Девушка всегда отличалась исполнительностью, дисциплиной. В первые дни Великой Отечественной их, группу комсомольцев, направили в колхоз на уборку урожая. Шестнадцатилетняя Адель Кричевская, родившаяся в Одессе, изготавливавшая в Николаеве на заводе детали к музыкальным инструментам, смутно представляла, как растут рожь, картофель, но в деревне все выполняла аккуратно, в срок. За горизонтом уже ухали тяжелые орудия приближающегося фронта, а они без распоряжения руководства не могли оставить колхозное поле, трудились. Пока местные жители не отругали: немедленно возвращайтесь домой, в суматохе о вас просто забыли, а тут вскоре будут немцы. Адель еле втиснулась в последний поезд, эвакуировавший николаевцев на Урал...
Но потом она взбунтовалась. Из военкомата после заполнения разных анкет девушку направили служить при каком-то штабе, ее 8 классов по тем временам были неплохим образованием. Нет! Нашла знакомого командира, стала просить: — Возьмите меня в роту! — Ты что? — искренне удивился офицер. — У нас же тяжелые пулеметы, грязь, бомбы, осколки... Многие желали бы быть на твоем месте, при штабе. Но Адель стояла на своем: — Не хочу сидеть у телефона да чай подносить... Но дело было вовсе не в телефоне. Девушка с подругами не один раз смотрела фильм “Чапаев”, искренне восхищалась красными бойцами. И особенно Анкой-пулеметчицей, так метко строчившей из “максима”, прижимавшей к земле, повергавшей в бегство цепи вышколенных белогвардейцев. И Адель никому, даже командиру, не могла признаться, что очень хотела бы, как Анка, строчить из пулемета, наповал разить врага. Девушка добилась зачисления в боевую роту. После учебы стала сержантом, командиром пулеметного отделения. Командовала, указывая расстояние, цели, сама не раз припадала к прицелу, ощущая упругую дрожь оружия. Иногда по боевой тревоге их 4—5 раз поднимали даже ночью. Но Адель-пулеметчице ни разу не довелось видеть в прорези прицела гитлеровца. Она не знает, поразила ли она врага вообще. Их спаренные пулеметы все время были направлены в небо. Девчата воевали с вражеской авиацией. — Возле Смоленска мы защищали объект такой важности, что даже сейчас не знаю, что там находилось, — вспоминает Адель Давыдовна. — А что он имел какое-то особое стратегическое значение, доказывали интенсивные неприятельские авианалеты. Которые, кстати, серьезного урона не наносили — там, кроме наших пулеметов, поражавших цели до 2 километров, были и зенитные орудия разной дальности стрельбы. — Ваше отделение поражало цели? — спрашиваю. — Кто же во время боя определит, чья пуля или снаряд подбили самолет? Задымился, упал — всеобщая радость. Главной нашей задачей было не допустить бомбардировщиков до объекта. И мы с ней справлялись. После серии особенно интенсивных налетов и жарких боев Адель Кричевскую как командира особо отличившегося отделения поощрили десятисуточным отпуском. Ехать к родным на Урал — времени не хватит. И сержант решила навестить тетю в Москве. Угодила к большой радости — с фронта на побывку приехали сразу два тетиных сына. Погуляла Адель с двоюродными братьями по столице, сфотографировались на память. Портрет бравой девушки-сержанта в доме Кричевской на самом видном месте стоит и сегодня, а тетя своих сыновей больше не увидела, погибли ребята... Как-то капитан Капчиц, командир их роты, резко сник и потускнел. Отрешенный взгляд, замедленная реакция, опустошенность, равнодушие, ссутулившаяся фигура... Тут же все узнали: из освобожденной Беларуси Виктор Иосифович получил печальную весть — погиб его брат, мать расстреляна фашистами. Один как перст капитан остался... К Адель подошел офицер-сослуживец и попросил: — У тебя с Виктором Иосифовичем хорошие отношения. Просьба: сделай их еще более сердечными. Прояви заботу, постарайся отвлечь его от печальных мыслей. Капитану нужно как можно быстрее встать в строй. Это нужно ему, всем нам. Исполнительная Адель и к этому поручению отнеслась серьезно. Причем настолько, что вскоре забота сержанта переросла в обоюдную симпатию, привязанность. Потом — в любовь. И они поженились... — Очень жарко было возле Кенигсберга, где мы защищали стратегически важный мост, — вспоминает Адель Давыдовна. — Гитлеровцы заявляли: этот город — неприступен! Действительно, туда фашисты стянули огромные силы, укрепили каждый подвал, окно. Артиллерия, авиация обрабатывали все подступы к городу, разрушали дороги, переправы. Иногда налет на наш мост превращался в сплошной рев моторов, взрывов снарядов, бомб. Но его мы все же отстояли, уберегли. Для решающего наступления. Это был последний объект, который защищала Адель-пулеметчица. Под сердцем все активнее напоминал о себе плод фронтовой любви. И сержанта Кричевскую демобилизовали — война войной, а женщины должны рожать, причем не под бомбежками. Адель Давыдовна подалась в освобожденный Николаев. А когда демобилизовался Виктор Иосифович, они обосновались в доме его родителей, в городском поселке Старобин теперь Солигорского района. К боевым наградам женщины добавились знаки трудовой доблести. Ее фотография редко покидала районную Доску почета, а в Книге славы Старобинского райпотребсоюза она осталась навечно — отдел магазина, которым руководила Адель Кричевская, в течение более чем трех десятилетий неизменно признавался лучшим в соревновании. Но главная награда, радость для Адель Давыдовны, конечно же, дочь, сын, семь внуков да два правнука. Одна из внучек живет в Калининграде, бывшем Кенигсберге. Иногда бывает на мосту, который защищала ее бабушка. И с радостью сообщает: верно служит людям, стоит многострадальный мост! Словно памятник незаметному подвигу Адель-пулеметчицы, ее боевым подругам. Которые в грозное время вступили в смертельную схватку с опасным противником. И победили.
