В Национальном художественном музее открылась персональная выставка Камиля Камала. Я с ним знаком давно, а если точнее, то с 83–го года. Я оканчивал институт, писал диплом, а он приехал поступать. Камал помнит, что я ему подарил чистый холст...
Прошло время. Камиль блестяще защитил диплом, женился, его приняли в Союз художников. Получил мастерскую.
Я не смог прийти на открытие, был в командировке. Встретились через неделю на заснеженных ступеньках музея, обнялись и пошли смотреть картины, скульптуры, графику. За сорок лет жизни в Беларуси у Камала так и не исчез восточный акцент. Он все еще темпераментно жестикулирует, сбивчиво объясняя свои произведения, полные восточного колорита. На выставке к нему подходили зрители, фотографировались с ним, называли «маэстро», благодарили за творчество. Камал сдержанно, но довольно улыбался...
Вот о чем я подумал, переходя от холста к холсту, от работы к работе. Давным–давно голландец Винсент Ван Гог переехал из туманной Голландии в солнечную Францию. Там учился, писал свои картины, жил, пробовал картины продавать, но безуспешно. Во Франции он и умер, там и похоронен на кладбище рядом с братом Тео...
Чуть позже из Испании приехал в Париж Пабло Руис Пикассо, тогда никому не известный молодой художник с модным косым чубом. Бедствовал, фантастически много работал, лет через десять стал знаменитым. За пределы Франции Пабло Пикассо выехал лишь однажды, на какой–то международный конгресс. Он прославил Францию и Испанию. Сегодня без его работ, как и без картин Ван Гога, уже невозможно представить искусство XX века.
Примерно в то же время появился в столице Франции и рожденный в Италии Амедео Модильяни. Кто его сегодня не знает? Нет таких...
Модильяни дружил с нашим земляком Хаимом Сутиным, который правдами и неправдами, не зная ни слова по–французски, смог–таки добраться до Монмартра к другому нашему земляку Пинхусу Кременю. Модильяни считал угрюмого и неразговорчивого Сутина лучшим живописцем — гениальным. Правда, тогда к его словам не сильно прислушивались, ему не верили. Но вскоре все стало на свои места. Предсказания Модильяни сбылись. Сегодня Хаим Сутин — один из самых дорогих художников. Его полотна стоят десятки миллионов, на аукционах за его холсты галереи и музеи дерутся.
Там уже были выходцы из наших краев. В Париже писал свои чудесные полотна Марк Шагал. Франция его приютила, хотя почти все лучшие работы Шагала посвящены малой родине, провинциальному городу на берегу Двины. Все они о любимом Витебске, о маленьких домах, колокольнях, заборах и странных жителях. Именно над Витебском, а не над каким–то другим городом летают его влюбленные, взявшись за руки...
Я перечислил только несколько самых известных художников, которые нашли во Франции свою вторую родину.
Нечто подобное происходило и в Лондоне, и в Нью–Йорке, где наши соотечественники находили крышу над головой. Города, далекие от тех мест, где творцы родились, становились для них местом, где они находили понимание. Сегодня их картины, путешествуя по миру, возвращаются и в Беларусь.
Я спросил у своего давнего друга — азербайджанца Камиля Камала, а каким художником он сам себя считает, чьим — азербайджанским, белорусским? Камал задумался, вздохнул и сказал: «Володя, земля такая маленькая... В Азербайджане считают, что я белорусский художник, а здесь называют азербайджанским... Беларусь для меня — родина, и я ее люблю, понымаеш, очэн!»
На картинах Камиля — косматые львы, тонконогие лани, бородатые ассирийские мудрецы, танцующие восточные красавицы, удивительные птицы. Такие же загадочные, как картины и графические листы, и его бронзовые скульптуры. Вроде бы, в чистом виде Восток, но в то же время есть что–то неуловимое. В красках, пластике, мыслях, которые художник вкладывает в каждую работу, — знакомое, наше, белорусское.
Вообще, родина у художника там, где его мастерская, как это неудивительно. Мастерская Камиля Камала в Минске на улице Некрасова.
Советская Белоруссия №239 (24620). Вторник, 16 декабря 2014.
