На месте российских телевизионных чиновников я бы уже давно отдал пару часов ежевечернего эфира для программы, ведущим которой сделал бы известного российского исполнителя Юрия Лозу, знаменитого десятками своих хитов, таких как «Девочка в баре», «Плот», «Мать пишет» и других. И это явление народу будет посильнее, чем лица и мелодраматические лекции Эдварда Радзинского или Виталия Вульфа. Юрий Эдуардович способен говорить о любом предмете, о любом событии или человеке годами и не останавливаясь, как это было на «Звездном ринге» канала СТВ.
— Юрий Эдуардович, в одной из статей я прочитал, что вы не исключаете для себя того, что однажды пойдете в политику.
— Когда в России только еще формировалось партийное движение, мне предлагали интересные варианты, звонили серьезные дяди, говорили, что им нужны толковые люди, спрашивали, не хочу ли я подключиться. Но моя жена категорически против этого. Потому что как творческая единица я себя пока еще не исчерпал, у меня еще достаточно денег для того, чтобы просто жить, а не затевать очень большие проекты.
— Чем вас манит политика?
— Во–первых, мне интересно, что происходит в моей стране. А, во–вторых, я как человек, который планирует свою дальнейшую жизнь, должен уметь делать и какие–то прогнозы. И для этого я должен быть в курсе окружающей меня ситуации, в том числе и политической. У меня же высшее экономическое образование, и меня часто спрашивают, что будет дальше, что будет с долларом, с рублем, как это повлияет на политику. На что я даю достаточно квалифицированные ответы. Вот вы спросите меня о чем–нибудь.
— М–да. Это вы меня поймали. Хорошо... Не так давно российский Центробанк отменил фиксированный валютный коридор. Что бы это значило, Юрий?
— То, что Центробанк начинает все тихонечко прибирать к рукам. Происходит централизация денег в одном месте, и частные банки потихонечку, потихонечку отодвигаются от этого всего. Вообще, происходит монополизация всего в стране. Да и народ начинает понимать, что все эти коммерческие банки, которые как мыльные пузыри полопались, — дело ненадежное. Люди выводят свои капиталы из маленьких банков, и те начинают шататься. И в России сейчас всячески культивируется мнение, что один большой серьезный банк менее подвержен каким–то кризисам, так как за ним стоит целая страна. Но финансовая монополизация невозможна без политической монополизации, и наш Президент берет себе все больше и больше власти. Если раньше такие шаги, которые были предприняты по отношению к Лужкову, представить было невозможно, то сейчас подобное уже почти никого не удивляет. И финансы реагируют на такую ситуацию.
— Я совсем в этом ничего не понимаю. Вы мне пальцем ткните — плохо это или хорошо?
— Плохо то, что капиталы из России будут выводить еще активнее, так как большая централизация подразумевает больший контроль. А наш капитал привык в этом своем теневом секторе жить так, как хочет. И многие боятся этого контроля и, помня о многострадальной истории России, хранят деньги там, за границей. Отток денег, конечно, государство пытается прекратить, но процесс этот очень сложный.
— Сложно все, да. Вот и между нашими странами сейчас возникли какие–то непонятные сложности.
— Единственное, что я могу точно сказать, что этому «конфликту» не так долго жить и он разрешится в ближайшие месяцы. Потому что он очень сильно бьет по экономикам двух стран. Да, как бы это удивительно ни прозвучало, но и по экономике такой большой России тоже. Беларусь для нас — это стратегическое, магистральное направление в Европу. Другое дело, а надо ли нам в Европу, а почему не в Китай?
— Наша страна прорубает сейчас окно в Китай.
— И правильно делает. На месте наших руководителей я бы плюнул на наши европейские дела и срочно бы перебросил столицу России ближе к Китаю, в район Томска, например, иначе мы отдадим Приморье, потому что население там геометрически увеличивается в сторону китайского. И Китай стремительнейшими темпами сейчас экономически развивается. И нам надо там урвать свое.
— А чего урывать ваши рокеры пошли к Дмитрию Анатольевичу Медведеву? И вот эта странная история про Шевчука и Путина...
— Нас с Шевчуком познакомили в 1983 году, но с тех пор мы с ним не общались. Все, что сейчас делает Шевчук, мне напоминает знаменитую фразу кота Леопольда: «Ребята, давайте жить дружно». Или Винни–Пух это говорил, не помню. Шевчук и Винни–Пух — это два наших главных правозащитника. То, что говорит Шевчук, понимает только он. Стоят перед ним десять тысяч человек и пытаются вникнуть в ту белиберду, которую он сегодня поет. В этот набор слов, набор образов, набор символов. Да, это поэзия своеобразная, да, это взгляд на жизнь, но они не несут никакого смысла во–о–бще. А самое слабое звено опускает цепочку до своего уровня. Он никогда не был мне интересен, у него практически нет безукоризненных песен. В нем есть искра Божья, есть талантливейшие ходы, с музыкальных точек зрения у меня к нему нет никаких претензий. Но это за счет музыкантов, которые с ним работают. А как только дело доходит до текстов, я их не понимаю, потому что никогда не понимал питерской субкультуры. Мне ни один человек не смог перевести практически ни один текст Гребенщикова — с русского на русский. А Шевчук — это такой же Гребенщиков, только немножко «орозенбауменный». Порвать майку на груди — здорово. Такие старые мальчики выходят на сцену, и все играют свой рок–н–ролл.
Митя Джаггер, например, вызывает у меня только жалость, а не восхищение. В таком возрасте так себя вести и петь «бэйби, бэйби, я тебя хочу»? Может, в 70 лет пора уже о душе подумать?
— С Шевчуком разобрались, давайте теперь с ходоками.
— Макаревичу сказали, что надо собрать для встречи с Медведевым команду. Макаревич позвонил тем, с кем он общается, они и приехали. Цвет нашей музыки. Во всем этом деле мне было интересно то, как эти ребята смогли что–то сыграть из Deep Purple. Потому что из тех, кто там был, никто не просто технически не сможет сыграть что–то из Deep Purple, но и теоретически. Потому что они играть не умеют. Потому что они — российские звезды, а не музыканты. Я очень в связи с этим боюсь за Медведева, у которого я был как–то на дне рождения, и он сказал мне, что слушал мою музыку. У него хороший вкус, но можно заработать тугоухость, услышав «такой» Deep Purple.
