Два взгляда на Минский «котел» для вермахта.
ЕЩЕ со времен карфагенского полководца Ганнибала, автора первого окружения римлян у Канн, операции на охват противника со всех сторон и «удушение» в кольце стали считаться верхом стратегического военного искусства. В 1941 году части Красной Армии, в том числе и на территории Беларуси, не раз попадали в такие «котлы». Но вскоре советское командование стало исправно платить врагу той же монетой: второе крупнейшее окружение немецких войск с последующей их ликвидацией в истории Великой Отечественной после Сталинграда случилось именно на белорусской земле! Восточнее Минска в «котле» сгинуло около 105 тысяч вражеских солдат и офицеров. О том, как возросло к этому времени мастерство советских войск, лучше всего расскажут не сухие факты Совинформбюро, а строки... дневника гауптмана-штабиста Вильгельма ГАННЕМАНА, одного из считанных немцев, кому удалось выбраться из окружения после двухмесячного блуждания по белорусским лесам. Свидетелем тех далеких событий стала и Антонина СЕМЕНОВА, бывшая жительница деревни Прилепы Смолевичского района, находившейся недалеко от места окружения. Пускай девочке было немногим более десяти лет, но ее память запечатлела огненные краски, которыми была нарисована картина знаменитой операции «Багратион». Тем более что немцев, блуждавших по лесам, она видела своими глазами, и даже помогла партизанам искать вражеских солдат. Как знать, может быть, одним из тех оборванных «арийцев», которых девчонка заметила в лесу, был автор дневника, строки из которого «БН» сегодня представляет читателю.
Это наступление!
«23 июня 1944 года, Юрьево.
…С утра в штабе полка (22-й пехотный. — Авт.) творится что-то невообразимое: посыльные мотоциклисты носятся по местечку, рискуя задавить кого-нибудь. Эфир переполнен трескотней. Русские «кофемолки» (так на армейском сленге вермахта назывались советские системы подавления радиочастот. — Авт.) просто остервенели — ничего не расслышать. Вскоре самые худшие опасения подтвердились — большевики перешли в наступление! Полковник Крафт собрал нас на совещание, но двоих командиров батальонов нет — они еще в увольнительной. На старика жалко смотреть... В штабе дивизии то молчали, то вдруг потребовали передвинуться вперед, на восточную окраину Борисова, и быть в резерве фронтовых частей. Полк, не пробыв на отдыхе и месяца, снова вступит в бой.
Ко мне забежал командир 2-го батальона Людвиг Брайер — 3-й батальон выдвинулся так спешно, что по ошибке забрал часть принадлежащих второму боеприпасов. Фиппиц (командир 3-го батальона. — Авт.) в своем репертуаре. Делюсь. В 19.00 выдвигаюсь. В батальоне не хватает 40 человек — они до сих пор в Минске».
«24 июня, окрестности Борисова.
…На подходе к Борисову колонна утыкается в разбитый мост через Плессоу (имеется в виду река Плиса. — Авт.). Разбираться, кто виноват — бомбардировщики или лесные бандиты, — совсем нет времени. Тратим на объезд остаток вечера и ночуем в лесу. Горизонт — весь в сполохах от взрывов, грохочет, словно великан бьет в барабан. Окончательно проясняется, что это русское наступление…»
Что ответить «шприцу»?
Вызванный на передовую, чтобы заткнуть дыру во фронте у реки Березина, 22-й полк на марше подвергся налету советских штурмовиков и «рассеялся». На следующий день его вместе с другими частями «подтолкнули» на запад наступающие советские полки. Странички за 25 июня — 4 июля в дневнике не заполнены. Как раз 29-го началась Минская операция, в итоге освободившая столицу БССР.
«5 июля, место у бывшей деревни Бродница (сожженной в 1942 году. — Авт.).
…Полная сумятица, от полка осталась кучка людей — не более 200. К нам пристали люди из 126-го, 122-го, а также солдаты 4-й армии. Откуда они тут? Те, кто занимал линию фронта при первом ударе русских, говорят о лавине танков и сильном артиллерийском огне, какого никогда не видели! Удар был таким, что воздух в районе окопов выгорел — и наши товарищи из 126-го полка просто задохнулись в своих блиндажах. Подхваченные потоком отступающих частей, идем на Минск. Пушки, бронетранспортеры, понтоны брошены. За оружие взялись даже музыканты, писари и хлебопеки. Из штаба полка остался один я. Полковник Крафт идет в одном сапоге — второй порван осколком. Мы не ели второй день».
«6 июля, район Знаменки.
…Утро началось с ужасного открытия: фронт загрохотал с юга и юго-запада. Это — окружение?! Обе оставшиеся рации (их поочередно несут солдаты хозвзвода) не помогают: штабы дивизии и корпуса молчат (потому как давно разбиты. — Авт.). Над головой на запад пролетают волны «мясорубок» (пикирующий бомбардировщик Пе-2. — Авт.) и «железных Густавов» (штурмовик Ил-2. — Авт.) и ни одного «братца Вилли» (немецкий истребитель Me-109. — Авт.). Над затесавшимся в толпе «шприцем» (на сленге вермахта — солдат роты пропаганды, чьи обязанности были, по словам Геббельса, «вливать в немцев бойцовский дух». — Авт.) подтрунивают, спрашивая, откуда у русских столько техники? Ведь все заводы в наших руках еще с 1941 года? Это длится до тех пор, пока перебранку не прекращает папаша Крафт».
