Однажды мне довелось консультировать аспирантку из Германии, которая искала конкретную информацию о белорусской литературе. То, что нас окружает, кажется привычным, банальным или даже недостойным внимания. Иногда нужен взгляд со стороны, чтобы оценить "свое". Но насколько можно доверять этому взгляду?
Методология, с помощью которой планировалось проводить работу, была определена заранее, и при встрече я спросила у исследовательницы, не кажется ли ей, что стройная на первый взгляд теория мало подходит к осмыслению именно белорусского литературного процесса. С точки зрения теории, построенной на чужом фундаменте, какие-то факты будут выбиваться из схемы, а каких-то будет недоставать. Но в каждом из случаев белорусская литература будет несправедливо смотреться с приставкой недо-.
Но тогда моей собеседнице показалось, что вопросы мои кощунственны, а теория надежна и ее возможностей хватит для маленькой белорусской литературы. Прошло несколько лет, и я узнала от коллег, что та работа так и не была завершена.
Почему? Не знаю, возможно, по личным причинам, но мне кажется, что и по научным - тоже. Чужие научные или эстетические построения (феминизм, постколониализм, постмодернизм и другие) на белорусской основе смотрятся, как прививка на яблоне: даже если белорусы сознательно берут какие-то элементы - приживаются только те, для существования которых есть условия, те, что могут быть приспособлены к нашему литературоведению или литературному процессу.
Это естественно, но остаются люди, которые верят в универсальность чужого научного или художественного языка. И тогда белорусская литература их разочаровывает. А ведь все относительно: нас удивит человек, который не умеет пользоваться компьютером, но, например, где-нибудь в Африке странно будет смотреться тот, кто не умеет охотиться. Главное не абстрактные возможности, а их адекватность ситуации.
А иногда особенность проявляется не в уникальности чего-то, а в другом его происхождении: например, жанр детектива в белорусской литературе вырос из исторической прозы. Я консультировала белорусскую аспирантку, которая подошла к творчеству Владимира Короткевича со строгими правилами написания детективов и "доказала", что он писал "неправильные" детективы. А для адекватности нужно было всего лишь поменять точку отсчета: в литературе первичны не какие-то абстрактные правила, а сам текст.
И умение "настроить антенны", чтобы прочувствовать свою реальность, - это более высокий талант, чем ученическая подгонка чужих конструкций.
Что можно противопоставить старательной примерке чужих теорий? Для иллюстрации расскажу две истории. Есть люди, которые не умеют принимать комплименты ("Ой, какое у тебя красивое платье!" - "Да оно старое ( мамино, еле налезло!"), вот так и я, обсуждая как-то с английским профессором Арнольдом Макмилином свою монографию "Разам i паасобку: Таварыства "Тутэйшыя", сразу призналась, что поскольку писала книгу еще студенткой, то хотя и смогла собрать разрозненные факты, но не сумела тогда сделать качественные выводы. За свою самокритику я получила хороший урок, который не сразу оценила: мол, главное - собрать факты, а выводы... выводы могут меняться в зависимости от ситуации. А вот если не собраны факты...
Вторая история случилась во время обсуждения на ученом собрании "физиками" и "лириками" необходимости перевода научных журналов на английский язык. Профессор-математик доказывал на собственном примере, как сложно заинтересовать иностранных ученых своими наработками. За исключением тех ситуаций, когда иностранным ученым нужны факты из белорусской реальности или культуры, факты, которые можно взять только у нас. В условиях нехватки, например, исторической информации отличным источником становится художественная литература, тут можно упомянуть известного английского историка Дж.Эриксона, который в книге The road to Berlin. Stalin`s war with Germany ("Дорога на Берлин. Сталинская война с Германией") ссылался на роман Ивана Мележа "Мiнскi напрамак".
Так что вместо того чтобы смотреть на себя глазами Другого, лучше быть источником уникальных фактов и самим говорить о себе.
Интересен пример Японии, который приводится российским японистом Александром Мещеряковым. Ученый считает, что расовая дискриминация японцев европейцами стала еще одной причиной для вступления страны во Вторую мировую войну. Поражение только усугубило ситуацию: второсортные и униженные.
