Наталья Рачковская вспоминает своего супруга

В понедельник в программе Международного форума театрального искусства «Теарт–2015» Брестский театр кукол представит «Самозванца», неожиданно ироничную и утонченно кинематографичную версию пушкинской драмы «Борис Годунов». А в четверг Белорусский государственный театр кукол покажет свой вариант повести Владимира Короткевича «Ладдзя роспачы». Один из самых странных и неоднозначных спектаклей на кукольной сцене, с декорациями в стиле советского киберпанка, с единственной куклой и потрясающим послевкусием, которое забудется не скоро... Оба спектакля сценограф Валерий Рачковский создавал, никак не предполагая, что это станет его прощанием с публикой. Театры выстраивались к нему в очередь, в последние годы он был чрезвычайно востребован, чуть ли не одновременно работал в Беларуси, России, за рубежом... На прошлогоднем республиканском конкурсе театрального искусства «Самозванец» и «Ладдзя роспачы» принесли ему звание лучшего художника–постановщика. Посмертно. И на церемонию вручения главной российской театральной премии «Золотая маска» вместо него поехала жена (в число претендентов на эту престижную награду Валерий Рачковский попал со спектаклем Рязанского кукольного театра «...и наказание»).

— Когда Валера оказался среди номинантов «Золотой маски» в первый раз, это стало для него большой неожиданностью, — вспоминает актриса Наталья Рачковская. — Ведь сам он всегда был недоволен собой. Критиковал, гнобил себя постоянно. И абсолютно спокойно воспринял, что эта награда досталась не ему.

К слову, многие СМИ, комментируя итоги той «Золотой маски», не удержались от замечания, что без премии белорусский сценограф остался «по недоразумению». «Вишневый сад», поставленный Олегом Жюгждой в российском кукольном театре «Огниво» к этому времени собрал солидный урожай фестивальных призов. Не в последнюю очередь — за эмоциональную сценографию и придуманный Рачковским микросад под стеклом, постоянно меняющийся по ходу спектакля...

В ограниченном пространстве кукольной сцены ему всегда удавалось найти новый способ поговорить со зрителем о вечном. Он умел рассмешить, умел шокировать. И по факту часто, очень часто становился еще одним режиссером спектакля. Не ради амбиций — все то, что не имело прямого отношения к происходящему внутри театрального действа, Рачковского как будто не волновало. Ничто не могло вывести его из равновесия. Всегда сдержанного, невозмутимого, ни разу в жизни не повысившего голос — совершенно невозможно представить такого в театре, одном из самых беспокойных мест, где ежесекундно сталкиваются самолюбие, притязания и точки зрения. Но большая часть жизни Валерия Рачковского прошла именно там. Хотя первоначальный сценарий его биографии такое развитие событий вряд ли предполагал.

Ну правда, много ли шансов стать главным художником государственного театра кукол у деревенского парня, выпускника экзотического для 1970–х годов отделения «визуальных коммуникаций, выставок и рекламы», получавшего предложения о сотрудничестве только от завода «Интеграл» и ДК имени Дзержинского? У человека, напрочь лишенного пробивных качеств, отнюдь не лидера по натуре, настолько закрытого и сомневающегося. Он не был таким амбициозным, как институтские друзья, с которыми в студенческие годы ездил по шабашкам, оформляя клубы и сельсоветы. Не стремился к славе, публичности... Тем не менее первый «рекламный» курс театрально–художественного института подарил белорусским подмосткам сразу троих сценографов. Владимира Жданова, яркого художника театра музкомедии. Зиновия Марголина, знаменитого сценографа Купаловского. И Валерия Рачковского, которому оказалось подвластным самое непостижимое из театральных чудес — умение делать живым неживое. Его куклы вполне могли обойтись без кукловодов, демонстрируя выразительную мимику, которую «включало» одно только театральное освещение...

Его искренне любили даже те, кем он руководил. А многие ли участники креативного процесса могут признаться в светлых чувствах к своим начальникам? При всей творческой успешности у Рачковского не было даже завистников — как заметил один из коллег, «к этому человеку негатив не прилипал». Но наедине с собой ему было очень непросто. Как бывает непросто людям по–настоящему талантливым, каждый раз стремящимся превзойти самих себя. Болезненно непросто...

