Железнодорожная станция находилась в километре от шоссе. Рельсы, семафор, штабеля старых, присыпанных снегом шпал и новых, несколько товарных вагонов, цистерна, платформа и одноэтажное здание. А вокруг декабрьская ночь с яркими звездами и ледяным ветром, пробирающим до костей. Я сидел в помещении станции, здесь было тихо и тепло. На той стене, где было окошко кассы, висели круглые часы. До моего поезда оставалось сорок четыре минуты. Нет, уже сорок три. Минутная стрелка дернулась, переместившись на одно короткое деление...
Под часами, прямо над окошком кассы, на голубой стене виднелась дюжина большущих снежинок, вырезанных из белой бумаги. Еще ниже — надпись из бумажных букв: «С НОВЫМ ГОДОМ!» За двумя окнами — ночь и черно–синее небо. За окошком кассы — немолодая полнолицая женщина в форме железнодорожника. Это она украсила помещение снежинками. Она на меня не смотрит, как только я купил билет до Минска, сразу и потеряла ко мне интерес. Время от времени она поднимает какой–то документ и разглядывает его на просвет, поднося к настольной лампе. Я уже успел изучить все надписи на фанерных креслах, а также расписание проходящих поездов и теперь лишь слежу за стрелками да прислушиваюсь к проносящимся мимо станции составам.
Дверь открывается, и вместе с грохотом товарняка входит высокий мужчина в шляпе, коричневом полупальто с черным меховым воротником. В руке перчатки. Он снимает шляпу и громко произносит: «Добрый вечер! С наступающим!» Я отвечаю, и кассирша кивает, но как–то странно, с улыбочкой. Мужчина расстегивает крупные пуговицы, расправляет шарф, под ним виден воротник белой рубашки и галстук василькового цвета. Потом, оглядевшись, садится напротив меня, причесывает редкие волосы с проседью, прячет расческу в пластмассовый допотопный футлярчик, перчатки кладет в шляпу, как в гнездо.
— Встречаешь или уезжаешь? — глядя в глаза, спрашивает и бросает взгляд на часы.
— Уезжаю, — киваю на свою сумку.
— Будем вместе ждать, — говорит мужчина и вытаскивает из кармана коробок со спичками. Его длинные пальцы начинают по нему постукивать. Спички отзываются. — Ты уезжаешь, я встречаю, а оба ждем. Знаешь, это тяжело — ждать, но привыкаешь...
Длинная стрелка переместилась еще на шесть делений.
— Работаешь или учишься?
— Работаю.
— Работать лучше, чем учиться, особенно если работа нравится... Правильно?
— Не знаю... Мне и учиться нравилось.
— А я жену встречаю.
Минуты четыре мы молчим, прислушиваемся к приближающемуся грохоту и шуму проходящего состава. Огромные окна озаряются, стекла дребезжат, и даже кажется, что станция сейчас сорвется со своего места и умчится вслед за длинным темным поездом, за цепочкой огоньков. Но поезд прошел, и стало тихо, рубиновая точка семафора горит на прежнем месте.
— Моя работает в городе, приедет этим же поездом, что ты ждешь... А ты женат, дети есть?
— Женат.
— Женатому лучше... Темно теперь, вот и хожу ее встречать, то на станцию, то на автобусную остановку. Сам понимаешь, как бы чего не случилось... Ведь даже дорога скользкая. Пока сюда шел, так два раза чуть не упал. А вдвоем оно спокойнее.
— А где она работает?
— Кто?
— Ваша жена...
— А, — видимо, обрадованный вопросом, он заговорил торопливо: — На заводе работает. Я сто раз ей говорил, чтобы нашла где ближе. Не хочет, говорит, что привыкла, что решила доработать до пенсии на одном месте. Она на складе товар отпускает. А тут, сам понимаешь, перед праздником надо все дела завершить, все ждут конфеты, шоколад, подарки...
— На кондитерской, значит...
В этот момент в кассе громко и начальственно звонит телефон. Кассирша хватает трубку, кричит в нее, что слушает, что знает о скором, который будет идти вне расписания, что она предупреждена, и громко поздравляет Анну Андреевну и Ольгу Николаевну с наступающим. А еще рассказывает, что сварила утром холодное и приготовила фаршированную щуку и ждет Ольгу Николаевну завтра после обеда. В конце разговора опять кричит: «Вот такие документы!» И бросает трубку.
Мужчина достает из кармана пальто портсигар, такой же старомодный, как футляр расчески, и предлагает покурить. На улице холодно, и выходить туда у меня нет ни малейшего желания. Он улыбается растерянно и, надев шляпу, уходит. Вижу его темный силуэт, вспышку спички, а вот огонек сигареты — нет. Кассирша стучит в стекло карандашом и подзывает меня:
— Послушайте, мужчина, что я вам скажу.
Я напрягаюсь, ожидая, что услышу, что поезд отменили или еще что–нибудь в таком же роде, но ошибаюсь.
— Нет у него никакой жены... Ходит сюда в мое дежурство, а чего, не говорит?
— Он же сказал...
— Мало ли что он сказал... Живет один. Обманул он вас, да вы не первый, кто его слушает и верит.
Я молчал, даже не зная, что сказать. Кассирша молчала мне в ответ. Послышался далекий гудок, за ним еще один.
— Скорый, а следующий ваш... Я его давно знаю. Был школьным учителем, а сейчас на пенсии. Неплохой человек, аккуратный, никому плохого не сделает, но вот вбил себе в голову...
— И давно он так ходит?
— Да как на пенсию вышел, так начал кого–то ждать... Уже больше года приходит.
Последние слова пропали в грохоте и шуме проносящегося пассажирского поезда. Золотой полосой пролетели окна, в ответ задрожали стекла. Кассирша торопливо наклонила голову к бумагам. Мужчина смотрел на нас, потом на часы, на снежинки, на поздравление. Бумажный восклицательный знак качался, но не падал. Теперь и я посмотрел на мужчину совсем по–другому. Он уже выглядел подозрительным и даже в чем–то опасным, а его улыбка не казалась простодушной и искренней.
— Тебя будут встречать?
— Нет, поезд приходит рано.
— Тогда будут ждать.
До прихода поезда оставалось семь минут. Я взял сумку, глянул на кассиршу. Она опустила голову. Мы вышли на холод и ветер вместе. Он решительно пошел по перрону, на котором поблескивал лед. Остановился, став спиной к ветру, лицом в ту сторону, откуда придет поезд. И вот появился и начал приближаться огонек. Потом прилетел звук гудка и стук колес, наконец и поезд прополз у перрона, осветив его яркими окнами. За стеклами компании пассажиров готовились, а многие уже встречали Новый год. Дверь второго вагона открылась, и проводница крикнула, чтобы я поторопился. Я подал билет и вскочил в тамбур. Оглянулся. Мужчина стоял, опустив голову, прикрыв лицо рукой в перчатке. Проводница, пахнущая железной дорогой, надорвала мой билет. Состав дернулся и медленно тронулся. Мужчина смотрел на меня и улыбался.
— Стойте, стойте, мне же выходить! — в тамбур выбежала женщина в белом вязаном берете и распахнутом пальто. В правой руке у нее был пакет, а в левой сумка.
Проводница быстро подняла железную ступеньку, прижалась к стене. Женщина успела соскочить. Я выглянул из набирающего скорость поезда. Там, на перроне, мужчина без шляпы обнимал женщину в белом берете.
— Могла и пропустить свою станцию, — сказала проводница, закрыв дверь. — Мы в тепле, а они на улице Новый год встретят.
Советская Белоруссия №246 (24383). Вторник, 31 декабря 2013 года.
