Известный белорусский онкоуролог Сергей Поляков отмечает день рождения осенью. 58‑летие довелось встретить «при галстуке» — на научно-практической конференции в Москве. Ничуть, признается, этому не огорчился, поскольку любит и ценит профессиональное окружение. Говорит, если бы пришлось пройти второй раз свой врачебный путь — ничего бы в нем не менял...
Семь раз отмерь
— Судя по тому что ваш знак зодиака Весы, решения вы принимаете максимально взвешенные. Угадала?— Ой… (Хмурится.) Вы знаете, гороскопы, приметы и прочие суеверия — совсем не мое. Если голубь пометил машину, я считаю, это не к богатству, а, наоборот, к тому, что придется потратиться на мойку автомобиля. (Смеется.) Решение принимаю быстро, когда стою за операционным столом: там долгие раздумья могут обернуться осложнениями, а зачастую вообще определяют жизнь человека. А вот если речь идет о функционировании нашего центра, организации работы онкологической службы, то такие решения из категории «семь раз отмерь — один отрежь». На их обдумывание уходят дни, месяцы, а то и годы, потому что от них зависит судьба больших групп людей, даже общества в целом.
— Самая большая опухоль, которую вам пришлось удалить?
— Новообразование почки весом 10 килограммов. Сама почка, для сравнения, весит всего 150 граммов. Но размер далеко не всегда является показателем сложности операции. Опухоль бывает совсем маленькая, но расположена в коварном труднодоступном месте — на то, чтобы ее убрать, может уйти 5 — 6 часов.
— Чем больше хирург выполнил операций, тем он круче?
— С одной стороны, да. В профессиональной среде считается, что если одно и то же хирургическое вмешательство выполняется до 50 раз, то это еще учеба. Когда рутинные операции ты освоил, начинаешь работать в нестандартных ситуациях и делать что-то впервые, а это уже совершенно иной уровень квалификации.
— Да, в памяти откладывается то, что было впервые...
— Не только. Сильное эмоциональное включение происходит, когда имеешь дело с молодыми пациентами. Рак — это все-таки болезнь пожилых. А если перед тобой 19‑летний студент, ты и переживаешь, и рефлексируешь: как так, почему?
— Доказано исследованиями, что онкологи быстрее всего выгорают.
- Не спорю. Я лично отмечаю и другой тренд — с годами онкологи начинают несерьезно воспринимать другие болезни. Когда всю жизнь борешься с новообразованиями, которые угрожают жизни пациента, гастрит или холецистит кажутся пустяками. Хотя это, безусловно, не так.
— А сами онкологи боятся заболеть тем, от чего других лечат?
— По-разному. Я — нет. Прохожу регулярно скрининговые обследования и другим настоятельно рекомендую. Ведь онкологический диагноз уже давно не приговор, особенно если его выявят на ранних стадиях.
Первый раз я пришел в палату к пациентам в Гомельском онкодиспансере с мыслью, что завтра они все умрут. А теперь любого онкопациента воспринимаешь как человека с хроническим диагнозом.Сейчас, например, пациенты с метастатическим раком предстательной железы, который нечувствителен к гормонам, живут по семь и больше лет, а 30 лет назад им от силы давали год. Возможности здравоохранения уже совершенно другие, и, соответственно, отношение к болезни более спокойное. Диагноз от человека уже никто не скрывает.
Кто есть кто
— 2020 год для многих стал уроком. Какой извлекли для себя вы?— Это был очень сложный во всех отношениях период. Я возглавил РНПЦ онкологии в феврале. И грянул ковид. Мы не переквалифицировались в инфекционный стационар, а продолжали оперировать. Когда все больные с ковидом, алгоритм работы единый и понятный. А когда пациента готовят к операции по удалению опухоли, а у его соседа тест положительный, тут приходится поломать голову, что делать. Потом известные политические события… Не обошлось без шатаний и в нашем центре. Я разговаривал с людьми, выступал за то, что идти на улицы и протестовать неправильно. В первую очередь врачи должны выполнять свое дело — лечить людей, не поддаваясь на эмоциональные провокации.
2020‑й помог мне стать более зрелым. Я даже благодарен в какой-то мере произошедшему. Ведь в спокойной размеренной жизни люди одинаково хорошие и предсказуемые. А истинная, глубинная суть человека проявляется в кризисе. Кто-то струсил, сбежал, заразился агрессивными эмоциями и обесценил все, что было до этого.Разделение во врачебной среде, к сожалению, произошло. Но то, что сейчас мы все пытаемся объединиться и ставим общие задачи, — правильно. Еще в Библии было сказано: «Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет, и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит».
