Хуже было с акулой… Ее я увидел в последней декаде октября, когда небо даже при желании не могло сотворить из облаков что-то светлое. И все же я чувствовал, что лето не прошло даром для меня, моих друзей и родственников, разделивших со мной отдых в усадьбе. Я ощущал прилив сил, и потому встреча с акулой не пугала.
Настораживало другое. Как сложится для меня и моих близких предстоящая зима в столице. Статистика заболевших коронавирусом не радовала. Больше огорчала, но по-прежнему хотелось верить в то, что эта напасть скоро отступит.
На закрытие сезона я позвал соседей и своего доброго приятеля, председателя местного хозяйства Александра Станиславовича. Он не задержался — быстро перекусил за столом и ушел. А вот с соседями, двумя пожилыми женщинами и Генрихом, мы хорошо посидели. Руководил застольем самый молодой из нас — Павел, бывший повар одного из рижских ресторанов. Каждому предстояло вспомнить, чем запомнилось ему это лето.
— Я убедилась, — сказала Надежда Ивановна, — что любая беда открывает нам глаза. Я не то чтобы сомневалась в своих детях, в их добром отношении ко мне, но, честно говоря, такого тепла от них не ожидала. Ни от Аллы, при первой возможности спешившей ко мне во время болезни, ни от Леонида, примчавшего из Латвии поддержать меня всем, чем только можно. Успели и с огородом справиться. Все у меня есть на зиму в погребе: картошка, морковь, капуста, свекла…
— А я вот передумала ехать зимовать в Россию, к своей старшей дочери, — подхватила разговор баба Маня. — Там, конечно, я была бы окружена заботой и теплом, но ничего не бывает теплее родной земельки. Той, где сама провела всю жизнь, где муженек мой покоится.
Я, сидя за столом и с удовольствием поглощая маринованные огурцы Надежды Ивановны, дивился таким складным речам обеих женщин. Ну, хорошо бы слышать такие слова от бывшей учительницы, скажем, литературы, так ведь передо мной были простые хуторянки. Надежда Ивановна работала санитаркой в поселковой больнице, а баба Маня, как ее здесь все называют, всю жизнь трудилась дояркой и считалась в этой профессии лучшей в районе. Потому и пенсия у нее сейчас повышенная.
— А я вот стал дедушкой этим летом, — дождался своей очереди вступить в разговор Павел. — Мой Эрик остепенился и решил создать настоящую семью. Жаль только, не знаю, когда увижу внучку. Вы в курсе, какая сейчас ситуация на границах из-за пандемии. А о том, как сам переболел, и вспоминать не хочу. Уже когда лежал в реанимации, сильно жалел, что не сделал своевременно прививку. Честно говоря, не понимаю тех, кто отказывается прививаться. Ну, ладно бы сами, так еще и других агитируют повторять свой «подвиг». Чудаки! Не клюнул их еще петух в одно место.
Я исподволь наблюдал за Генрихом, который во время этой беседы медленно потягивал сливянку, изготовленную бабой Маней по секретному рецепту. Его явно что-то тревожило. Может, ему тоже каким-то образом стала известна информация, с которой я пока не знал, как поступить. От одного из своих знакомых в райисполкоме я услышал, что в Национальном парке намерены закрыть, а затем и снести здание Дома охотника, смотрителем которого многие годы и был наш Генрих. Это сообщение не просто огорчит его, а конкретно подкосит. Да и всем нам, жителям этого тихого хуторского поселка, будет без Дома скучновато. По сути, это была единственная местная достопримечательность. Но, похоже, Генрих еще не знал о таких намерениях руководства парка и сказал о другом:
— Ничего хорошего это лето мне не принесло. Несколько родственников ушли из жизни. Да и сам я не геройствую. Как-то ослаб быстро. Может, в зимнее время окрепну. Не хотелось бы раньше времени оставлять активную жизнь.
Все сидевшие за столом поддержали соседа, а затем дружно глянули на сойку, прилетевшую на клумбу полакомиться хлебушком, который я для нее насыпал. Дело в том, что эта красивая и довольно редкая птица одной из первых в округе обнаружила, что выспел боярышник, и теперь регулярно прилетала за сочными ягодами. Я понял, что она голодна, и стал подкармливать ее еще и хлебом. Гостья не отказывалась от такого угощения, но близко к себе не подпускала. Осторожная птица! Вот и сейчас, услышав наши голоса на веранде, быстро ретировалась.
— Лучшие наши годы улетели, как эта сойка, — вздохнул Павел.
Однако никто его не поддержал. Нам не хотелось в этот вечер говорить о грустном, и Надежда Ивановна предложила спеть какую-нибудь народную песню. Все дружно согласились.
Когда гости разошлись, я, сидя у камина, задал вопрос себе: а что памятного произошло со мной минувшим летом? Пожалуй, ничего стоящего. Это уже само по себе хорошее состояние души и тела. Возможно, стал сентиментальнее и чаще готов ощутить на глазах слезу, когда узнаю о своих близких не самые добрые вести. Еще мне жаль всех этих милых стариков, хотя пели они не самые грустные песни. Как ни крути, а даже в этих глухих местах на смену их хуторам приходят коттеджи богатых людей. Непонятно только, зачем они вбухивают такие большие деньги в строение, где сами бывают не более одной-двух недель в году. Неужели для престижа? Трудно сказать. Видно, у всех по-разному. Эти молчаливые старые дома, вырастившие не одно поколение наших людей, снесут, разберут по бревнышку. Останутся одни коттеджи и виллы. Начнется и здесь совсем иной уклад жизни.
Я доложил пару поленьев в камин и стряхнул эти невеселые мысли. Какое-то время еще можно будет созерцать и нынешний пейзаж, радоваться за местных сельчан, когда для этого будет повод. А их жизнь всегда подбрасывает. Большие и маленькие. Жизнь вокруг хоть и стала более колючей, но еще никуда не исчезло все светлое, доброе, любимое. Так ведь? В этом можно убедиться, даже глядя в небо с его сказочными облаками.
