Читаю в интернете: часть веревки, на которой после Нюрнберга повесили эсэсовца Эрнста Кальтенбруннера, а также другие вещи нацистов, включая одежду Адольфа Гитлера, выставили на аукционную продажу в Мюнхене. Среди лотов декларируются также медный контейнер Германа Геринга, содержавший ампулу с ядом, с помощью которого Геринг совершил самоубийство за несколько часов до смертной казни, его часы и даже шелковое белье. Организатор объяснил весьма экзотические торги их важностью «для лучшего понимания» тех времен и событий и уточнил, что адресует свои предложения музеям и коллекционерам, интересующимся артефактами периода Второй мировой войны. Соответствующий «коллекционер» на выставленные «раритеты» нашелся сразу. И на брюки с кожаными карманами (62 тысячи евро) и китель (275 тысяч евро) Гитлера, и на все прочее. Покупатель вроде как из Южной Америки. Где, кстати, после Второй мировой войны осело немало нацистов, скрывавшихся от возмездия за сотворенные преступления.
Никто не спорит: знать и понимать прошлое, безусловно, надо. Хотя, как видится, сегодня все чаще у каждого формируются свои собственные и знание, и понимание, и память.
Перед майскими праздниками мне позвонил историк и педагог Кузьма Козак, с которым давно и хорошо знакома по его работе в Исторической мастерской Минского международного образовательного центра имени Й.Рау. Сообщил новости, а затем спросил: «Скажи, по–твоему, надо ли спустя более чем 70 лет после войны вспоминать и рассказывать о пережитых тогда людьми страданиях и мучениях? Или теперь это неинтересно и неважно, ведь столько лет прошло?» Сам Кузьма Иванович всю свою профессиональную жизнь (и общественную тоже) посвятил исследованию событий Второй мировой войны, собирает факты проявлений массового нацистского террора и геноцида на оккупированных территориях. Поэтому в его варианте ответа сомневаться не приходится. Но! Раз спрашивает, значит, накат противоположного мнения чувствителен. Значит, некое сомнение в воздухе витает. Вот и наша постоянная читательница Ольга Александровна Запольная из деревни Фариново Полоцкого района в письме в редакцию пишет: «Если это интересно, я бы описала, какие мучения тогда перенесли, а теперь мы копаемся, выбираем сорта хлеба, мне даже бывает стыдно за себя». И снова невысказанный, но читаемый вопрос: а действительно ли то тяжелое прошлое нужно и важно благополучному сегодня?
Ольга Александровна, не сомневайтесь: и нужно, и важно!
Ольга Запольная родилась в 41–м в Витебске. С началом гитлеровской оккупации ее семья перебралась в тогдашний Ветринский район, где жили дед и бабушка по материнской линии. Несмотря на малолетство, в памяти Ольги Запольной намертво отпечатались ощущения от войны. Примечательно, что ее воспоминания о пережитом до сих пор сохраняют детскую бесхитростность и беззащитность (в целом свойственную народной традиции), отчего глубина переживаний делается и вовсе бездонной:
«В 1943 году нашу семью посадили в Ветринскую тюрьму. Там сидело много народа. Людям приносили поесть родственники, а нам никто ничего не приносил. Мне, маленькой, очень хотелось есть, я стояла около стола и смотрела, как едят люди. На меня ругалась мама: как тебе не стыдно смотреть. Я отвечала: я не прошу, я только смотрю. Некоторые давали мне картошку или огурчик. Но вот одна женщина ела клецки, были они в литровой банке, три штуки, она мне не дала. Мне тот запах клецок и теперь, кажется, пахнет под носом...
На улице был туалет, и возле него росла морковка. Когда меня отпускали в туалет, я воровала эту морковку: приносила и всем своим раздавала, и той женщине, которая дает мне картошку. Свою морковку я не разрешала чистить — плакала, что много срезают морковки: помоют, и я ела.
Мы сидели два месяца, и вот однажды утром нам не дали есть, сказали: вас сегодня расстреляют... Потом мои родственники обнялись, стояли все в кружок и плакали, я стояла в том кружке, и была мокрая моя голова и лицо. После прощания я спросила у бабушки: это страшно — стрелять? Бабушка мне сказала: нестрашно, мы все обнимемся и уснем. Я у нее спросила: а есть не буду хотеть? Бабушка сказала: нет. Я так обрадовалась, прыгала на одной ноге и всем говорила, как нам будет хорошо, не будем хотеть есть. Они меня гладили по головке, плакали и говорили: лучше бы ты есть хотела, чем так спать... А я думала: быстрей бы нас расстреляли.
И вот нас вывели на площадку около тюрьмы, с ружьями... И вдруг появляется человек в форме... Он говорит: не стреляйте эту семью, мы расстреляли его сыновей. Дедушкиных. И нас отпустили...»
Разве допустимо равнодушно перелистнуть такое? «После войны я никогда не смотрела военные фильмы, не читала книги про войну», — признается Ольга Александровна.
Иногда слышишь рассуждения: мол, слишком долго люди живут спокойно, в достатке, без войны, оттого «заелись». Не думаю, что мира и благополучия бывает слишком много. А вот насчет «заелись»... Да, время идет, оно диктует свои правила жизни, в том числе и правила примирения с прошлым. Но когда кому–то приходит в голову безумная идея коллекционировать недоношенные нацистские кальсоны, обязательно появляются и желающие их примерить.
ulitenok@sb.by
Советская Белоруссия № 127 (25009). Вторник, 5 июля 2016
