Цены волнуют всех и всегда — на услуги ЖКХ, лекарства, проезд в общественном транспорте и так далее и тому подобное. Почему они идут в гору или, наоборот, застывают на месте? Что за этим стоит? Какие расчеты? О стоимости платного образования тоже заходит речь. Иногда даже звучит: мол, учиться в Минске уже дороже, чем в Сорбонне. Почему? Давайте разберемся спокойно, с цифрами и фактами в руках.
С формальной точки зрения действительно по ценам мы уже догнали университеты Балтии и Польши. Во Франции, Германии, Австрии обучение обходится в среднем 500 — 1.000 евро в год. Причем эта сумма страховых или профсоюзных взносов, а сама учеба считается бесплатной. В Италии студенты платят так называемый налог на образование от 170 до 3,5 тысячи евро в год в зависимости от доходов семьи. В наших же вузах нынче путь к диплому стоит от 800 до 1.750 долларов на дневном отделении за год. Но... Это ведь для тех, кто не выдержал конкурс на бюджетные места.
В этом году, например, государственные вузы планируют принять 30,5 тысячи первокурсников за счет бюджета. То есть больше половины выпускников школ! Поэтому сравнивать цены некорректно. Можно говорить, что в Чехии и Финляндии обучение бесплатное даже для иностранцев. Но туда не берут всех подряд. Конкурс до 300 человек на место! И иностранцы участвуют в нем на общих основаниях с коренными жителями, доказывая свое право на учебу на официальном языке страны. Так что шансы невелики, откровенно говоря (представьте поступление корейцев в наш БГУ через ЦТ!). Кроме того, отсев жесткий. Действует «принцип воронки». Не справляющихся с программой безжалостно отчисляют. Например, в Англии только процентов 60 студентов добираются до финишной черты. Никто не делает скидки на то, что ты — иностранец, не понял, не успел, забыл, пропустил...
Вообще, у образования есть несколько базовых характеристик. Во–первых, это доступность. Беларусь по количеству студентов едва ли не впереди планеты всей. Сегодня гранит науки грызут в 6 раз больше белорусов, чем в 1960 году, когда на 10 тысяч населения было всего 73 студента. Сегодня — 467! 85 процентов выпускников школ становятся студентами. Это очень высокий показатель. Для сравнения: Швеция — самая развитая страна Европы, а высшее образование там имеют всего 13 процентов населения. В Европе, если чувствуют, что выбрали неправильную дорогу, уходят как можно скорее, чтобы не терять время даром. У нас же некоторые поступают в университеты только для того, чтобы на 5 лет отложить выбор профессии, «чтобы корка была», а там как повезет... Так нам ли сетовать на недоступность высшего образования?
В Беларуси на финансирование сферы образования из бюджета ежегодно выделяется около 5 — 5,5 процента ВВП. Тоже относительно высокий уровень. В Германии и Польше, например, этот показатель составляет 5,1 процента, Финляндии — 6,8. Только масштабы ВВП у нас несоизмеримы. Поэтому абсолютные расходы совсем другие. По данным ЮНЕСКО, у нас на одного студента расходуется примерно 1.900 долларов, а в странах ЕС — 13 тысяч долларов в год. Университеты — лидеры различных мировых рейтингов и вовсе тратят до 300 тысяч долларов на одного студента. В итоге повышению доступности образования противостоит неизбежное уменьшение затрат государства на каждого учащегося.
Известно, что «платники» покрывают пока лишь 50 — 60 процентов от того, что дотируется на бюджетника. А за свой счет в белорусских вузах учатся две трети студентов. По полной счет выставляется только иностранцам. И ректоры дружно возмущаются, когда слышат, что вуз живет за деньги «платников». Ведь, получается, государство еще и компенсирует часть затрат на их обучение! А это бьет по качеству подготовки. Тем более что о строгом отборе речь вообще зачастую не идет. Да, сейчас планку для поступления в вуз подняли, но сумма, скажем, 10 баллов по языку вызывает у преподавателей тоже горькую улыбку. Куда это годится, если сначала ученик рассуждает: «А зачем мне учиться, если я и так поступлю?», а потом студент–«платник» негодует: «Я плачу и еще учиться должен?» Все острее вопрос: нужны ли нам такие «студенты»?
В белорусской (как, впрочем, и в российской) модели платного высшего образования вместо «принципа воронки» — «принцип трубы». Поступив на платное, студент с вероятностью 90 — 95 процентов получит диплом. Может быть, дело в том, что количество преподавателей нормировано по количеству студентов. Отчислить треть из них — нужно будет сокращать преподавательские ставки. И потому многие просто тихо получают минимальные оценки, не напрягаясь. А зачем, если работодатели никогда не интересуются вкладышем к диплому, в котором указаны оценки?
Высшее образование не может быть массовым и бесплатным одновременно. Когда специалисты с высшим и средним специальным образованием устраиваются рабочими, с экономической точки зрения это сродни разбазариванию и без того недостаточных средств. Зачем же выбрасывать деньги на подготовку учителей, которые не пойдут в школу? Лучше резко повысить учительские зарплаты — и тогда студенты возьмут кредит, чтобы учиться в педвузе. Так или иначе, но решать нужно сразу две проблемы: соответствующего финансирования вузов и отбора студентов, способных оправдать вложенные в них средства.
