В коммунальных квартирах без водопровода, канализации, газа и отопления живут в поселке
Пионерский
с 1949 года.
Поселок Пионерский расположен очень интересно: как говорится, и в стороне, и на людях. Он давно не поселок, стоит на территории города Минска, с пригорка видна шахматная корона института физкультуры и цветастые многоэтажки олимпийского городка в Веснянке. Но другим своим краем поселок прилегает к живописным Дроздовским лесам, водохранилищу, речкам и протокам. Так что, если отвернуться от физкультурной минской короны, можно представить, что ты находишься от мегаполиса километров этак за шестьдесят...
Это обстоятельство делает Дрозды настоящей Меккой для горожан и гостей столицы, которые любят отдохнуть на природе. Пионерский мог бы жить за счет экотуризма: в хорошую погоду за день проходит через него несколько сотен человек и проезжает не один десяток иномарок. Местный магазинчик работает, как какой-нибудь универсам “Центральный”, даже без обеда, неустанно снабжая туристов мороженым, чипсами, пивом и чем покрепче.
Веселые компании бодро идут на отдых мимо дряхлых домиков, у которых развалились балконы и потрескались стены. Мимо людей, которые ходят с ведрами к колонке или полощут белье в тазах. “Аборигены!”, “юморят” про них крутые автолюбители, проезжающие мимо.
“Аборигены” поселка Пионерский — как правило, нынешние или бывшие работники Минского фарфорового завода. Раньше здесь стоял филиал этого предприятия — цех огнеупорных изделий. Производил формы для обжига основной продукции завода, огнеупорную продукцию для тракторного и автозавода. Изготовленной в нем же черепицей до сих пор покрыты крыши некоторых домов. Жилье — ведомственное. Построено в упомянутом уже 1949 году или чуть позже. С тех пор, утверждают жильцы, капитального ремонта не было ни разу. И не предвидится, совершенно логично добавляют на фарфоровом заводе: зачем вкладывать средства, если дома подлежат сносу, и, возможно, уже в 2006 году “аборигены” наконец превратятся в минчан, получат квартиры в новом доме, который планируется построить в Веснянке. Вот только официальных бумаг, подтверждающих это, на заводе до сих пор нет. Хотя увидеть их не только в “диком” поселке, но и на предприятии просто мечтают: завод, как вы понимаете, тоже устал от “того, что средневековьем и то не назовешь”.
Средневековье... Вы бы знали, читатель, сколько раз за время подготовки этого материала самые разные люди спросили меня: что это вы взялись за такую тему? Признаюсь: хожу в Дроздовские леса отдохнуть на природу. Мимо “аборигенов”. Мимо домов с печными трубами, из которых в холода идет вонючий “брикетный” дым. Мимо колонки, от которой старики тащат неподъемные для них ведра. В крайнем доме, в котором раньше вообще была... почта, молодая женщина все время стирает белье: у нее маленький ребенок, можно представить, сколько стирки. Она носит из колонки воду и стирает, когда я иду в лес. Стирает, когда возвращаюсь. В один прекрасный день я поняла, что не могу с ней не поговорить.
— Тяжело, — признается молодая мама Наташа, сотрудница фарфорового завода. — Вечером кладу Яну спать, бегаю за водой, воду грею, стираю, готовлю... Зимой еще надо успеть затопить печку. Раньше в здешнем цехе была душевая, вода была теплая, можно было помыться. Сейчас моемся на работе, только Яночку дома купаем.
Трехлетняя Яночка — уже второе поколение, рожденное в бывшей почте. Ее бабушка Нина Николаевна точно так же растила ее маму, Наташу, и еще одну дочь — Машу. Яна растет хозяйственной: подражая маме, таскает во дворе пустое ведро. Вот только болеет часто — в доме сыро, несмотря на то, что семья поставила паровой котел, который, правда, топится от печи и тем же брикетом. Говорят, после этого воздух стал легче — в других квартирах хуже. Есть у Яночки и еще одна проблема — большущие улитки-слизняки, которые весной, в сырые месяцы, забираются в дом в одним им ведомые щели и несметными полчищами ползают по квартире.
Люди теряются при виде моих диктофона и фотоаппарата. С одной стороны, всем им хочется показать “свою беду”. Гнилые коридоры с умывальниками и портативными плитками, где, когда умываешься или готовишь, в кастрюли или тебе на голову падают хлопья старой штукатурки. Маленькие кухоньки без окон, переделанные из углов коридоров. Трещины в стенах, подтеки на потолках. Ванны, которые стоят на чердаках под дырами в крышах и которые после дождя старики выволакивают оттуда выливать...
С другой стороны, как показать все это для газеты, на всю страну — стыдно... Скажут: вот, люди, в такой грязи живут... Обитателям дикого поселка, как всем нормальным хозяевам, хочется показать свое жилище с лучшей стороны — чисто, мол, уютно, красиво...
— Ну, не делают вам капремонт, — спрашиваю, — но потолок, с которого в кастрюли валится штукатурка, можно ведь и своими силами привести в порядок.
— А толку? — резонно отвечают жильцы. — Крыша-то течет. Через месяц все по новой обвалится.
Знаете, какой ремонт бывает в домах, которые с 1970-го регулярно обещают снести? Кажется, вот отжалеешь из тощего бюджета деньгу, поклеишь новые обои, а тут тебя — под бульдозер... Пропадай добро? Это про свое, родимое жилье так думаешь. А какой ремонт бывает в коммуналках, там, где общая территория, — тоже не мне вам объяснять, читатель. Помните, как у Окуджавы: нам бы лампочку повесить, денег все не соберем...
И вообще, ремонта здесь уже не ждут. Ждут квартир. Обещанных вроде бы в следующем году. Дай-то Бог, чтобы сбылась мечта жизни этих людей. Чтобы никто и никогда больше не унижал их словом “аборигены” — их, жителей европейской столицы 21-го века! Чтобы в детской маленькой Яночки не ползали слизняки. Чтобы старики-инвалиды (а некоторые из них проработали на фарфоровом заводе по сорок-пятьдесят лет) наконец получили возможность не ходить за водой к колонке и не колоть дрова для печки.
Очень уж хочется в следующем году написать веселый и светлый репортаж с новоселья жителей бывшего “дикого” поселка!
Аборигены. Печальный репортаж
