Молодая женщина бежала, не разбирая дороги, по пустынной ночной улице. Полуодетая, босая. Ей срочно нужно было позвонить. Заметив свет в одном из домов, бросилась туда:
— Скорее, скорее, дайте телефон, мне надо вызвать милицию!
Но у двух парней, открывших дверь, телефона не оказалось. В панике она побежала дальше, стучала в каждую калитку, но все они были закрыты. Ее колотило, не столько от апрельского холода, сколько от пережитого ужаса. Наконец открылась еще одна калитка. Хозяин покосился на нож в руке ночной гостьи, но все–таки впустил в дом, дал телефон. И похолодел:
— Наверное, я зарезала мужа! Приезжайте, улица Халтурина, дом 15! — прокричала в трубку незнакомка и выбежала на улицу. Заметив свет в окне дома своих соседей Бокуновичей, она пошла к ним.
— Ну не могла я больше терпеть насилие и издевательства. Не могла! — из глаз Ольги лились слезы, а дрожащая рука все еще судорожно сжимала окровавленный нож. Открывший дверь Илья Бокунович такого никак не ожидал, хотя работал в милиции и насмотрелся всякого. Жена Ильи налила Ольге валерьянки... А та все повторяла: «Я отсижу, потом выйду и буду воспитывать сына».
Вскоре появились люди в форме. Напоследок Ольга молила соседей: «Пожалуйста, возьмите Сашеньку к себе, а потом позвоните моим родственникам, они его заберут». Щелкнули наручники, и милицейский «уазик», подпрыгивая на слякотной дороге Сельхозпоселка, покатил в ночь. На дворе было 2 апреля 2004 года.
От любви...
...Андрей и Оля познакомились в 1992 году, ей тогда было всего 14 лет. А он уже успел получить первый условный срок за кражу мотоцикла. Они сдружились. Его родители разрешили девочке поселиться у них: пожалели бедняжку, которая росла без отца да с матерью–пьяницей. Вскоре Андрей снова попался на краже и отправился в колонию. Пока возлюбленный отбывал наказание, Оля жила с его родителями, писала письма в колонию и вздыхала над ответными поэтичными посланиями. Ждала, верила, любила. И была счастлива. Откуда ей знать, что из тех мест все письма, как под копирку: одни и те же слова, одни и те же мысли, даже почерк зачастую один и тот же. Красивая переписка завершилась свадьбой в стенах колонии. На том вся красота и закончилась, не успев, собственно, начаться.
Когда Андрея отпустили на вольное поселение в деревню Березки, Ольга, конечно, поехала к мужу. Условий для нормальной жизни там не было, и ее первая беременность закончилась трагедией — ребенок родился мертвым. Отношения тогда уже были далеки от идеальных. Муж считал свое мнение единственно верным, а жене права голоса и вовсе не давал. Но она все равно его любила. И надеялась, что все обязательно изменится. Терпела.
В 2000 году супруги переехали в Минск, сняли комнату в частном доме. Дом был ветхий и грязный. Его надо было срочно приводить в порядок: побелить, подкрасить, переклеить обои. Ведь в семье ожидалось прибавление. Казалось бы, вот оно, простое человеческое счастье. Однако так лишь казалось... Всей домашней работой, в том числе и ремонтом, беременная жена занималась одна: таскала ведрами воду, красила забор, выносила мешки мусора, убирала во дворе, копала огород. После рождения малыша отношения с мужем не улучшились. Наоборот...
Практически вся безрадостная жизнь пролетела перед ее глазами за те недолгие минуты, пока машина ехала до здания Советского РУВД. Впрочем, впереди было много времени для воспоминаний, размышлений... И показаний.
...до ненависти
— Посмотри на себя, ты превратилась в жирную корову, — в ее голове звучала одна из последних фраз, сказанных мужем. Ласковых слов от него она никогда не слышала. Да особенно уже и не ждала. И все равно было очень горько и обидно, ведь она из кожи вон лезла, чтобы ему угодить, лишь бы не кричал, не бил. Тайком плакала в подушку, но никогда никому не жаловалась. Боялась. Терпела.