Хорошо там, где нас нет
— Вам когда-нибудь предлагали уехать из страны?— Я получил такое предложение во время стажировки в Кельне в 2005 году. Довелось углублять профессиональное мастерство с профессором Акселем Хайденрайхом. Мы сблизились не только в вопросах хирургии, но и духовно. Очень комфортно было работать вместе. Он посоветовал выучить немецкий и приехать к нему. Мол, найдем здесь тебе достойное применение. Когда я вернулся домой, понял, что уехать — это немного умереть, ведь есть что терять. Хотя бы врачебное окружение, с которым ты уже сросся, друзей. С профессором Хайденрайхом мы продолжаем поддерживать связь. Встречаемся на международных конгрессах, ведем переписку.
— Ну а как же более высокая зарплата?
— Понимаете, это очень сильная манипуляция — утверждать, что на Западе врачи сплошь все прекрасно зарабатывают.
Везде медицина — очень долгий бизнес, требующий огромных инвестиций в себя и приносящий прибыль только спустя годы. Ценят и высоко оплачивают на Западе уже состоявшихся профессионалов, с именем и авторитетом. Так и у нас овладение методиками высокотехнологических и сложных вмешательств дает возможность более высокого дохода.Согласен: если у врача болит голова, что поесть семье и где жить, он может перестать развиваться. Он будет, как в 90‑е годы, возить шмотки из-за бугра и заниматься их перепродажей, а как хирург развиваться не будет. Но такая ситуация уже, к счастью, в прошлом.
— Назовите трех человек, которые являются для вас безусловными авторитетами.
— В политике — Президент. В медицине — академик Николай Савченко. А вот в житейских вопросах многому учусь у своих друзей.
О генах и образе жизни
— Исследования ВОЗ подтверждают, что здоровье человека зависит от здравоохранения всего на 10 процентов. По 20 процентов — от генетики и экологии, и больше всего, на 50, — от образа жизни. Ваш опыт это подтверждает?— Медицина чаще имеет дело с уже больными людьми и борется с последствиями. Если бы население чаще проходило диспансеризацию, все виды скринингов, тогда бы, возможно, от медицины здоровье зависело больше. Особенно после 50 лет, когда риски возрастают. От здравоохранения, безусловно, зависят возможности лечения сложных болезней и в какой-то степени продолжительность жизни. Раньше от сахарного диабета умирали в молодом и зрелом возрасте, а теперь продолжительность жизни с этим диагнозом даже больше, чем в среднем в популяции. Некоторые до ста лет живут, потому что следят за собой, корригируют образ жизни.
Соглашусь с ВОЗ, что это очень важно. Но генетике я отдал бы больше влияния, чем экологии. Возможно потому, что наследственность может формироваться и закрепленными многими поколениями привычками.Мой дед, например, вырос в голодные годы, когда еда, по нынешним меркам, была совсем никудышная, пережил войну (какая там экология!) и прожил 92 года. Он не был сибирским здоровяком. Перенес операцию при раке кишечника, но после нее прожил еще десяток лет полноценной жизни. В 92 года он завязывал шнурки, как молодые, наклонившись, а не как многие старички, присев на стул.
— Сами насколько здоровый образ жизни ведете?
— Тут особенно похвастаться и нечем. (Смеется.) Нагрузка у руководителей крупных научно-практических центров такая, что рекомендации по чередованию режима труда и отдыха могут показаться наивными. Ненормированный рабочий день, многозадачность, накладки, форс-мажоры… Правда, в последнее время удается больше времени уделять собственному здоровью. Хожу два-три раза в спортзал, иногда боксирую с грушей. Благо есть компания. Убедился, что замотивировать себя на тренировку куда легче с единомышленниками. Пропустил — тут же звонят, взывают к совести. И это работает.
— А опыт преодоления вредных привычек у вас есть?
— Дважды бросал курить. Первый раз в… 6 лет. В мое время гаджетов не было, много времени проводил во дворе, с ватагой ровесников. И вот как-то поддался влиянию — собирал вместе со всеми «бычки» и, подражая взрослым, «дымил». Девчонка-соседка настучала бабушке. Та не ругала меня, а пристыдила. С тех пор я не притрагивался к сигаретам до момента жизненного кризиса.Затянулся, чтобы снять стресс, и в итоге курил еще лет пять. Когда понял, что стресс никуда не уходит, решил завязать. Постепенно перешел на электронные сигареты, а в один момент выбросил их вон. Важно бросить в прямом и переносном смысле. Это вопрос решимости, самопрограммирования.
Антистрессовый набор
— Что снимает стресс? Проверенными на себе способами поделитесь, пожалуйста.— Первый — сажусь за руль автомобиля, у меня «Форд-Эксплорер», и включаю любимую музыку — рок-н-ролл, русский рок или кантри. Второй — когда накатывает уныние или другой негатив, прежде всего нахожу минуты побыть одному, сосредотачиваясь на переживаниях. Потом, наоборот, нужно пообщаться с людьми, но только с теми, которым доверяешь. Сходить с ними в баню, поохотиться, то есть переключиться. Любая активная деятельность, требующая отдачи энергии и не связанная с тем, откуда получены отрицательные эмоции, прекрасно оздоравливает.
