Сын Федор тоже идет по стопам родителей и занимается в музыкальной школе.Лучше дома, чем в Ла Скала
— Вы недавно отпраздновали 50‑летие, с чем вас искренне поздравляю. Достигли, кажется, всего: любви зрителя, звания народного, спецпремии Президента, главных партий в спектаклях. Куда теперь стремитесь?— У Эльдара Рязанова есть книга «Неподведенные итоги». Мне тоже не хочется их подводить. Еще многое впереди. А пройденный путь — своеобразная копилка. Ты понимаешь, что можешь браться за сложные задачи, казавшиеся раньше непосильными. Поэтому уверен: юбилей не точка отсчета, а определенный этап, красивая цифра. Хочу достичь исключительного совершенства. Но в то же время помню: если слишком долго затачивать нож, можно остаться только с рукоятью.
Ничего не загадываю наперед, честно выполняю свои задачи, чтобы не стыдиться за сделанное. А дальше — как будет. Раз дело, которым занимаюсь, вызывает интерес и резонанс у зрителя, значит, выбрал правильную дорогу.— Вы выступали на многих мировых площадках и наверняка сравнивали уровень белорусской оперы с зарубежной. Какие выводы сделали?
— Когда в театре обсуждаем концепции и принимаем к постановке новые спектакли, постоянно сравниваю их с нашим действующим репертуаром. Не будут ли диссонировать… Ведь в репертуаре отражен не только уровень театра и артистов, но и запросы зрителя. Опускать планку нельзя. Считаю, Большой занимает заслуженную нишу в отрасли, делает добротные и качественные спектакли. Не хочу ни с кем нас сравнивать, потому что всю жизнь исповедую мысль: земля круглая и люди везде одинаковые. Неправильно говорить, что где-то певцы лучшие. Естественно, климат в жарких странах более благоприятный к определенным голосам. А с другой стороны, когда чего-то не хватает, надо больше искать, уделять внимание. В нашей стране есть все для развития сферы. Главное — стараться и работать качественно.
— В одном из интервью вы признались, что вовсе не мечтаете о Ла Скала — мировом центре оперной культуры. Представьте, что получаете приглашение прямо сейчас. Неужели откажетесь?
— Никогда не отказываюсь работать. Но если речь о постоянке — однозначно нет. Мы с семьей построили дом, в котором уютно и комфортно. Не хочется ничего менять.
Хочется жить там, где счастье. На самом деле, таких больших серьезных театров, как Ла Скала, в мире очень много. Я хочу исполнять интересные для себя партии и роли, причем делать это не выходя из зоны комфорта.Насчет гастролей… У меня их достаточно много, они творчески обогащают. Работаешь с новыми режиссерами, артистами, окунаешься в иные взаимоотношения. В итоге возвращаешься в родной театр другим человеком, привносишь краски, которые почерпнул в чужой палитре.
Сцена казалась пропастью
— В вашем случае природа не отдохнула ни на одном поколении. Сложилась целая творческая династия: папа — гитарист, мама — певица, жена — пианистка, дети тоже пошли по проторенной тропе…— Каждый человек по своей природе ленив, особенно в детстве. А у детей музыкантов детство не самое простое. Они вынуждены учить нотную грамоту, пока сверстники гоняют мяч на улице. Так было и со мной. Природе не давали отдыхать именно родители, мотивировавшие заниматься. Честь им за это и хвала.
Я видел, как мама и папа любят свое дело. Это так запало в душу! Теперь и я без музыки не представляю своей жизни.И удивляюсь, когда некоторые родители не хотят, чтобы ребенок шел по их стопам… Это как же надо не любить свою профессию! Наши с Натальей дети, наоборот, освоили гитару, рояль… Старший Макар сейчас учится в Санкт-Петербурге на артиста театра и кино, младшенький Федя — пятиклассник, занимается в музыкальной школе. А жена у меня — пианистка в Белгосфилармонии. К тому же умница и красавица, отлично готовит, особенно долму в виноградных листьях с бараньим фаршем.
На концерте в камерном зале Белгосфилармонии Владимир аккомпанирует на гитаре, а мама Татьяна Громова поет.— Хотя в музыке вы с детства, голос проснулся только в армии. Или раньше просто не прислушивались к своему дару?
