Уроки музыки

Как молоды мы были!

И как прекрасны - хочется мне добавить!

Магия одушевленных лиц на старых фотографиях завораживает - сколько веры, надежды, ожидания любви в обращенных на объектив взорах!

Я добавила к любви слово "ожидание" специально - многим из тех, кому перед войной было 17 и даже 20 с маленьким хвостиком, не довелось встретиться с самым главным в жизни чувством. Они действительно ушли, не долюбив, не докурив последней папиросы.

Так уж горько получилось.

Юрию Степановичу Иванову, который принес в редакцию аккуратно запакованное в целлофановый пакетик пожелтевшее фото, повезло. Он выжил, уцелел в той войне, дошел до Победы. Судьба оказалась милостива к танкисту. А могло получиться и совсем по-другому: прямое попадание вражеского снаряда - и от мчащегося в атаку экипажа боевой машины оставалась лишь розоватого цвета лужица...

Такова страшная правда войны, которую он видел своими глазами.

Так погибали друзья-однополчане. Такое - и он это прекрасно понимал - может в любой момент случиться с ним самим. Потому что придуманное когда-то сермяжное "останется лишь мокрое место" - вовсе не грубая метафора циников, а наблюдение умудренных жизнью солдат, ежедневно глядящих смерти в лицо.

Счастье было на его стороне - так распорядилась судьба.

И любовь свою главную он также сумел встретить - во фронтовом, правда, госпитале. Чтобы гордо и красиво пронести ее через всю жизнь.

И последнюю деталь хочется мне добавить, предварив благородные, как соло на серебряной трубе, воспоминания генерала.

Перед самой войной он приехал поступать в Ленинград в консерваторию. Талант требовал проявления, огранки, самовыражения.

А бравому, северной закалки и силушки, красавцу парню сказали: нам нужны не трубачи, а танкисты. И отправили прямиком в военное училище...

Но любовь к музыке осталась.

И чудесный снимок, на котором все еще молоды, живы и прекрасны.

Мне посчастливилось побывать во многих уголках нашей бывшей великой державы - Советского Союза. И везде, когда слышалось доносившееся звучание одинокого церковного колокола или милой сердцу мелодии романса "Вечерний звон", сочиненной участником Отечественной войны 1812 года А.Алябьевым, предо мной возникают соборы родного Великого Устюга, судоходная река Сухона и домашний очаг моих родителей.

Зимой к нам на огонек заглядывали знакомые, любители хорового пения, приносившие с собой струнные музыкальные инструменты. Отец брал гитару, к нему присоединялись гости, создавалось трио или квартет. Играли вальсы, польки, местные наигрыши. Исполнялись народные и популярные в то время песни, романсы. Особенно задушевно пели

: "Вечерний звон, вечерний звон,

Как много дум наводит он..."

Летом жители Великого Устюга любили посещать городской сад, особенно в погожие выходные дни. Бодрое настроение публики попеременно поддерживали оркестры - гремящий духовой и более нежно игравший струнный. В обоих принимали участие отец (в струнном) и его братья Аркадий и Петр (в духовом).

Мне шел девятый год, когда семья переехала к сестре отца, в город Ставрополь. Неподалеку от улицы Мавринской, где мы жили, раскинулся парк имени Горького - желанное место отдыха не только для взрослых, но и для подростков.

Там я впервые увидел музыкантов симфонического оркестра, сидящих в эстрадной раковине, а главное - познакомился в их исполнении с совершенно незнакомыми для меня произведениями. Теперь домашние знали, где по вечерам искать их "загулявшее" чадо.

Не менее сильное, завораживающее впечатление на меня и моих сверстников производил духовой оркестр кавалерийской дивизии. Во главе эскадронов, сидя верхом на лошадях одной масти, он играл походные марши. А мы, босоногие, бежали по тротуару параллельно его движению по улице Красной.

Для меня было загадкой: как это красноармейцы-музыканты, сидя в седле, держа в обеих руках инструменты, играют на них, да еще управляют своими скакунами. Особенно поражал первый ряд сверкающими от солнечных лучей трубами.

Ныне такое зрелище можно только представить, но не увидеть. (Кавалерия как род войск в современных армиях прекратила свое существование.)