— Как работодатель вы присутствуете при распределении выпускников медвузов. По каким критериям, на ваш взгляд, следует отбирать будущих онкологов?
— В первую очередь по успеваемости. Онкология требует очень высокого уровня знаний и способности учиться на протяжении всей жизни.
Из внутренних качеств нужны способность сопереживать, доброта. Безразличный бесчувственный онколог профнепригоден. Мы и так с годами, надо признаться, немного черствеем. А вступать в профессию нужно обязательно с горячим сердцем.У меня был младший брат, больной гемофилией. Видя его страдания, мне очень хотелось узнать, почему он заболел, и помочь ему. Благородные чувства — сильный мотиватор.
— Я-то думала, выбор профессии у вас связан с генами. Не так давно вы принимали в центре выставку «Партизаны Беларуси». Оказалось, ваш дед был военным врачом…
— В семье мы до сих пор храним его письма-треугольнички с фронта, три боевых ордена, фотографию 1943 года... Я вспоминаю рассказы деда, как он в полевых условиях оперировал. Гордость за то, что столько солдат остались живы благодаря его рукам и мужеству, возможно, тоже сформировала интерес к профессии доктора. Хотя, если честно, к ней меня больше подтолкнули родители-педагоги.
По чем тоскует душа
— Вспоминая детство, о чем ностальгируете?— По общению за кухонным столом. Когда не было смартфонов, люди больше делились друг с другом пережитым глаза в глаза. Двери нашего дома всегда были открыты для друзей и коллег родителей. Сидя на кухне, обсуждали все — от методик преподавания до ситуации в мире. Сейчас мы тоже с друзьями собираемся на природе. Но тоска именно по «кухонному» общению осталась.
— Вы как-то сказали, что верите в жизнь после смерти. Непривычно для врача, который привык все научно доказывать.
— А я не вижу особых противоречий между научными знаниями и верой в Бога и загробную жизнь. Наука видит материальное, религия — духовное и душевное. Одно другому не мешает. Христианство говорит, что душа вечна. И я верю в это, хоть не могу доказать. Проверить мы можем, только когда окажемся по ту сторону.— В церковь ходите?
— К сожалению, не каждую неделю. Чаще приводят туда проблемы. Совсем как пациентов к врачу. Большинство из нас ведут светскую жизнь, и неприятности, болезни напоминают о том, что мы о Творце подзабыли. Хотя вера, конечно, внутри нас. Помолиться можно и сидя на лавочке в парке.
— Если бы вам подарили миллион долларов, на что бы вы его потратили?
— Само ожидание такого подарка может сильно испортить жизнь. Деньги человек должен заработать сам. Но если бы это вдруг случилось, исполнил бы заветные мечты дорогих мне людей.
— Сколько лет хотели бы прожить?
— Не хочу себя в том ограничивать. Единственное — боюсь дряхлости и беспомощности.
— Как обычно проводите выходные?
— По-разному. Пьем кофе по утрам в субботу с друзьями и сплетничаем. (Смеется.) Представьте себе, мужчины тоже это делают! Пристрастился последнее время к охоте. Не стремлюсь добыть трофеи, но азарт и общение с егерями, охотниками отлично релаксирует. Люблю готовить дичь в соусе. Мясо — мужской продукт, и, убежден, его лучше всего готовят мужчины.
ДОСЬЕ
♦ Родился 29 сентября 1965 года в Брянске.
♦ Окончил Минский мединститут.
♦ Проходил интернатуру в Гомельской областной больнице, работал в Гомельском областном онкодиспансере.
♦ С 1991 по 2020 год трудился на различных должностях в РНПЦ онкологии.
♦ В 1997 году защитил кандидатскую, в 2018‑м — докторскую диссертацию.
♦ В феврале 2020 года назначен директором РНПЦ онкологии.
♦ В 2023 году присвоено звание профессора.
♦ Отличник здравоохранения Беларуси.
♦ Лауреат Государственной премии в области науки и техники.
♦ Награжден медалью «За трудовые заслуги».
Простить — значит принять
— Жизнь мне показала, что принять и понять можно все, — признается Сергей Поляков. — Даже самое страшное, то есть предательство. Но при этом отношение к человеку после произошедшего уже не будет прежним. Каждый поступок оставляет свой след.
Жизнь не кино
— Фильмы и сериалы про врачей не смотрю, хотя самому доводилось сотрудничать с режиссерами и сценаристами, консультировать их о нашей кухне, — говорит онкоуролог. — Кино и будни — разные реальности. Но я очень уважаю создателей фильмов, потому что благодаря им у людей появляется интерес к нашей специальности.