— Пел под гитару бардовские песни, увлекался рок-группами, а серьезные занятия вокалом начались во время службы в Вооруженных Силах. Сначала был в батальоне связи, потом перевели в ансамбль песни и танца Беларуси, где играл на гитаре и пел в хоре. После армии поступил на вокальное отделение Минского музыкального училища, до этого окончил его как гитарист. Так и завертелось, а дальше мечта вывела на сцену Большого театра. В 1999 году пришел сюда стажером на третьем курсе консерватории. До этого у меня уже был опыт выступлений. Вместе с мамой Татьяной Громовой, солисткой филармонии, участвовал в качестве гитариста и певца в небольших бригадных концертах по предприятиям, школам. Постепенно накапливал сценический опыт, вне сцены получить его невозможно. Но выступления в Большом стали для меня потрясением. Первый выход в спектакле «Севильский цирюльник», где я пел Фиорелло, прошел довольно спокойно. А вот второй в спектакле «Кармен» на французском языке — нечто незабываемое.
Партия Моралеса, которую играл, была не слишком сложной, но открывала спектакль. Почему-то я сильно разволновался. Помню, надо выходить, играет оркестровое вступление, а у меня из головы все выскочило. Думаю, будь что будет. Делаю первый шаг — и все быстро вспоминается. В целом выступление прошло гладко, но этот ужас выхода на сцену сравним с нырянием в пропасть.С другой стороны, каждый раз, выходя на сцену, артист должен чувствовать умеренное волнение. Иначе это не искусство, а ремесло.
— У вас в Большом около 30 крупных партий в репертуаре. Актеры часто говорят, что среди ролей нет нелюбимых или проходных. Как и дети, любимы все. И все же, есть ли роль, цепляющая вас сильнее других?
— Можно выделить самые яркие, в которых каждый раз находишь неисчерпаемые глубины. Это Белорецкий в «Дикой охоте короля Стаха», Скарпиа в «Тоске», граф в «Свадьбе Фигаро», Макбет и Онегин. Причем в «Онегине» никогда не думаю, как выгляжу на сцене. Максимально погружаюсь в роль и представляю: как бы мой герой отреагировал на тот или иной поворот сюжета, взгляд, реплику. Реакции постоянно новые.
В сезон наши спектакли повторяются примерно два-три раза, поэтому наскучить актерам они не успевают. Только на гастролях один и тот же репертуар показываем чаще. И то придумываем интересные фишки, чтобы разнообразить для себя постановку.
Выходит артист, а за ним — клад
— На сцене работаете без усиления звука. А значит, связки на пределе. Бывает, что срываете голос?— Связки не могут работать постоянно на пределе. Мы же не выжимаем в машине всегда педаль в пол. Главный принцип в том, чтобы сил затрачивать как можно меньше, а звука получать больше. Для этого не надо задействовать лишние мышцы, которые не должны участвовать во время пения. В основном работаем в среднем диапазоне нагрузки. Естественно, эмоциональное наполнение роли заставляет переживать, перейти, как говорят, на повышенный тон. Но он должен применяться лишь как краска. Если сорвешь голос, можно не вернуться в профессию, это серьезное заболевание связок. В консерватории учимся пользоваться своим инструментом, дарованным природой один раз, и не допускать запредельных нагрузок. Отвечают за звучание голоса две тонкие нежные маленькие мышцы. Они работают на протяжении всего вечера, перекрикивая оркестр, хор, чтобы нас было слышно в огромной махине. В среднем одна из главных ролей в спектакле предполагает 35 — 40 минут пения. А в «Свадьбе Фигаро», к примеру, пою полтора часа. Поэтому силы надо распределять, как и в беге на дальнюю дистанцию. В день выступлений отказываюсь от острого, слишком соленого, холодного. Спиртное исключаю за неделю до выхода на сцену, а то и больше.
— Кажется, чтобы разучить свою партию, нужно очень много времени, бесчисленное количество репетиций.
— Если заниматься ролью каждый день вплотную, то достаточно двух месяцев. Нюанс в том, что выучить понадобится не только свою партию, но и партнеров. Мы заложники музыки и находимся в ее строгих рамках. Любой материал — как неразношенная обувь, к нему надо привыкнуть, вжиться в роль. Только в этом случае пение станет продолжением мыслей. Постановочные репетиции с участием режиссера длятся от двух месяцев до полугода, а последняя неделя перед премьерой — всегда аврал, как бы гладко ни шла подготовка. Большой концентрации требуют спектакли на иностранном языке. Разучиваем роль с подстрочными переводами, чтобы каждое слово и даже каждый слог окрасить эмоционально.
— Хорошо вы как-то сказали: не только голос интересен зрителю, ведь корова тоже громко мычит. Интересна сама личность… Какой эта личность должна быть?
