Каждые 40 секунд на планете кто–то совершает самоубийство, а каждые 4 секунды — отчаянную попытку проститься с жизнью. Из года в год Беларусь по количеству суицидов находится в тройке мировых лидеров. По официальным данным, у нас ежегодно почти 3 тысячи человек уходят из жизни по собственной воле, это вдвое больше, чем погибают в ДТП. Причем двое из троих, решившихся на последний шаг, — трудоспособного возраста. А это уже не просто личная трагедия в каждом конкретном случае, но и серьезная экономическая потеря.
Оценив масштабы проблемы, наши психиатры пришли к выводу, что «болезнь» нужно знать в лицо. За последние два года специалисты РНПЦ психического здоровья изучили около 150 предсмертных записок, пытаясь проанализировать, что же движет отчаявшимися людьми. До сих пор такие послания интересовали лишь судебных экспертов: рука ли это потерпевшего, с умыслом написано, в шутку или под угрозой? Если не было состава преступления, по идее, не стоило и дальше копаться. Но прощальное письмо, как выясняется, — это та последняя капля, в которой проблема отражается во всей своей многогранности.
Отказываюсь быть
Самоубийство никогда не происходит на ровном месте, утверждает доцент кафедры психиатрии и наркологии
БелМАПО Евгений Ласый. И причин, как правило, — целый комплекс. Срыв же происходит из–за какого–нибудь малозначительного, несущественного (иногда до комичности) обстоятельства. Это напоминает известную притчу о том, как человек, у которого на шнурке завязался узелок, выбросился из окна.
— Принято считать, что самоубийство — признак слабости, греховности, моральной неполноценности, психического нездоровья. Нет. Это прежде всего признак конфликта! — уверен Евгений Ласый. — Когда изучаешь записки, за всеми этими фасадами просматриваются конкретные проблемы: неблагополучие в семье, болезни, депрессии. Человек пьянеет не от последней капли...
Более половины тех, кто расстался с жизнью, не имели работы. В каждой второй записке явно или косвенно прослеживается злоупотребление алкоголем. Но пусковым механизмом к последнему шагу почти всегда становится конфликт.
— Поэтому очень часто записки «агрессивны», — говорит Евгений Ласый. — Треть из тех, кто оставлял после себя письмо, обвиняли кого–либо в своем уходе — начальника, супругу, детей, общество... Суицид — это акт двусторонней направленности. Это способ наказать не только себя, но и других: мол, последнее слово за мной.
— Классический пример суицида: харакири у японских самураев, когда воин, не имея по каким–то причинам возможности разрешить ситуацию, обращал меч против себя самого, — вторит коллеге директор РНПЦ психического здоровья профессор Сергей Игумнов. — Традиционный способ самоубийства у чувашей, коренных жителей Поволжья: повеситься на воротах своего врага, обидчика. Считалось, что тогда в этом месте точно соберутся злые духи и начнут преследовать «нехорошего человека», пока тот не помрет или не уедет. То есть мотив мести в суициде очень часто присутствует в разных вариациях. Например, из Брестской области нам прислали для изучения 13 записок. Писали их мужчины. Средний возраст — 48 лет. Из них в 9 случаях — протест, месть, наказание кого–либо, и в 4 — мотив самонаказания и искупления вины... 4 человека — без работы, 2 — пенсионеры, 3 — проживали одиноко.
Были записки — отрицания жизни: «Добровольно иду к неизбежному» или «Не могу больше терпеть эту боль». Были протесты и призывы к помощи: «Я устал смотреть, как ты встречаешься с ним...» или «Я без него жить не могу». Гораздо реже с жизнью прощаются из–за финансовых проблем. Долги, потеря работы — всего пару случаев.
— Например, работница сельского магазина задолжала родственникам, местным жителям, не могла вернуть долг, ей было стыдно. Перед мужем, детьми, соседями, — вспоминает одну из записок заведующий лабораторией клинико–эпидемиологических исследований РНПЦ психического здоровья Анатолий Гелда. — Она довольно подробно описала, почему совершает этот шаг: выход — в самообвинении...
О чем молчит записка
В Уголовном кодексе есть статья за «доведение до самоубийства». Человек перед последней чертой слов не подбирает. Но только на основании записки делать далеко идущие выводы нельзя, считает профессор Сергей Игумнов:
— Те случаи, где мне приходилось быть экспертом, доказывали, что склонения к суициду не было. Проблема в том, что у человека, находящегося в состоянии кризиса, резко суживается диапазон восприятия. Он видит только свою беду. Мира с его многообразием не существует. Если же проблема столь велика, что и отрицать ее, и отомстить невозможно, человек отрицает себя, агрессия обращается вовнутрь.
