Гость «СОЮЗа» — народная артистка СССР Инна Макарова

С медведем на равных

Знаете, я всегда была неотъемлемой частью своей страны, все прошла вместе со страной. Наша семейная жизнь с Сергеем Бондарчуком начиналась в подвальной комнате, по которой ночью топали крысы.

Ну и что из того, что я к тому времени снялась в «Молодой гвардии» и была лауреатом Сталинской премии первой степени? Это мало что могло изменить. Помню, как после съемки приехали с Бондарчуком в Театр киноактера, ночевали там, спали на диване в кабинете директора. А утром не могли изнутри открыть дверь, ломать пришлось. Опоздали на съемочный день, на меня Сергей Аполлинариевич Герасимов стал ругаться, я расплакалась и честно призналась, что нам негде ночевать...

Все члены съемочной группы недоуменно переглянулись между собой: Макаровой и Бондарчуку негде ночевать?! В это никто поверить не мог. Я в сердцах заявила, что уеду домой, в Новосибирск. Вскоре велели писать заявление на комнату в коммунальной квартире, написала, вызывают в Моссовет и дают ордер на однокомнатную квартиру по Песчаной улице.

Сейчас в это трудно поверить, но я плакала от счастья, когда переступила порог маленькой, но отдельной квартиры. А вы спрашиваете, кружилась ли у меня голова, когда я в двадцать два года стала лауреатом Сталинской премии?..

Это не про меня, я сибирячка! Я в семь лет с медведем в лесу тет–а–тет общалась... У меня мама была журналистка и больше половины жизни провела в разъездах, и вот в одну из ее командировок мы с папой жили на прииске у родственников. Я взяла корзинку и пошла по тропинке гулять, помню, ручей бежал, под водой камушки красивые, я на все это смотрела. Не заметила, как зашла на окраину леса.

Тайга в тех краях стеной подступает прямо к жилищу. Вдруг вижу: на меня смотрит огромный медведь, стоит на четырех лапах и шумно втягивает ноздрями воздух, наверное, вкусного ничего не учуял. Повернулся и медленно покосолапил в лес...Я закаленная с детства была, совсем не рафинадный ребенок.

Как я из своих сибирских руд пошла в артистки? Дело в том, что Новосибирск очень театральный город, я театр любила с раннего возраста, мой папа был обладателем потрясающего голоса, работал диктором. Спустя много лет я однажды спросила у Юрия Левитана: «А вы знали Владимира Степановича Макарова?» — «Еще бы! У него был замечательный тембр», — ответил мне Левитан.

Мы жили в Новосибирске, в тихом доме, во двор которого даже машины не заезжали, мы там с девочками постоянно играли в театр. Главной артисткой всегда была я. Половину своего детства я провела в Новосибирском ТЮЗе, знала весь репертуар наизусть.

Война — лучший режиссер

Когда началась война, я уже была артисткой художественной самодеятельности, и мы начали выступать в госпиталях перед ранеными. Уже не помню, кто меня надоумил поступать во ВГИК, я же понятия не имела, что это такое. Мама моя часто летала на фронт, в командировки, вот я в ее отсутствие и поехала поступать на артистку. Сегодня это даже немыслимо представить: страна охвачена войной, а на артистов продолжают учить. ВГИК был эвакуирован в Алма–Ату, где и шел набор студентов.

...»Молодая гвардия»? Мне первой об этой организации, об этом человеческом подвиге рассказала мама, она в войну была недалеко от Краснодона и там узнала о героизме комсомольцев–молодогвардейцев. Потом я прочитала роман Александра Фадеева «Молодая гвардия», это было настоящее потрясение. Мы во ВГИКе читали его вслух, тишина при этом стояла просто гробовая. Воздух не шевелился.

Когда Сергей Аполлинариевич Герасимов объявил нам, что будет экранизировать этот роман, я восприняла это как событие событий. Казалось, что если я смогу сняться только в этой работе, то уже не зря пришла в профессию. Кстати, я и сегодня так считаю.