— Актер цепляет, если за ним интересно наблюдать, если он открывает новые повороты и делает то, чего другие не могут. В кадре или на сцене мы не просто видим выступающего, который произносит текст. А наблюдаем, как он работает с этим текстом, какой он принес внутренний багаж, что пережил, узнал, потерял, нашел…
Проще говоря, выходит артист и выносит за собой на сцену клад из внутреннего мира, моральных ценностей. Когда этот клад богат, тогда и личность интересна.
Дом, где живет народный артист.
Строгий, но справедливый
— Мы у вас дома. Честно, не ожидала, что музыкальные гении умеют еще и строить. Вы, получается, на все руки мастер… Или приглашали помощников?— Коробку поставило управление капитального строительства. А вот внутреннюю отделку осилили с женой в основном своими руками. Главное — захотеть. Тем более по технике выполнения сейчас много роликов в интернете. Не скрою, начинать было страшно. Все-таки площади внушительные: в жилой части — 120 «квадратов», стен и вовсе «квадратов» 600. Уходило много сил и времени, потом пришел опыт. Потолки на втором этаже зашпатлевали и покрасили буквально за неделю. В целом с отделкой справились за полгода, пока шла пандемия, а выступления были приостановлены.
— Я знаю, что в день свадьбы вы пришли к невесте с цветами, но в пижаме. Забыли переодеться?
— Не забыл. Просто хотел намекнуть: чтобы стать женой генерала, надо выйти замуж за лейтенанта. Как в «Риголетто»: герцог переоделся в бедного студента… В то время я уже начинал петь в Большом театре, но был студентом. Правда, в пижаме расхаживал недолго, с собой взял смокинг…
— Какой вы муж и папа — ласковый или строгий?
Папа Валерий Громов всегда служил для сына примером.
— Строгий, но справедливый. Не думаю, что самодур. О своих чувствах предпочитаю не говорить, выражаю их поступками. Может быть, детям иногда непонятны мои суждения, но они однозначно из большой любви и переживаний. Помню, как со старшим сыном у нас произошел курьезный случай. Однажды выбрались с семьей прогуляться по праздничному Минску. Макар был еще маленьким, купили ему по дороге детскую лопатку для песочницы. Гуляли. И вдруг сын загляделся на электрические машинки и затерялся в толпе. «Расчехляю» свой голос и кричу: «Ма-ка-а-р!» Когда малыш нашелся, я в сердцах шлепнул его по мягкому месту лопаткой. Буквально на следующий день меня пригласили на телепередачу порассуждать о роли отца в воспитании ребенка. Макара в тот день оставить было не с кем, повел с собой на телевидение. И тут ведущая у него спрашивает: «Какой у тебя папа?» А сын в ответ: «Строгий, но справедливый. Бьет лопатой!»
Всем семейством отдыхать веселее.— Не секрет, что работа в театре не самая прибыльная. Вас это никогда не напрягало?
— Выбирая профессию, абсолютно не размышлял о финансовом успехе. Когда с Наташей задумали жениться, мне было 27 лет, а за плечами практически никакой финансовой подушки. Начинали с нуля… Подвернулись гастроли, привез деньги на свадьбу. Работал на полставки в театре, преподавал в музыкальной школе, выступал с мамой в филармонии. Я никогда не зацикливался на деньгах. В своей профессии всегда находил отдушину, которая перекрывала неустроенность финансовую и бытовую. Ведь человек может зарабатывать много, но при этом понимать, что занятие не приносит удовольствия. А я все время получаю кайф. В итоге много лет трудился и достиг уровня, когда моя профессия стала меня хорошо кормить.
Уверен: если человек начнет упорно заниматься тем, что ему нравится, и прослывет лучшим в своем деле, отдача будет всегда. Так что постигайте себя и свою профессию, чтобы быть по-настоящему интересным.
Раздвинем рамки
— Важно не бояться быть разным, — уверен Владимир Громов. — Иногда сам себя загонишь в рамки, и зритель привыкает видеть тебя таким. Варишься в этой скорлупе. Но ведь мы все разные. В социуме надо стараться быть естественным, самим собой, но не нарушая дозволенного.
Голос как отражение
— Мое глубокое убеждение, что тембр и певческий голос — прямое отражение наших психофизических возможностей и данных, — рассуждает народный артист. — Именно поэтому кардинально поменять амплуа не так просто. Изменение психофизики героя предполагает другую голосовую выстроенность. Разные персонажи написаны по-разному в вокальном плане. Если они не подходят к голосу артиста, то не подходят и его внутреннему состоянию.
Фото из личного архива, Александра КУШНЕРА, Александра КУЛЕВСКОГО.