Есть почти перестала и вскоре очень похудела. Когда малышу было полгодика, пришлось выйти на работу в строительную фирму маляром. Андрей не утруждал себя заботами ни о жене, ни о ребенке. Днем смотрел телевизор, вечером пропускал стаканчик–другой пива. А выпив, становился агрессивным: громко скандалил и сильно избивал. Ночью буквально насиловал. Бить старался так, чтобы на руках и лице не оставалось синяков. Правда, иногда и об этой «предосторожности» забывал. Однажды Ольге пришлось идти на работу, прикрывая синюю от следов удушения шею косынкой. В тот раз он и душил, и бил головой о стенку. Как только выжила? А жить уже и не хотелось. От самоубийства удерживала только одна мысль: «Как же Санечка без меня?»
Коллеги замечали синяки, когда Ольга переодевалась в спецовку. И советовали: зачем терпеть, разводись! Легко сказать... Идти было некуда, и, что самое главное, она понимала, что уйти Андрей не даст, — скорее убьет. Эти угрозы звучали много раз, обещал заодно и с ее родственниками расправиться. Поделиться своим горем и несчастьем было не с кем. Муж запретил общаться и с тетей, и с двоюродной сестрой, и с соседями. Когда шли по улице, он ни с кем не здоровался, находясь рядом с ним, и она даже не осмеливалась кивнуть соседям в знак приветствия.
Когда однажды Андрей случайно услышал, как она разговаривает с кем–то по телефону, впал в ярость, со всего маху бросил телефонный аппарат об пол и набросился на жену с кулаками...
...один шаг
Жуткие сцены прошлого память хорошо хранила. А вот то, что происходило буквально несколько часов назад, Оля помнила плохо. Воспоминания были разрозненные и какие–то туманные.
...Он пришел с работы около восьми вечера, злой и выпивший, стал на повышенных тонах рассказывать, как с кем–то поругался на работе. Подогрев ему ужин, она прилегла, чувствовала себя очень плохо: спина болела, кости ломило.
— Что такая кислая физиономия, ты чем–то недовольна? — голос мужа стал срываться на крик. Глаза налились кровью, он вдруг стал крушить все вокруг, побежал в кухню и сбросил с плиты одно ведро с водой, другое — подфутболил.
— Я очень испугалась. От грохота ребенок проснулся и стал плакать. Я взяла малыша на руки и, успокаивая, плакала вместе с ним, — рассказывая все это глубокой ночью следователю прокуратуры Ивану Зеленковскому, Ольга вновь зашлась плачем. — Муж прибежал следом, стал кричать, что я его не слушаю, и опять посыпались оскорбления. Потом он схватил ящик с игрушками и швырнул в стену. Тут меня пронзила острая боль. Сердце нестерпимо кололо. Я почувствовала сильный жар в груди, левая рука стала отниматься. Из–за сильной слабости не было сил встать со стула. Он забрал у меня ребенка и вышел в другую комнату.
Ольгу сотрясали рыдания. Рука хоть и стала снова послушной, но нервы были на пределе, ее продолжало трясти. Вскоре в дверях показался маленький Саша, лег и быстро заснул. А Ольга заснуть не смогла: пошла на кухню, взяла нож и направилась в комнату, где спал Андрей. Терпение кончилось...
Неожиданное решение
Уже через две недели после ареста Ольга вернулась к сыну. Приговор суда — 2 года лишения свободы с отсрочкой наказания на 2 года.
— Обвиняемой вменялось в вину убийство в состоянии аффекта, — вспоминает ныне сотрудник отдела по борьбе с коррупцией и организованной преступностью прокуратуры Минска Иван Зеленковский. — Согласно вердикту психолого–психиатрической экспертизы в период инкриминируемого ей деяния Ольга находилась в состоянии аффекта, вызванного длительной психотравмирующей ситуацией. Она в полной мере не осознавала значения своих действий и не могла руководить ими. Это и учел суд, вынося свое решение.
Компетентно
Старший помощник прокурора Минска Сергей Балашев:
— Физиологический аффект характеризуется как эмоциональная вспышка высокой степени и признается при наличии определенных условий: первое — сильное душевное волнение и умысел на преступление должны возникнуть внезапно; второе — они вызваны противоправным или аморальным поведением потерпевшего: насилием, издевательством, тяжким оскорблением. Подчеркну, аффект признается, если между убийством и провокационным поведением потерпевшего — небольшой разрыв во времени.
Рисунок Олега КАРПОВИЧА, "СБ".
