Продолжаем публикацию детектива Валерия ГУСЕВА. Начало в N 195.Деловые связи Инкубатора и Кравцова ограничивались куплей-продажей. Инкубатор приносил идею, Кравцов ее оценивал и оплачивал, исходя из перспективной эффективности. Однако, в отличие от других потребителей генерируемых Инкубатором идей, Кравцов был с ним по-деловому честен и даже, если разработка давала эффект выше ожидаемого, никогда не забывал скорректировать размер гонорара в плюсовую сторону.
Так что видимого резона для покушения со стороны Инкубатора не было.
Это фактически. Но оставался аспект чисто психологический. Не каждый ли человек вымещает бессильную злобу на более доступном и менее всех виновном в его бедах объекте? Ведь частенько маленький и добрый начальник на службе - большой и злобный начальник дома.
И на допросах Инкубатор, невольно усиливая этот аспект, вел себя очень эмоционально. На иные вопросы отвечал резко, иные игнорировал, на иные гневно фыркал, как закипевший, переполненный водой чайник на плите. При этом маленькие глазки его сверкали, бегали, верхняя губа подергивалась, обнажая мелкие острые зубы, которых было, казалось, вдвое больше положенного. Юра очень точно подметил его сущность. И впрямь Чурилов был похож на злобного хорька, которого застали в курятнике и загнали метлой в угол, - вот-вот бросится и цапнет.
Тем не менее я объективно приходил к выводу, что к убийству Кравцова Инкубатор не имел никакого, даже косвенного, отношения.
Эту уверенность давал мне иной аспект - чисто бытовой, практический.
Во-первых, "заказать" Кравцова Инкубатор не мог. По той простой и прозаической причине, что у него не было таких денег. Гарик был человеком весомым в определенных кругах, находился под надежным крылом отставного полковника Мальцева, и за его устранение киллеры затребовали бы очень значительную сумму.
Во-вторых, не мог быть Инкубатор и исполнителем - по слабости характера. Грызть кулаки в бессильной злобе, плюнуть сзади на пальто, выругаться шипящим шепотом - это пожалуйста. Но убить - никогда...
Впрочем, ситуация с выводами изменилась на полярную буквально в один миг. Такое бывает в нашем деле.
Юра Каптелин сообщил с порога: отношения Инкубатора и Кравцова прервались незадолго до гибели последнего, причем по его инициативе. Кравцов, видимо, поторопился с внедрением очередной разработки "генератора идей", и она сыграла ему во вред. Он потерял из-за этого солидных поставщиков и крупную фирму-заказчицу. Это - раз!
Инкубатор, соблюдая все дилетантские нюансы конспирации, взял билет на самолет, вылетающий рейсом на Таллин. Это два!
- Все, - вскочил со своего места горячий Совенок. - Надо брать Чурилова.
- Вот еще! - тоже с порога сообщил Васильков. - Чтоб вы знали! - и положил передо мной на стол листок из факса. Ситуация опять изменилась на полярную. Это было безупречное алиби. В день убийства Инкубатор неопровержимо находился в... Таллине!
- Почему же он на допросах не сообщил об этом?
- Потому что! - веско аргументировал Васильков. И передразнил Каптелина: - "По некоторым данным", гражданин Чурилов имеет постоянные связи с тамошним хакером. Берет, так сказать, у него уроки мастерства.
Версия "Инкубатор" булькнула и утонула.
Марина
Она оставила машину на Школьной и вошла во двор.
Двор был обычный: окна в трех стенах дома; помойка, которую с одинаковым усердием обследуют голуби, кошки и бедный люд; песочница, скорее не для детишек, а для собачьих нужд; покосившийся грибок-мухомор, сломанные качели, несколько чахнущих в тоске деревьев. Все остальное пространство занимали автомашины - в "ракушках" и без них. Обыденная обстановка.
Время - восемнадцать тридцать. И Марина невольно подумала о том, как через полчаса все здесь изменится и каждый заурядный факт обретет особую, значимую окраску.
Марина неторопливо вошла во второй подъезд, поднялась на третий этаж, не снимая перчаток, отперла четырнадцатую квартиру.
Квартира однокомнатная, пустая и чисто убранная.
Марина прошла к окну. Рядом с ним, на полу, стоял черный чемоданчик с блестящими замочками. Она поставила в угол сумку, сняла длинный плащ и широкополую шляпу, темные очки, положила их на пол.
Присела к чемоданчику, щелкнула замками. Быстрыми точными движениями собрала винтовку, навинтила глушитель, зарядила, прислонила ее к подоконнику и выглянула в окно.
Прямо перед ней - улица Флотская, неширокая, нелюдная, плотно заставленная иномарками, которые грудились у полукруглой, с кадками всяких пальм, лестницы. Верхняя ступень - под козырьком, нависающим над стеклянными дверьми в блестящих металлических рамах. Двери все время распахиваются - конторский люд завершает рабочий день.
Марина мельком глянула на джип Лозинского с темными стеклами, перевела взгляд на часы: восемнадцать пятьдесят...
Бедный Андрюша
Алиби у него не было. Да и не могло быть. Как выяснилось, Чистяков был человеком скрытным и абсолютно одиноким - ни родни, ни друзей, никаких близких; сослуживцы, соседи - на дистанции. Однако все, кто хоть немного его знал, несмотря на солидный возраст (Чистякову близилось к шестидесяти), никогда не называли его полным именем - только Андрюшей. И сквозило в этом обращении какое-то неясное к нему сочувствие. Как к ребенку, потерявшемуся среди взрослых.
На допросах Андрюша держался очень странно. Надолго замолкал и, уставясь в окно замороженным взглядом, о чем-то так глубоко задумывался, что приходилось возвращать его в кабинет из неведомых далей не только голосом, но и жестом. И порой по лицу его блуждала странная, с хитринкой, улыбка. Она словно говорила: "Я знаю такое, чего вам знать не дано. И ни за что вам этого не открою". Присутствуя на его допросах, я все время пытался разгадать эту улыбку; она казалась мне знакомой - если можно так определить впечатление от нее.
Впрочем, эта деталь вскоре прояснилась. Собирая сведения о Чистякове, ребята установили, что он уже не первый год состоит на учете в психдиспансере и периодически проходит курс стационарного лечения. Вот отсюда и его загадочная, раздражающая улыбка шизофреника.
- Вот! - сказал Васильков. - Дальше ехать некуда. Эти психи, они, когда им надо, очень даже умные и хитрые. Раскручиваем Андрюшу. До полной "сознанки".
Раскрутили...
- Сколько времени вы проработали у Кравцова?
Задумчивость, улыбка, ответный вопрос
: - Что вы сказали? Ах, это... Два года, кажется. Пока он меня терпел.
- Почему вы с ним не сработались?
Удивление нашей непонятливостью, откровенный до обалдения ответ
: - Да я же псих. Сумасшедший. Началось очередное обострение, я предупредил об этом Игоря - вот и все.
- Нет, не все, - вмешался Васильков. - Он вас уволил, вы его убили, не так ли? В период обострения.
(Продолжение в следующем номере.)