О чем еще может рассказать последняя записка, пусть даже короткая? Часто — о характере человека. О привычном стиле действий в критической ситуации. Ведь, скорее всего, ему и раньше были свойственны поспешные решения: поссорился — напился, обидел начальник — брошу работу, получил низкий балл — уйду из института. Еще по записке психиатры видят, запланированным ли был этот шаг или импульсивным, в состоянии аффекта. Как правило, если человек пишет аккуратным, ровным почерком, это свидетельствует о том, что он для себя все решил. Например, английский писатель Артур Кестлер оставил прощальное письмо за 9 месяцев до смерти, а Стефан Цвейг с супругой оставили после себя 13 писем, в том числе бразильскому правительству с благодарностью за гостеприимство. А если записки нет, то, возможно, и четкого желания умереть не было. Большая доза снотворного или алкоголя, чтобы забыться, либо легкомысленное желание кого–то припугнуть. Сергей Игумнов приводит в пример ужасный случай. Папа с мамой отказали 17–летнему учащемуся технического колледжа в покупке музыкального центра, он решил «попугать» родителей и повесился на лестничной клетке, рассчитывая, что его быстро спасут. Специально высматривал родителей, потерял равновесие, как только включился лифт. А лифт пришел на другой этаж... Да, его спасли. Но поздно. Ведь если помощь не оказана в первые 6 — 7 минут, гибнет кора головного мозга. Парень остался глубоким инвалидом, утратил членораздельную речь, контроль за навыками опрятности, но физическое здоровье отменное, очевидно, переживет своих родителей. А дальше — дом–интернат...
Нет выхода?
Хотя в проблеме суицидов больше вопросов, чем ответов, практически каждый год дает исследователям пищу для размышлений. Недавно на примере Минска и Санкт–Петербурга ученые проанализировали 114 попыток самоубийств среди 15 — 24–летних. Драмы 48 парней и 76 девушек... Гендерный перекос объясним: женщины в 4 раза реже мужчин сводят счеты с жизнью, однако попытки предпринимают в 4 раза чаще. И нехитрые расчеты показывают: вероятность умереть у мужчины в 16 раз выше, если он все–таки решается на последний шаг. Например, в прессе гуляет история некоей юной полячки, которая, страдая от неразделенной любви, проглотила 4 ложки, 3 ножа, 19 монет, 20 гвоздей, 7 оконных шпингалетов, медный крест, 101 булавку, камень, 3 осколка стекла, 2 бусины от четок и при этом осталась жива. Мужчин же в этом деле судьба не щадит. Кстати, записку оставляет лишь каждый 5 — 6–й. Остальные уходят из жизни по–английски...
Что отличает нас от Западной Европы, так это традиционное, берущее начало еще в XIX веке, представление о том, что уровень самоубийств теснейшим образом связан с экономическими проблемами. Почему же тогда в Витебской области самое большое число суицидов, хотя люди живут там не хуже, чем в Брестском регионе, который находится на последнем месте в печальной статистике? Почему меньше всего самоубийств в автономиях Северного Кавказа, где и уровень безработицы высок, и великое множество прочих социальных проблем?
Человек, склонный к суициду, будто прислоняется лбом к стене и не видит, что, возможно, рядом открыта дверь. По словам Сергея Игумнова, бывает, элементарный недостаток психологической помощи чреват бедой. Был случай: парень пытался свести счеты с жизнью, узнав о диагнозе сахарный диабет. Благо выжил. А потом психотерапевт убедил его, что с этой болезнью можно жить достойно, что он и делает уже 10 лет. Похожая история, но с печальным концом, произошла в Пинске. 60–летний мужчина долго лечился от ларингита, а потом узнал, что у него опухоль гортани. Не смог это принять, повесился. Вообще, специалисты замечают: угроза суицида выше на порядок, если человек боится стать обузой для родных и близких.
Главная же ошибка — мы недооцениваем эмоциональную составляющую, говорят суицидологи. Уровень депрессивных состояний у нас такой же, как и в Западной Европе. А количество суицидов больше. Почему? Может, потому, что за помощью к психологу или психотерапевту обращаться до сих пор стыдно, некоторые даже считают, опасно? И еще: мы слишком скоры на расправу. Раз произошло самоубийство, значит, кто–то виноват, кого–то нужно наказать. За рубежом думают по–другому. Там отчасти подход такой: человек имеет право на жизнь и на смерть. Коли не сложилось, в любой момент можно поставить точку. Аварийный выход всегда имеется. Откуда же берется ощущение внутреннего запрета? У психологов на этот вопрос есть философский ответ. Жизнь — это многоступенчатый экзамен, который нужно сдать, чтобы не проходить переэкзаменовку. Самоубийство — это добровольное бегство с экзамена. Но кто знает, что там будет дальше?
Справка «СБ»
По данным Минстата, в этом году ситуация с суицидами несколько более благоприятная: их стало меньше как в разрезе всей страны (на 5,5%), так и в городе (на 8,6%), и на селе (на 2,4%).
Рисунок Олега КАРПОВИЧА, "СБ".