«Так, наверное, было в 1812-м с французами…»
«9 июля.
Где-то восточнее Минска.
…Фронт грохочет уже со всех сторон. Постоянно сталкиваемся с подвижными группами русских: те преследуют нас на лошадях, мотоциклах, легких, кажется, американских броневиках. Идем по компасу. На ночь останавливаемся в сосняке. Хорошо, что нет дождя. С утра наша толпа «растаяла» до 170 человек».
«11 июля. Трасса Минск — Борисов.
…Полковник Крафт уверен, что острие удара русских направлено на Минск, и решаем обойти город с севера. Половина отряда — в лохмотьях. Многие для облегчения выбросили все, кроме оружия и обойм. Со стороны похожи на чертей из «Фауста» Гётте. Еды почти нет — доели последние запасы ветчины и хлеба. У некоторых осталось масло, и они едят его с помощью штыков, сдабривая побегами хвои. Ночуем на голой земле, подстилая под себя одежду и ельник».
«12 июля.
…С утра наталкиваемся на гражданских с оружием. Партизаны! Те отступают, потом атакуют: порой доходит до драки врукопашную — отбиваемся ножами, кулаками и прикладами. Теряем 12 человек. Быстро уходим по лесу на запад. В пути от усталости падают еще два десятка солдат. Их никто не подбирает: так, видимо, было в 1812 году с французами... Уже никто не командует: взводы, «учрежденные» Крафтом в самом начале «путешествия», перемешались, солдаты не слушаются командиров. У меня из офицерского добра — только кожаная портупея (у солдат она была из эрзац-кожи. — Авт.), фуражку потерял, в «вальтере», что за голенищем расхлябанного сапога, всего 4 патрона. Отец небесный, чем все это закончится?»
Вместо послесловия
...Группа полковника Крафта блуждала по лесам до сентября 1944-го, пройдя половину территории современной Беларуси. Когда автор дневника Вильгельм Ганнеман вышел к своим, в отряде было всего… 4 человека. Остальные — застряли в красноармейско-партизанском фильтре навсегда. Сам Крафт застрелился. За время операции «Багратион» немцы потеряли 300000 убитыми, 250000 ранеными, 120000 были взяты в плен...
«Они как будто загнанные звери...»
Антонине Александровне Семеновой сейчас 79 лет. Летом 1944 года она была девочкой-подростком. Оккупацию провела сначала в Борисове, потом — в деревне Прилепы Смолевичского района. Жили с матерью и сестрой, ведь отец ушел с Красной Армией в 1941-м. А осенью 1944 года он приехал на побывку с 3-го Украинского фронта. Три года семья о нем ничего не ведала. Маленькой Тоне повезло — папа вернулся живым...
Сегодня Антонина Александровна — минчанка с 60-летним стажем: в 1951-м ее, маляра и штукатура, мобилизовали на столичные новостройки. Родную деревню навещала до середины 80-х, пока больные ноги не затребовали покоя. Но далекие детские впечатления 1944-го хорошо помнит и сейчас.
— Дневнику этого фрица, как мы их тогда называли, верю — врагу тогда пришлось очень трудно. Хорошо помню тот год: мы, ребятишки, вплоть до осени 1945-го играли с брошенным по лесам оружием. А народу сколько потом на минах-снарядах поподрывалось... Немцы убитые, помню, валялись всюду — в полях, за околицами, — без слез Антонина Семенова вспоминать те времена не может. — Да по лесам их, блуждающих, столько попадалось! Нас мама даже за ягодами и грибами не отпускала, боялась, что на фрица наткнемся. Фронт «проскочил» через наши места быстро, но немцы еще долго, аж до сентября, прорывались к своим.
Одну такую группу девочка встретила в августе 1944-го. Отпросившись погулять, Тоня с мальчиками пришла к Светлому ручью, что протекал в густом лесном массиве километров в десяти от Прилепов. Там ребята играли, пуская кораблики.
— И вдруг через ручей, будто загнанные звери, бегут люди: тащат двоих или троих в окровавленных бинтах, за плечами — винтовки, все в копоти, лица осунувшиеся, заросшие. Форма — серо-зеленая, явно не наша. Увидев их, мы сначала испугались, а потом нам крикнули что-то — и мы быстренько убежали, — рассказывает Антонина Александровна. — Вечером к нам пришел односельчанин Сергей — он с 1943-го был в партизанах. Спрашивает: «Немцев видели?» Я ему все и рассказала. Весь следующий день слышали стрельбу, доносящуюся из леса... А к вечеру на телегах через деревню провезли убитых и пленных немцев...
Каждый год, аккурат к лету, вспоминаю эту историю и молюсь за погибших в той страшной войне. Время было — не дай Бог ему повториться.
Денис ТРОФИМЫЧЕВ, «БН»