Дальнейшее обучение у меня проходило в школе села Емецка Архангельской области. Соседом по парте оказался шустрый черноволосый парнишка Моня Блюменкранц, высланный в составе семьи из Ленинграда в северный край на поселение.

Присмотревшись и прислушавшись ко мне, он как-то сказал, что у меня хороший музыкальный слух, и пригласил к ним в духовой оркестр, где он играл на альте. Дирижером там был Чернышев - директор типографии - и сам вел партию баритона.

О существовании в Емецке какого-либо музыкального коллектива я не знал, поскольку сразу же после переезда завербовался летом в военно-топографическую экспедицию рабочим. Отпустили из нее только к началу учебного года в школе. Предложение Мони было принято, и он довольно возвышенно представил меня руководителю оркестра

: - У этого парня пропадает талант. Он все марши знает.

- Да ну! - то ли в самом деле удивился капельмейстер, то ли смешинка проскользнула на его добром лице. - Ну-ка, ну-ка послушаем... Давай для начала торжественный марш "К берегам священного Нила" из оперы Верди "Аида".

В репетиционной комнате Дома культуры собралось уже много музыкантов. Одни из них устанавливали пюпитры, другие перебирали ноты. Услышав вопрос на засыпку, все повернулись в мою сторону в ожидании, чем все закончится. Под взглядом десятка любопытных глаз я засмущался и еле выдавил

: - Этот не знаю...

- Ну вот, а рекомендовали как выдающегося знатока...

В этот решающий момент мне очень захотелось дать Моне по шее и уйти, но я все же спросил

: - А можно, вместо того я спою кавалерийский "Поход на рассвете"?

И, не дожидаясь разрешения, затараторил

: - Та-а, та-та-та, та...

Импровизация играющего оркестра была остановлена одобрительными возгласами экзаменатора

: - Хорошо, хорошо, довольно ярко... Молодец!

Отдышавшись, решил, что можно высказать, что не все уж так и приукрасил Моня в моей характеристике, и во всеуслышание привел доказующие аргументы

: - В пионерском лагере был горнистом, тренькаю на гитаре, мандолине и балалайке...

Чернышев окинул меня оценивающим взглядом и закончил собеседование

: - У нас не тренькают, юноша, а играют. На каком инструменте желаешь учиться у нас?

Я без колебаний показал на изящную трубу, какую видел у тех кавалеристов в Ставрополе.

Под опекой Владимира Конюхова - солиста оркестра - первоначально я научился складывать губы и язык для извлечения звука из трубы, а затем в течение нескольких месяцев днем и ночью разучивал гаммы и многочисленные упражнения.

Меня охватила неуемная страсть к овладению техникой игры. Успехи были обнаружены довольно быстро - но резко противоположные успеваемости в школе. В оркестре стали постепенно подключать к разучиванию репертуара, а классный руководитель предупредил родителей, что могу остаться в восьмом классе на второй год. Но все закончилось успешно.

Отец мне подарил купленную в архангельской комиссионке подержанную трубу, а В.Конюхов - французский мундштук к ней. С трубой ни на день не расставался, до самого поступления в военное училище в 1941 году, а французский мундштук, как талисман, взял с собой и таскал по фронтовым дорогам Великой Отечественной, пока не потерял при ранении.

И.Чернышев пропал без вести в горниле сражений, главстаршина В.Конюхов воевал на Северном флоте. Уволившись в запас, учился, работал. Его последняя должность - главный технолог Северного морского пароходства. Умер в 1989 году. Его именем назван один из пароходов, который и сегодня на службе России.

Я не стал профессиональным музыкантом, как моя сестра Ольга, но музыка помогала мне преодолеть тяжесть лихих годин войны, а ныне - слегка сглаживать крутые повороты суровой действительности.

Юрий ИВАНОВ, генерал-лейтенант в отставке.

P.S. 24 апреля 1939 года нас запечатлел фотограф-любитель. Справа с трубой - это я. Мне 17 лет. И.Чернышев - прямо из типографии, что была расположена рядом с Домом культуры, заглянул на минутку в оркестровую взять баритон.