«Встреча выпускников» в Художественной галерее Михаила Савицкого продлится недолго. Не тот повод, чтобы вести долгие разговоры и подводить итоги. Всего лишь встреча людей, у которых из общего — давние воспоминания. Но таких выставок в Минске еще не было. Да и не только в Минске, пожалуй.
Вячеслав Рускевич, Анатолий Кузнецов, Корней Алексеев, Игорь Бархатков и Надежда Ливенцева.
Cобрать в одном зале работы не просто выпускников художественного факультета, а однокурсников, в последний раз запечатленных на общей фотографии 40 лет назад, — идея как минимум неожиданная, если не странная. Слишком разный путь к себе и внутренней свободе за такой срок прошли художники, чья творческая юность начиналась с «сурового стиля» и завершилась в пору памятной «Бульдозерной выставки». Импрессионист, живущий в Америке, абстракционист, создатель городских скульптур, два портретиста — искусство Витольда Бархаткова, Анатолия Кузнецова, Корнея Алексеева, Надежды Ливенцевой и Вячеслава Рускевича действительно сложно представить в общем выставочном пространстве. А стен и углов в галерее Савицкого не так много, чтобы расставить между ними нужные знаки препинания. Но, оказавшись рядом, эти несовместимые на первый взгляд холсты и скульптуры оказались неожиданно созвучны, а заодно поставили под большое сомнение столь популярное сегодня мнение об ограниченности искусства «развитого социализма».
Для автопортрета Витольда Бархаткова стены и углы все же нашлись — на выставке это единственная картина, которую можно рассматривать отдельно от других работ. Причем рассматривать долго — возможность увидеть живопись старшего из братьев Бархатковых дорогого стоит. Не только потому, что редкая. Именно его, своего старшего сына, классик белорусского пейзажа Антон Бархатков, друг и ученик Витольда Бялыницкого–Бирули считал самым перспективным из всей талантливой династии Бархатковых. Но в 1989–м Витольд Бархатков уехал в Америку. Его творческая жизнь сложилась и там, однако брат, известный художник и коллекционер Игорь Бархатков, считает, что в Беларуси Витольд выиграл бы больше:
— В Америке свои кумиры, менталитет, и никуда от этого не денешься. У Витольда там галерея, он пишет, выставляется, включился в такую нормальную коммерческую жизнь художника, в целом все хорошо. Но рисует уже несколько иначе. Тогда это было чище. Ведь его поколение первым открыло для себя импрессионизм. В тех работах, которые я не позволил увезти в Америку, брат — чистейший импрессионист. На мой взгляд, самый убедительный из белорусских художников. И если бы не уехал...
Увы, теперь можно только предполагать, как могло выглядеть это «если бы» молодого Витольда, способного щедрой россыпью цветных пятен создать абсолютно живое тепло и фактуру. Привезти в Беларусь его сегодняшнюю живопись — дело затратное, хлопотное, почти невозможное. Да и сам художник уже не так молод даже для частных визитов на родину. Но ни одна из 20 ранних работ, предложенных им на эту «Встречу выпускников», не выглядит провалом во времени рядом с сегодняшним творчеством коллег и друзей юности. Там столько свободы... К слову, Беларусь старший из братьев Бархатковых покинул отнюдь не по причине каких–то творческих разногласий. Тема там глубоко личная, причиной стала любовь...
Нет, конечно же, был и беспощадный фильтр выставкомов, стремление освободиться от штампов соцреализма и бульдозер, наезжающий на полотна неформальных художников. Было черное, белое... Но палитра любого времени гораздо богаче по цвету.
Вячеслав Рускевич. «Вниз по лестнице, ведущей вверх», 2013 г.
— Говорят, что история связывает людей через рукопожатие, — рассуждает Вячеслав Рускевич, инициатор «Встречи выпускников» в галерее Савицкого. — А ведь так и есть. Один из наших учителей, Хаим Моисеевич Лившиц, напрямую общался с Павлом Филоновым — тот даже вспоминал о нем в своих дневниках. Другой, Натан Моисеевич Воронов, учился у Александра Осмеркина, читал нам его письма, можно сказать, через это «рукопожатие» мы были связаны со всем «Бубновым валетом» (знаменитой группой художников–авангардистов начала прошлого века. — Авт.).
В Белорусском театрально–художественном институте они учились у Щемелева, Аракчеева, Залозного, Данцига, Крохалева. Учились мастерству, цвету — и свободе.
— На стипендию мы могли свободно ездить в Питер и Москву, педагоги нас отпускали, — вспоминает Анатолий Кузнецов: — Петр Серапионович, — приходил я к Крохалеву, — я в Питер на этюды — и отбывал на неделю. Ездили в Москву на выставки неофициальных художников, проходившие на Малой Грузинской, так часто, что стали друзьями. Хотя, конечно, многое оставалось недоступным. Следующие три года после института стали для меня, пожалуй, самыми сложными в жизни. Все, что я делал, оставляло ощущение пустоты. Пока жена, художник по стеклу, не предложила съездить на стеклозавод. Посмотреть, как льется стекло — совсем другой красочный мир. В то время туда пришел Александр Анищик, по студенческому обмену побывавший в Чехии, откуда привез гору альбомов по искусству. Впервые в жизни я увидел Модильяни, Пикассо, Мондриана — и «проснулся». Да, нас не брали на выставки. Но если председателем выставкома был, например, Щемелев, шанс появлялся всегда. Или вот помню шумиху вокруг нашей выставки «БуКуБ» (Бущик, Кузнецов, Борздыка) в кинотеатре «Октябрь». Когда «уполномоченные» пришли снимать картины, директор кинотеатра грудью встал на защиту, мол, только он, хозяин, может решать судьбу наших работ.
Корней Алексеев. «Молитва», 1994 г.
— Время — вещь достаточно неопределенная, — добавляет Рускевич. — Не время окрашивает нашу жизнь, а люди, которые нам близки.
Ни у одного из них не осталось ни обид, ни претензий к своему прошлому, им есть за что и кому быть благодарными за свой сегодняшний успех. «Они — поколение романтиков и остаются ими до сих пор», — оценивает старших коллег Игорь Бархатков. Возможно, оттого и не возникает диссонанса между такими разными работами выпускников 1976 года.
cultura@sb.by
Советская Белоруссия № 184 (25066). Суббота, 24 сентября 2016
