Неужели шпиона можно вычислить по некоему признаку жадности? Да, фигушки!Даже среди выхоленных дипломатов нашего посольства в Париже он отличался особой элегантностью. Всегда в модном костюме, казалось, только что умелыми ручонками выглаженном. Ботинки, а не какие‑то, даже летом, сандалики, и обязательно до блеска начищенные. Спортивная фигура скрывала груз наваливающегося полтинника. Да и держал он себя в потрясающей форме, регулярно выкраивая время, несмотря на многотрудные (и никто даже не мог представить, насколько разнообразные) обязанности и на любимый теннис.
Игроком был классным. Уверенная подача, что редко бывает у любителей, легкие передвижения по корту. Удары не слишком сильные, зато обводящие, летящие точно в цель, им заранее намеченную. С таким «ватником», как я, ему и делать было нечего. Но он терпеливо встречал не равное ему по классу присутствие, и в знак джентльменства, как это принято у хороших игроков, с незаметной деликатностью позволял брать по гейму в сете, чтоб уж совсем не гвоздить позорным 0:6.
В нашей колонии он был не то что любим, но уж точно уважаем. Ни с кем ни панибратства, ни общих, что тоже сближает, пьянок. Ровные отношения, взвешенный взгляд на происходящие в СССР в эпоху слома перемены. Когда многие загранслужащие в знак вдруг проснувшегося протеста выходили из КПСС, вообще высказался за строгую партийную линию.
Он был образцовым семьянином. Жена, две дочери. Супруга работала. Причем не где‑нибудь, а тоже в посольстве. И, как говорили, на весьма ответственном и чувствительном участке, скрытом от посторонних глаз непроницаемой для прослушки и наблюдения специальными приспособлениями. Посольская школа гордилась его детьми. Блестяще училась старшая, то ли собираясь, то ли уже поступив и, конечно, в институт, где готовят таких же дипломатов, как ее отец. Жила в Москве.
Я не очень‑то верю работавшим под посольским прикрытием разведчикам, будто никто из коллег не подозревал о главной цели их пребывания в зарубежье. Некоторые догадывались, даже точно знали, что уважаемый дипломат, в 1970‑е годы отработавший в Великобритании, хорошо знавший английский, выполнял и несколько иные функции. В посольстве занимался с 1985 года политическими и научными проблемами, где слыл хорошим специалистом... Наверно, относительно понятно, кем был этот мой знакомец теннисист.
Июлем 1992‑го наступила пора его отъезда. Подошел, предложил обменяться телефонами. Почему‑то сообщил, что даже отправил домой свою машину, на которую копил все эти годы. Особо выделил: купил «Волгу». А тогда все стремились приобрести хоть что‑нибудь французское. По всем понятиям советского загранработника отправка машины обозначала, что загранке — конец, а сцена прощания близко‑близко.
Но она оказалась еще ближе, чем кто‑либо мог предположить. Наш коллега дипломат и теннисист пропал вместе с женой и младшей дочкой 14 лет. По всем законам жанра это произошло в выходные. Вроде бы собирались они с семьей поздним пятничным вечером то ли покататься на машине, то ли проехать на пароходике, чтоб полюбоваться напоследок замками Луары. В субботу и в воскресенье никто и в ус не дул. В понедельник в принципе тоже. Во вторник поднялось некое беспокойство. Официально осведомились у парижских полицейских, не знают ли о местонахождении дипломата. Затем обратились во французский МИД. И везде, вроде бы искренне, ответили, что понятия не имеют. Начались поиски, и в один совсем не прекрасный день его «Рено» с нашим дипномером полиция обнаружила на мосту или в недалеком от города аэропорту «Орли». Погиб? Может, утонул? Провокация чужих спецслужб?
Все было проще. Полковник Виктор Ощенко, так звали шпиона, сбежал. Тут кое‑что многим припомнилось. Ведь работал в посольстве в Великобритании вместе с точно установленным еще в 1985 году предателем Олегом Гордиевским. Может, этот подлец и завербовал Виктора в Англии? Или наоборот? Но сколько ж лет прошло и какой вред оба могли нанести.
И нанесли. Стали понятны некоторые неудачи коллег Ощенко по неафишируемой работе. А кое‑кому из французских ученых среднего звена были предъявлены обвинения, для некоторых закончившиеся гуманно‑короткой посадкой. Это дело не получило широкой огласки. 1992 год — большой рассып огромной страны. Столько всего свалилось, не до предателя было.
Якобы еще в тот июльский уик‑энд Ощенко перебрался на туманный Альбион. Англичане это признали в августе. Российская сторона испросила разрешения у Форин‑офиса на встречу с экс‑дипломатом. Тот наотрез отказался. Говорить со «своими» было ему не о чем. А чтобы содержали его в Англии как следует, выступил вместе с Олегом Гордиевским на суде, где подтвердил, что завербованные советской разведкой (возможно и им самим) английские ученые работали на СССР в 1970‑е — во время его пребывания в Лондоне. А не брали их, несложно догадаться, чтобы не светить Виктора Ощенко. Сбежал из Франции, и пару научных работников тем же августом арестовали.
Никогда бы не поверил, что такой со всех сторон правильный и никак судьбой не обиженный парень записался в предатели. Ну ни малейшего подозрения. А что, другие типа того же Пеньковского или Гордиевского публично подавали какие‑то знаки — сейчас сбегу?
Долго ломал голову, как это никто и ничего не замечал. И припомнилась мне лишь одна теннисная штучка, засевшая в памяти. Этот теннисист на каждом турнире «Ролан Гаррос» просил меня покупать ему мячики. Отыграют великие игроки сколько‑то геймов, и судьи меняют мячи, чтобы лучше отскакивали. А мячи, почти новенькие, потом продают публике за гроши. Некоторые скряжничали, экономили на спичках.
Неужели шпиона можно вычислить по некоему признаку жадности? Да, фигушки!
Николай ДОЛГОПОЛОВ.
dolgop1949@mail.ru
