41–й год убирает урожай Геннадий Свирко из СПК «Неманский» Столбцовского района.Корень влияния на земледельческий труд, утверждал классик публицистики, — природа. Поди угадай, что у нее на уме. Рассчитываешь на одно, а получаешь совсем другое. И никакой тут опыт не поможет, хоть проживи сто лет. Ученые предсказывают, что число экстремальных аномалий будет расти. И климат станет еще капризнее. Значит, увеличатся и потери. И хоть находимся мы в зоне рискованного земледелия, но земля–кормилица у нас одна. И другую, более благополучную, никто нам не пожалует... Сегодня с утра опять льет дождь...
На машинном дворе СПК «Неманский» Столбцовского района замерли комбайны. Все, что нужно подтянуть, — подтянуто. Все, что можно смазать, — смазано. У рабочих настроение, как у пассажиров на вокзале. Тоскливо поглядывают на небо, словно ждут команды на посадку. Увы! Даже если бы внезапно выглянуло солнце, ему на пару с ветром работы на несколько дней. Земля от дождей набухла и проваливается под ногами. И нет никакой возможности ни жать, ни пахать, ни сеять. Всего каких–то два солнечных дня не хватило для завершения уборки. А теперь дожди все сдвинули по меньшей мере дней на десять. Как тут будешь выкручиваться? И чем восполнить потери? В этом году, может быть, как никогда прежде, в «Неманском» было сделано все, чтобы иметь стабильные 50 центнеров с гектара. Засуха выпила все соки из растений. Колосья, еще не налившись как следует, стали сохнуть на корню. Зерно съежилось. Ни веса. Ни вида. А хозяйство–то выращивает элиту. Вот и получается: земледелец предполагает, а природа располагает. Совершенно не считаясь ни с трудом человека, ни с тем, что внесено им в землю...
Чем больше живешь на свете, тем кровнее чувствуешь связь со своим поколением. В наши жизни вложено большое время. Говоришь о времени — значит, рассказываешь о людях. Рассказываешь о людях — значит, говоришь о времени. Потому что люди и время — главные участники истории...
Сорок одно лето провел Геннадий Адамович Свирко за штурвалом комбайна. И намолотил почти 30 тысяч тонн зерна. Чтобы перевезти эту массу хлеба, понадобится, пожалуй, не меньше 500 вагонов. Вот это составчик!
Он — не гигант. Но крепко сбитый. Подтянутый. Глядя на него, невольно думаешь: такой и за себя постоит, и других в обиду не даст. А в глазах — колючки. Что–то мешает Геннадию Адамовичу быть со мной откровенным. И разговор наш буксует на одном месте, как колеса грузовика на разбитой хлябью дороге. А может, кто–то из журналистов по недомыслию нанес ему обиду? Оказалось, что так оно и есть... В прошлом году намолотил Геннадий Свирко 1.300 тонн. В районе — это лучший показатель. И вот приезжает радиожурналист. Беседует, а потом сообщает на всю республику, что поедет Геннадий Адамович Свирко на республиканские «Дажынкi». Заработал, дескать, он это право своим доблестным трудом. Но никуда Свирко не поехал. И наград не получил. И осталось в душе чувство, как будто его обокрали. «Но журналист не мог такое придумать. Нет у него на это права, — оправдываюсь я перед Свирко. — Ему наверняка такую информацию дали в райисполкоме. А вот вашу кандидатуру районная власть отстоять не сумела...» «Да не в этом дело, — перебивает меня Свирко. — Зачем обо мне писать? Жизнь прошла. И все, что было в ней — и хорошее, и плохое, — все забыто». «Ну нет, дорогой мой человек! Зря вы так говорите (видно, все–таки сидит в нем обида глубокой занозой). Мастера и добрую душу люди почитают всегда. А вы — мастер самого высокого полета...» «Смотрите, — вновь перебивает меня Геннадий Адамович, и в глазах его вспыхивают искры радости, — пригнали новый комбайн. Вот это машина!» Новенький «Клаас» цвета блеклого неба СПК приобрел по лизингу. Лет за семь хозяйство за него рассчитается. Но государство уже оплатило его стоимость сполна. «Для нас — это огромная помощь, — считает председатель СПК Иосиф Мелешкевич. — Не будь ее, мы бы умерли. А так я могу поставить к забору 2 — 3 стареньких комбайна, которые рассыпаются на ходу. «Клаас» с успехом заменит их один».
«А каким был ваш самый первый комбайн, Геннадий Адамович? Наверное, с прицепным копнителем? Помню, нам, пацанам, доставляло большую радость догнать комбайн и, вцепившись в поручни, подняться на площадку копнителя. А она ходуном ходила под ногами...» «Мой первый комбайн работал на бензине. Вместо кабины — парусиновый зонтик. Я сам его восстановил, — оживился собеседник. — Представляете: сам, без чьей–либо помощи оживил списанный комбайн. Было мне тогда лет 19. Училище механизации я не оканчивал. Это потом, когда поступили в колхоз «Кировцы», меня направили на курсы усовершенствования в Привольное. На машиноиспытательную станцию. Мне очень доверял наш главный инженер Григорий Снитко. Ценил мое отношение к технике. (У меня и сейчас в кабине «Лиды», как в «Жигулях». И на руках ни пятнышка мазута.) Поручил мне Григорий Иванович пригнать с тракторного завода МТЗ–50. А потом вручил ключи от новенького трактора. Работал я и на гусеничном. За день так натаскаешь рычаги, что рук не чувствуешь! А чего стоила пахота ночью! Никогда крестьянская жизнь не была легкой. Все в ней дается дорогой ценой. Только вот, к сожалению, оплачивается наш труд, впрочем, как и наша продукция, ничтожно и унизительно. Как–то услышал по радио, что зарплата комбайнера приравнивается к зарплате среднего банкира. Но ведь я эти полтора миллиона рублей получаю только за один месяц в году. А банкир — каждый месяц...
Двадцать шесть лет назад окончил Смиловичский сельскохозяйственный техникум. Стал агрономом. И столько же лет работаю начальником участка N 1. Площадь немалая: 1.500 гектаров пашни. Я отвечаю за все: и как вспахали, и как засеяли, и как внесли удобрение. Три деревни на моем участке. Когда–то деревню Вечеторово называли Китаем. 62 человека выходили на работу. А теперь — один. Всего же из трех деревень — семь работающих. Вот такая арифметика...
Одиннадцать месяцев я на участке. А пришла уборочная — на комбайн. Это — святое».
И я охотно в это верю. Иначе чем можно объяснить такой вот случай? В 89–м году как раз перед самой уборкой случилась с Геннадием Адамовичем беда: сломал правую ногу. Какая уж тут работа. Какой комбайн. Но...
Узнал Геннадий Адамович, что пригнали в колхоз «Бизон». А там не надо нажимать правой ногой на педаль, чтобы выбрасывать копны. Солома за «Бизоном» стелется в валки. Свирко — к председателю: позволь работать на «Бизоне». «Какой «Бизон», Адамович! Ты же еле ковыляешь. Жди, пока снимут гипс!» Не должен у меня быть пробел в уборочной. Если я не убираю хлеб, то как будто и не живу...»
Убедил Свирко председателя. И намолотил в то трудное для себя лето 800 тонн.
...У «Лиды» за номером 13 я простился с комбайнером Геннадием Свирко. «В следующем году — на пенсию, — сказал он и грустно улыбнулся. — От участка я, конечно, откажусь. А вот комбайн не брошу. Пожить бы только. А там...»
Фото автора.
