В Минске в проекте "Художник и город" выставят работы Николая Селещука

Вчера на площади Якуба Коласа открылась выставка аллегорий Николая Селещука. Под живую музыку в лучах закатного майского солнца. С участием модных блоггеров и броскими декорациями для эффектного «селфи» гостей.

Пожалуй, вся эта карнавальная суета пришлась бы ему по вкусу. Селещук всегда был там, где яркие краски, свежий ветер, эмоции на пределе. Даже выглядел так, что пройти мимо было невозможно. И погиб, как в кино, заставив друзей и всех прочих гадать, предвидел он свою смерть в шальной волне между Римом и Неаполем или только ощущал себя на распутье, когда писал мертвое тело на раскладном столе посреди улицы, уходящей в море? Неслучайное тело — с клеенчатой биркой, где значится его фамилия... На сороковой день после гибели Николая Селещука открылась его первая персональная выставка — так не было запланировано, просто совпало: дата вернисажа была объявлена заранее, и открывать свою выставку Селещук планировал сам. Но это жутковатое совпадение стало тем самым финальным штрихом, недостающим кусочком пазла, чтобы миф о художнике обрел завершенность. Чтобы и десятилетия спустя особенная судьба Николая Селещука все так же будоражила, провоцируя новый интерес к его сюрреалистическим работам.

Фактически это он стал первым белорусским сюрреалистом. А теперь его повсюду называют «белорусским Дали». Конечно, так проще, понятнее — ну кто не слышал раскрученного имени Дали? Хотя Селещук — не Дали и в помощи знаменитого каталонца ничуть не нуждается. Его полотна хранятся в музеях чуть ли не всего мира, и наверняка не встретишь белоруса старше семи, который не видел работ Селещука. Хотя бы и в детских книжках — белорусских сказок он оформил множество. К слову, сложность рисунка, палитра у нашего Николая куда изощреннее, чем у испанского Сальвадора. И ребусы в его картинах похитрее будут. Вот разве только имя... В отличие от Дали гением самопиара Николай Селещук не был, оставив истории свою фамилию лишь в качестве авторства живописных работ, но отнюдь не безумных выходок, привлекающих всеобщее внимание. Оттого и шумихи вокруг него в разы меньше.

Однако миф о Селещуке продолжает жить, обрастая все новыми подробностями. Даже с друзьями он не особо охотно говорил о себе, с журналистами тем более, но тех, кто знал его близко, знал человеком тонким, обаятельным, совершенно не склонным к интригам, уже давно ни о чем не расспрашивают. Есть интернет, и там Николай Селещук — любитель красивых женщин, роскошных авто и дорогой одежды. Ну не вписывается в карнавальное шествие фантастических персонажей Селещука реальная жизнь художника — с его роковой любовью, с мучительными, до физической боли попытками выразить на холсте то, что внутри. И хочется поверить, что только так все и было: салон в мастерской и жизнь — сплошной праздник...

— Ну какой там салон! — возражает художник Владимир Товстик, друг Николая Селещука. — Над магазином «Океан» у нас была одна мастерская на троих, разделенная перегородками по окнам. В эти окна, помню, Коля, я и Владимир Савич наблюдали в подзорную трубу, как во Дворце искусства напротив нашей мастерской выставочный комитет обсуждает работы. Чье творчество принимает, а чье — «заворачивает»... Позже все три окна достались одному Селещуку, но назвать это салоном... Как и раньше, в эту мастерскую приходили друзья, знакомые, было много разговоров, споров под хороший кофе — Коля знал толк в этом напитке. Когда он первым из нас купил видеомагнитофон, мы собирались там уже, чтобы посмотреть запретное тогда авторское кино. Забавное было время... На улице Маркса открылся первый магазин итальянской одежды, хозяйка которого очень ценила Колино творчество. Там он и одевался. Там одевались все мы... Вместе же ездили на выставки в Прибалтику и Ратомку — играть в футбол.

А в 1985–м они все вместе — Селещук, Товстик, Савич, Альшевский, Янушкевич, Славук и Ксендзов — организовали шумную выставку на двух этажах института информатики на Машерова, которую в горкоме партии назвали «националистическим шабашем», объявив всем ее участникам выговор за самоуправство. Но уже через день им предложили... выставить те же работы на празднике города. Как относиться к новому искусству, было совершенно непонятно, но многим (в том числе весьма влиятельным в республике людям) захотелось увидеть это еще раз. Художники отказались. Разошлись по своим мастерским готовить новую выставку. Через два года состоялся вернисаж. И Селещук стал по–настоящему знаменит. Все были талантливы, все нестандартны, но и на таком ярком фоне его работы первыми бросались в глаза...

— Он никогда не рекламировал себя, никому не навязывал, но работал очень много, — рассказывает Владимир Товстик. — И его ценили. Прежде всего за то, что был не таким, как другие. Что смог сохранить в себе искреннее чувство хуторского мальчика (Коля ведь родился на хуторе), который видит природу впервые. В любой его фантазии есть этот уголочек родной земли и этот мальчишеский восторг — он тоже есть. Такое не купишь и не подделаешь...

zavadskaya@sb.by

Советская Белоруссия № 90 (24720). Пятница, 15 мая 2015