— Одно из самых ярких воспоминаний детства — как слушал бетонный столб, — улыбается Наталья Евгеньевна. — Валере казалось, что столб поет. Рассказывал, стоял возле него полдня и слушал, слушал. Пока родные не забеспокоились и не стали его искать...

До 6 лет он жил с тетей в Гончаровке, а родился в Слободе, прямо возле Кургана Славы. Родители работали в Минске: отец — строителем–крановщиком, мама — на велозаводе, и к сыну приезжали не особенно часто. Вся родня удивлялась (до сих пор удивляется), как ему удалось стать художником. А он вспоминал, как любил рисовать на обоях и как его лупили за это...

Игрушки мастерил для себя сам. Чаще всего это были самолеты из веточек — мечтал быть летчиком. Видимо, время было такое, романтическое — он же родился в 1954 году. И, наверное, где–то глубоко эта мечта осталась. «Художник и летчик очень близки, — сказал мне однажды. — Оба могут ощутить состояние полета».

— В юности Валера занимался штангой. Не раз побеждал на городских соревнованиях, ему даже прочили большое спортивное будущее. Но после армии пошел в Бобруйское художественное училище... Впервые я увидела его на студенческой картошке, уже в театрально–художественном институте. Говорил, что почему–то и меня среди всех увидел тогда первой. Потом пригласил на «Гамлета» с Высоцким — это были последние гастроли «Таганки» в Минске. А дальше появились куклы...

Я училась на отделении актеров кукольного театра. И когда мы готовили отрывок из фарса Гарсиа Лорки «Балаганчик дона Кристобаля», попросила Валеру сделать три куклы. Моя героиня — девушка, мечтающая выйти замуж, — получилась смешной и очень удобной, хотя была практически одного роста со мной. К слову, куклы мы делали обычно сами, у нас даже был специальный предмет, и Валера иногда приходил на наши занятия, сидел и ждал меня. Вела занятия главный художник минского кукольного театра Алина Григорьевна Фомина, о которой он говорил всегда с большой благодарностью...

После уже мои друзья стали просить его помочь с куклами. Не отказывал никому, хотя вопрос денег, естественно, не возникал. Деньги никогда не имели для него большого значения, а вот куклы делать нравилось... Не знаю, как долго это могло продолжаться, но Володя Жданов, у которого всегда было много знакомств, решил свести его с Анатолием Лелявским, главным режиссером нашего театра кукол. И Анатолий Александрович сразу предложил ему «Сказку о царе Салтане». Это был первый спектакль Валеры. Первый из 75...

— Мои мама, бабушка очень любили петь (одно время мама даже выходила на сцену с хором Виктора Ровдо, разучивала с нами народные песни, романсы). Когда мы собирались всей семьей, часто пели вместе с детьми. Но Валера ни разу не участвовал в наших «спевках», хотя слушал с удовольствием. Кстати, его мама, Валентина Карповна, тоже никогда не пела. На деревенских праздниках я даже иногда у нее спрашивала:  почему? Видимо, ее скромность досталась сыну по наследству.

Помню, придем в магазин и Валера в который раз предлагает все разговоры с продавцом вести мне, мол, у него голос тихий. Было смешно... Но если он что–то решил, переубедить было невозможно. Точно так, как сдвинуть с места безмолвную глыбу. Спокойно, не повышая голоса, он мог отстоять любую из своих идей. И дома, и в театре.

— Дома его постановки мы не обсуждали, ничьи советы Валере были не нужны. И вдруг он захотел, чтобы я прочла сценарий «Ладдзi роспачы»... Потом были наши долгие разговоры на кухне. Не о будущем спектакле, больше о самой повести, о жизни. А вскоре после премьеры Валера попал в больницу и врачи сообщили диагноз — рак желудка... Его мама всегда считала, что он плохо питался, сбегая в свою мастерскую рано утром и возвращаясь не раньше 10 вечера. Но в мастерской была плитка, Валера любил готовить, причем очень хорошо умел это делать. И у меня, у наших детей его мастерская была одним из любимых мест. Кроме нас, там бывали немногие — он уставал от общения. И, наверное, еще больше — от своих непростых эмоций, которым никогда не позволил выйти наружу...

Теперь в его спектаклях играет Дима, наш сын. В «Ладдзе роспачы» у него главная роль...

zavadskaya@sb.by

Советская Белоруссия № 190 (24820). Суббота, 3 октября 2015