Самое страшное для меня было прикасаться к судьбе Любы Шевцовой, думала, как я могу в глаза смотреть ее родителям? Это же так больно все ворошить, так страшно... Просто ночами не спала от переживаний. Спасла мудрая мама Любы, Ефросинья Мироновна. Они с мужем встретили меня дома, в палисадничке, обняли как родную. Провели в дом, посадили под портрет казненной дочери, стали чаем поить, расспрашивать о моем житье–бытье. Никакой материнской ревности, даже намека на эту ревность не было.

Потом, когда она узнала, что за мной ухаживает Сергей Бондарчук, очень переживала за меня, как за дочку. Говорила мне: «Девочка моя, а он тебя не обидит? Смотри, какой он чернявый, на цыгана похож...»

Роль Любы не была для меня трудной, я внутренне была готова к этой работе, война — лучший режиссер. Потом рядом были Сергей Аполлинариевич Герасимов и Тамара Федоровна Макарова, они актеров, как птенцов, держали под крылом.

...Знаменитый Любкин танец в картине? Ну, танцы мое любимое занятие, я ведь очень любила танцевать всегда, в школе меня дразнили «балерина». Мне ничего не стоило и не стоит сейчас встать и руками достать пол на ровных ногах.

В Кремль без паспорта

Когда по радио объявили, что мы стали лауреатами главной премии страны, я ушам своим не поверила. Сергей побежал в магазин за шампанским, в подвальной комнатенке с крысами по соседству мы эту премию и обмыли. И были абсолютно счастливыми людьми.

А потом на всю свою Сталинскую премию я купила себе шубу.

Знаете, после этой картины узнаваемость была феноменальная. Был такой случай, что меня однажды в Кремль пустили без паспорта. Я вышла замуж за Бондарчука, и мой документ задержали в паспортном столе. А тут в Кремле какой–то прием, и я пошла без паспорта. Дежурный офицер, едва увидев меня, расплылся в улыбке и без слов выписал пропуск.

Трудное ли у меня было счастье с Бондарчуком?

Нет, что вы! Наоборот. Наверное, трудно было бы, если бы я была взрослой. Я же была ребенком. Я его звала «папка».

А он относился ко мне как к своей драгоценности. Помню, морозно было, Сергей меня в пальто свое закутает и на руках несет до трамвая. У меня не было с ним трудного счастья. Нет...

Расстались почему? Так сложились обстоятельства. И творчество. Оно оказалось важнее. Я снималась в Болгарии, частые отъезды, он мужик, в полном смысле этого слова. А актрисы мужика, режиссера, у которого жена в частых разъездах, стороной не обойдут.

Я узнала о его плотских вольностях и в одну секунду приняла решение расстаться. Он рыдал, не просто плакал, а рыдал, у него плечи ходуном ходили, когда я объявила ему о своем решении. Нас с ним жизнь взяла и расплела, так бывает.

Сейчас, когда с того времени прошла целая жизнь и я стала бесконечно мудрой, у меня пришло четкое понимание, как Ирина Скобцева все четко по–бабьи рассчитала, рассчитала до миллиметра, чтобы быть с Бондарчуком. Ей это удалось. А у него играли гормоны и мужской эгоизм, он хотел жить со мной и иметь красивую ляльку на стороне. Так не бывает.

У него до меня был брак, от которого остался сын Алеша, хороший из него вырос человек. Сергей с ним был далек, а я его жалела и привечала. Так что все в этой жизни до тошнотворного банально: бабы, потягушки, которые потом почему–то называют красивым словом «романы».

Коллекция ролей

Зрители вообще склонны обожествлять своих любимых артистов, приписывать им почти неземные качества. Думать, что все мы бесконечно дружны и обожаем друг друга. В жизни все не так, все как у всех.

