Находясь «между небом и землей», Федор Шмаков попал в этот город и стал аксакалом Коласовского…
Неисправимый романтик
Как во мне родилась любовь к театральному искусству, которому отдал в общей сложности 70 лет, — не знаю. Не было ни у кого из моих родных привязанности, тяги к театру: батька рабочий, мать портниха.
В глуши Московской области отрабатывал смену на заводе, а вечерами занимался драматическим искусством в заводском клубе. Многие советовали, мол, надо дальше учиться. Взял отпуск на заводе и поехал в Ленинград (там у меня остались родственники по матери) пробовать поступать. Прошел три творческие комиссии. Последнюю возглавлял великолепный актер Василий Васильевич Меркурьев, народный артист СССР, в мастерскую которого меня и зачислили.
После четырех лет учебы в Ленинградском центральном театральном училище было желание вырваться куда-то на просторы – хоть на юг, хоть на Дальний Восток. Хотя в Ленинграде в двух театрах предлагали остаться. Но я был романтик. Приехал главный режиссер театра Северного флота и пригласил меня и еще одного коллегу к себе. Говорит, не поедете сами, я вас через военкомат заберу. И я уже готов был поехать на флот, но в это время прибыл из Могилева народный артист Беларуси Дмитрий Алексеевич Орлов смотреть выпускников. Посмотрел Меркурьевскую мастерскую и сделал нам предложение всем вместе поехать в Могилев в русский театр. Перед такой перспективой я не устоял. И в 1939 году мы открыли новый сезон в русском театре в Могилеве, где я прослужил два года до начала войны.
1941 год. Мы с театром были на гастролях в Белостоке, который тогда еще входил в состав БССР. Там нас и застала война. В первый же день, 22 июня, мы оттуда удирали кто как мог. По сути дела, тогда Могилевский русский театр и распался. Я доехал до Орши, а потом сел на поезд, идущий до Питера, и вышел в Витебске.
В витебском театре тогда был художественным руководителем и главным режиссером Александр Константинович Ильинский – корифей, мэтр. Мы встретились, и он спросил, где я сейчас (раньше он видел где-то в спектаклях). Говорю: «Между небом и землей». Александр Константинович взял меня за руку, повел в дирекцию и сказал, чтобы меня зачислили. Словом, буквально с третьего или четвертого дня войны я служу в театре имени Якуба Коласа. Тогда он назывался БДТ-2 (Белорусский драматический театр-2). С тех пор прошло 64 года. Все это время я несу в себе любовь к этому театру, любовь к витебскому зрителю.
Любовь земная
В моей довольно продолжительной жизни любовь была. И сейчас есть. Женщины – украшение рода человеческого. Они созданы для того, чтобы их любили. Первый раз, еще в молодые годы, я был женат на актрисе. Наверно, этот брак был «браком». Не буду вдаваться в подробности, но спустя почти 20 лет он закончился по обоюдному желанию…
Сейчас уже почти сорок лет в моей жизни есть моя главная любовь – вторая жена. И самое дорогое этой любви – дочь, которой уже 36 лет. Это тоже любовь, но уже любовь отца к дочери. Дочка подарила нам внучку (сейчас ей 11 лет) и внука (уже 4 годика). Они дороги мне бесконечно. Какое бы ни было настроение, но пообщаешься с ними, и забывается все негативное. Если не увиделся один день (живем в одном квартале друг от друга), то позвоню, поговорю с внуком или внучкой и получаю замечательный заряд положительных эмоций, которые благотворно сказываются на всем. Такое вот продолжение большой любви – достояния двоих.
Я очень любил цирк. Когда учился в театральном училище, мы подрабатывали в массовке в цирке. Сестра одной моей однокурсницы (она в цирке работала) приходила к нам на уроки хореографии. Просто смотрела. И однажды мне предложила сделать вдвоем цирковой номер. Учился я тогда то ли на первом, то ли на втором курсе. Мы уже готовили с ней номер, и я был готов уйти в цирк. Написал об этом старшему брату. Он ответил, что если я брошу театральное, то он откажется называть меня братом и никогда больше не признает. Пришло время заказывать костюмы для номера, так как цирк готовился к гастролям в Среднюю Азию. Опять же – романтика. Но я извинился перед этой женщиной и отказался. Она очень расстроилась, конечно, потому что потратила на меня много времени. А цирк я до сих пор люблю, но как зритель. Театр стал главным.
Еще когда-то в молодости очень хотел летчиком быть. Шел спецнабор комсомольцев в летчики. И я подался туда же. После первой медкомиссии сказали, что годен, а на второй — в летчики со своим зрением я не гожусь. И все. Бог, наверное, в очередной раз был против того, чтобы я порвал с театром.
Было много других предложений: в Киев звали в украинский театр, квартиру обещали сразу. Предлагали вернуться на родину в Ленинград. Я начал уже сниматься в кино. На «Ленфильм» приглашали перейти в постоянный актерский состав при киностудии. Но я отказался. И хотя потом не раз снимался в кино и на разных студиях, не изменил Витебску и театру. Они стали моим выбором на всю жизнь.
Чтобы жить и творить
К режиссуре меня особенно не тянуло. Как-то давно, лет 50 назад, в театре так сложились обстоятельства, что мне предложили поставить спектакль с актерами в основном первого поколения коласовцев: Ильинский, Сергейчик, Звездочетов, Шелег. Спектакль о войне. Я поставил, и он получился. Предложили сделать второй. Теперь уже накопилось около 15 поставленных мной спектаклей. Последняя режиссерская работа по пьесе А.Н. Островского «Правда – хорошо, а счастье лучше» осуществлена в 2000 году. В 1950-м в первой постановке этой пьесы я играл молодого человека Платона. Теперь, по прошествии 50 лет, – самого старого человека, ее героя отставного унтер-офицера Силу Ерофеича Грознова. А еще поставить бы «Позднюю любовь» того же А. Островского! Я хочу, чтобы академический драматический театр ставил на своей сцене произведения хорошей драматургии, в которую может входить трагедия, драма, комедия. А когда отсутствие интересной драматургии заполняется танцами или еще чем-то, я не сторонник такого театра. Театр должен жить человеческими страданиями, радостями, переживаниями. Вот этим он и будет дорог зрителю.
Еще мне хотелось бы получить хорошую драматургическую роль, которую, несмотря на свой возраст, я играл бы с полной отдачей. Хотелось бы отдаваться театру полностью. Ведь когда ты нужен, тогда и силы откуда-то берутся для того, чтобы еще работать и работать.
Хочется поблагодарить Всевышнего: «Сколько же ты, Господи, дашь мне возможности не просто жить, а жить творчески на сцене Национального академического драматического театра имени Якуба Коласа и заниматься своей любимой профессией!»
* * *
В свои почти 89 лет Федор Иванович Шмаков бодр и по-прежнему великолепен и как актер, и как режиссер. Пусть Всевышний услышит и исполнит его желания!
