким, настолько изысканным и образным, что его не замечаешь. Вернее, замечаешь то, что стихи, прочитанные тобой, могут и должны звучать только на этом языке, их не хочется переводить, они не живут в иных словосочетаниях, в иной музыке. Так бывает со мной, человеком в общем-то русскоязычным, когда читаю поэтические строки Богдановича, Короткевича, Бородулина...

На презентации книжки, которая состоялась в помещении Белорусского союза писателей, мы сидели рядом: руководители объединения "Лiтаратурны квартал" Людмила Рублевская, Виктор Шнип, меценат и издатель (тоже, кстати, известный белорусский поэт) Леонид Дайнеко и его сыновья, фантастически похожие на Леонида в ту пору, когда он сам входил в литературу лет тридцать, а может, и более тому назад. Молодые поэты читали стихи, дурачились, пели песни - вели себя, как жеребята на весенней лужайке. А я обратился с риторическим вопросом ко всем, кто сидел рядом и мог меня услышать: "Господа! Открыть двери в литературу для тридцати молодых поэтов - факт беспрецедентный... Вы счастливы?"

За всех почему-то ответил Леонид: " Гэта, браце, само сабой!.."

- Но и ответственность какая... - продолжал я с настырностью.

Людмила и Виктор с тревогой взглянули на Леонида, тот закряхтел, но в разговор неожиданно вмешался старший его сын, Сергей, бывший военный, а ныне генеральный директор фирмы "Белпi", что в переводе означает "Беларускае пiтво": "Ну што ж... Калi сказалi "а", будзем падтрымлiваць i далей!"

Господа белорусские меценаты! Вы сделали большое дело! Но на всякий случай не забывайте: поэтов и детей обманывать грешно!