Например, мы с Кларой Лучко были в жизни антиподами. Клара очень хорошо умела одеваться, у нее отец был директором совхоза, он мог ее одевать как куклу. Но училась она слабо. Помню, сидим на занятиях, а она мне шепчет на ухо: «Что Герасимов говорит? Я ничего не понимаю...» А мне было все понятно, до звука. Для нее всегда была на первом месте карьера. Помню, мы с ней встретились как–то в Кремле, там какие–то награды вручали, мы пришли с Нонной Мордюковой, Клара нас увидела и говорит: «О, и вы здесь?!»

То есть она даже и предположить не могла, что мы с Нонной тоже можем быть награждены...

Мне как–то в поздравительной телеграмме Владимир Путин написал: «Вы можете гордиться коллекцией своих ролей». Наверное, их и правда получилась целая коллекция, но есть роли, которые особо дороги.

Мне очень дорога картина «Женщины». Хотя режиссер был не очень опытный, но это был очень русский материал, снимали на Волге, роскошная натура. А потом, какое удовольствие было работать с Ниной Сазоновой, она была очень русская актриса. Самобытная, войну прошла босиком, из окружения вышла чудом. Притворилась пастушкой...Я за ней много наблюдала, что–то брала от нее и невольно подтягивалась к ее уровню.

Еще особняком стоит у меня картина «Русское поле», там гениально работалось с Нонной Мордюковой. Мы жили в задрипанной гостинице в Ярославле. На дворе стоял 1971 год, время было дефицитное, и мы с Нонной вечерами что–то беспрерывно вязали. Нонна была блистательная рассказчица, от ее баек я просто каталась по полу.

В том фильме она хоронила сына, которого играл ее сынок Володя, сцена похорон вышла уж очень натуральная. По–другому Нонна и не умела. Помню, что тогда вся съемочная группа как–то насторожилась, насторожились все, кроме Нонны. Странно, но ее бесконечно чуткое сердце ничего так и не почувствовало. В этом была еще и жесткость режиссера Кольки Москаленко, разве можно заставлять мать хоронить своего сына? Пусть даже и в кино... (В 1990 году похороны сына Нонна Мордюкова пережила в реальной жизни: 40–летний Владимир Тихонов внезапно скончался от сердечной недостаточности. — Прим. А.Я.)

Съемки были тяжелые, помню, как мы прыгали с трактора на трактор в Волге, вода ледяная, выше пояса. Режиссер дал нам с Нонной по стакану вонючей самогонки, чуть не задохнулись от той гадости...

Но все выполняли просто беспрекословно. И картина получилась настоящей. Действительно русское поле... Там есть все. Вся Россия. Режиссер выжал из съемочной группы все и забыл о нас на второй день.

Ночь в доме Чехова

За что я жизнь люблю? За многое. Это же божий дар. А вот о смерти стараюсь не думать. Моя подруга, актриса Лида Смирнова, много говорила на эту тему. Лида была своеобразным человеком. Она говорила: «Я не знаю, что такое стыдно, если мне надо, я сделаю...» Я вот ее книжку до конца дочитать так и не смогла. Книжка честная, может, даже излишне откровенная. Про все капитанские каюты Лида очень подробно рассказала... Но она была такая.

Я сейчас читаю переписку Чехова с Ольгой Леонардовной Книппер–Чеховой. Не поверите, такое наслаждение испытываю. Мне Чехов душевно близок, я много снималась на Ялтинской киностудии, часто бывала в его доме–музее. Мне там как–то даже разрешили переночевать... Так я ночь не спала, было так волнительно, а я же артистка, впечатлительная...

Я была знакома с его сестрой, Марией Павловной, потрясающая была женщина, мы с ней гуляли по ялтинской набережной. Она всю свою жизнь посвятила, чтобы сохранить наследие своего гениального брата. Вы только вдумайтесь, она в войну, когда Ялта была оккупирована фашистами, не пустила в дом Чехова немецкого офицера на постой. Это же был подвиг!

Чего от жизни еще хочу? Работы, интересной работы хочу. Понимаю, что мне скоро девяносто лет, но я актриса. И с этим уже ничего не поделаешь...