После войны были предприняты сознательные шаги по исправлению самоощущения японской нации. И вдруг оказалось, что у японок самая гладкая кожа в мире (ну скажите, кто раньше думал о таком критерии?), что низкорослые и коротконогие японские мужчины идеально приспособлены для ведения боевых действий (центр тяжести ниже - позиция устойчивее). Все эти мифы (мифы ли?) распространялись через литературу. Именно писатели постарались сделать так, чтобы японцы "людзьмi звалiся". Тут эксплуатировалось естественное желание принадлежать к более успешной общности.
Конечно, не гладкостью кожи японок поднималась экономика страны, и не воинственность мужчин была основной причиной национальной гордости, но надо же было с чего-то начинать. Правда, попытка узнать у моего японского студента подробности "поднятия национальной самооценки" потерпела фиаско: то ли не захотел рассказывать, то ли это поколение уже живет в результатах той акции, то ли внутри страны детали проекта вообще не афишировались.
Тут к месту будет вспомнить польский интернет-форум, где один из пользователей выкладывал фото белорусских "мястэчак", а читатели не верили в чистоту улиц, кивая на "фотошоп". Ну что же, если гладкость кожи сработала, то чем хуже чистота улиц?
Все взаимосвязано: то, на что мы обращаем внимание, в каком-то смысле конструирует нас. Несколько лет назад в Беларусь приезжал датский ученый, который исследовал историю Великого княжества Литовского и решил искать в самосознании 20 - 25-летних белорусов следы великокняжеской идентичности. Такую же работу планировалось провести в Польше, Украине и Литве. Я ничего не знаю о том, как продвигается исследование и продвигается ли. Но представьте себе мыслящего образованного человека, который не чувствует себя наследником ВКЛ, но которому задают такие вопросы. Это все равно, что толкнуть косточку домино...
Хотя на первый взгляд кажется, что какая уж там великокняжеская идентичность, если даже от белорусской молодежь иногда отказывается. Но при определенных условиях можно вдруг заметить, что в этом равнодушии больше позы и маски, чем сущности. Как это увидеть?
На занятиях по белорусской литературе конца ХХ - начала ХХI в. со студентами Института журналистики БГУ я иногда использую маркетинговый прием "долина страданий". Сначала "все плохо". Мы обсуждаем тексты о Беларуси 1990-х гг.: мораль и деньги в повести И.Шамякина "Сатанiнскi тур", ксенофобию в повести Ю.Станкевича "Любiць ноч - права пацукоў", бессилие героя и беспросветность деревенской жизни в повести А.Федаренко "Вёска", провинциальность и женскую судьбу в повести Е.Браво "Менада i яе сатыры", притчи В.Быкова и Я.Сипакова, а также некоторые произведения 30 - 35-летних авторов, где обыгрывается "рахманасць" белорусов.
И когда 20-летний космополит возмущается безнадежностью и аморальностью героев белорусской литературы ("навошта вы далi нам гэта чытаць?"), понимаешь, что ему нужны... хорошие и сильные национальные герои. И вот когда прочувствована принадлежность к униженным, слабым, безвольным, тогда нужно показать выход из "долины страданий". Обычно это историческая проза, где герои достойны гордости. А ведь в 20 лет отчаянно хочется гордиться - и на помощь приходят литературные герои, например, Владимира Короткевича или Людмилы Рублевской.
Можно даже позволить себе розыгрыш и предложить мистификацию Сергея Балахонова "Наша Амерыка", где, ссылаясь на выдуманные летописи, писатель доказывает, что Америку на самом деле открыли белорусы, которые даже составили карту и продали ее Колумбу. Кто-то из студентов испуганно вспоминает школьную программу по географии, а у кого-то загораются глаза от предчувствия игры. Потому что это игра в тот мир, где центр координат - ты сам...
Оксана БЕЗЛЕПКИНА, писатель, литературовед.
Советская Белоруссия №183 (24320). Суббота, 28 сентября 2013 года.
