Откровения российской спортсменки Юлии Степановой взорвали мировой спорт. «Шпионские материалы», которые бегунья на 800 метров и ее супруг — экс–сотрудник антидопингового агентства РусАДА — предоставили в распоряжение немецкого телеканала ARD, вынудили самих «правдоборцев» просить убежища в Германии, а Российскую федерацию легкой атлетики искать объяснения и оправдания приведенным фактам систематического употребления спортсменами запрещенных препаратов. Объясняться с учетом анонсированного Международной федерацией легкой атлетики и Всемирным антидопинговым агентством расследования придется долго и непросто. И не факт еще, что удастся. Многие аналитики уже сегодня предрекают катастрофу всей системы российского спорта. Какова вероятность такого сценария? Зачем Юлии Степановой понадобилось ввязываться в войну? И может ли взрывная волна от российской информационной бомбы докатиться до Беларуси? Помочь нам разобраться в ситуации мы попросили экс–директора Национального антидопингового агентства, а ныне проректора по научной работе Полесского государственного университета, профессора Николая Кручинского.
— Николай Генрихович, для вас разоблачения немецких журналистов стали сюрпризом?
— Не могу сказать, что я удивлен. За почти 10 лет, что работаю в антидопинговой сфере, такие вещи время от времени случались. Я бы скорее назвал это информационным вбросом. Не знаю всех нюансов истории, но думаю, что и к авторам скандального материала может возникнуть немало вопросов.
— Как, полагаю, и к репутации российских спортсменов и тренеров. Чем такой скандал может обернуться для них?— В 2004 — 2006 годах наш спорт, как и российский, в подобных ситуациях нередко оказывался мальчиком для битья. Сегодня ситуация иная, и я уверен, что нас ждет продолжение: иски, суды, расследования... И, значит, рано или поздно авторам разоблачения придется положить на стол доказательную базу. В деле Лэнса Армстронга, например, доказательная база собиралась несколько лет, и я думаю, что двух видеозаписей на телефон будет недостаточно для того, чтобы доказать факты системного использования допинга.
— Вы заметили, что подавляющее большинство тех, кто комментирует эту историю, возмущает не сам факт обнаружения допинга в российском спорте или масштабы его возможного использования, а то, что Степанова вынесла сор из избы?
— Это тоже неудивительно. Несмотря на то что антидопинговые службы пытаются объяснять, выявлять и наказывать, в спорте по–прежнему остается очень много теневых моментов. Другое дело, что обнаруживаются они обычно очень «кстати». Вот сейчас, например, ввиду непростой политической обстановки все выглядит так, словно из России пытаются сделать этакого монстра, который страшен во всех проявлениях. Но давайте вспомним совсем недавнюю историю, когда по тому же немецкому телевидению демонстрировался сюжет о целевом использовании допинга уже у немецких спортсменов. И та история как раз «совпала» с выборами нового президента Международного олимпийского комитета. С другой стороны, система спорта в России далеко не самая прозрачная, и это провоцирует именно такую реакцию: как кто–то посмел сдать своих? И в Беларуси, и в России очень многие причастные к спорту высоких достижений люди исходят из той позиции, что вокруг враги, которые готовят заговор. На самом же деле все обстоит несколько иначе. И дело того же Армстронга наглядно показало, что в подобных случаях фигурирует уже не столько фармакологическая или медицинская терминология, сколько экономическая. Используя допинг, ты занимаешься мошенничеством. Со всеми вытекающими последствиями. И подавляющее большинство спортсменов идут на это, прекрасно осознавая и возможные риски, и ответственность.
— Есть и другое мнение: частота допинговых скандалов на постсоветском пространстве во многом определяется той ситуацией, в которой находятся тренеры. Будучи вынужденными давать результат любой ценой, они начинают хвататься за любые возможности его обеспечить.
— В определенной степени это так. Возьмем пример Беларуси, где зарплата тренера напрямую зависит от результатов его учеников. Точнее, даже от медалей. Эту систему мы создали сами в 90–е годы, когда пытались спасти наш спорт от полного развала. Однако у каждой медали есть и обратная сторона. К сожалению, мы технологически и методически существенно отстаем от заграничных конкурентов. Нужно значительно повышать и уровень образования наших тренеров. Нельзя сказать, что ничего не делается, но время упущено. А если нет достаточных знаний, как грамотно построить тренировочный процесс, то начинается поиск альтернатив: «волшебный» укол, таблетка — и результат в кармане... Вдобавок ко всему мы пришли к ситуации, когда найти главного тренера стало большой проблемой. Практически все назначения проходят на безальтернативной основе и после долгих и мучительных поисков. С руководителями федераций, кстати, такая же история. А раз нет альтернативы, значит, будет и дальше господствовать одна система, почти никак при этом не развиваясь.
— Эхом российского допингового скандала стали сомнения в принципиальной возможности организовать эффективный допинг–контроль в России. Дескать, Министерство спорта там едва ли не поименно указывает атлетов, которые «должны быть чистыми»...
— В России, кстати, еще не в самой большой степени. Как–никак РусАДА является негосударственным учреждением. Его официальное название: некоммерческое партнерство. Да, деньги туда идут из Министерства спорта, которое оплачивает тестирование спортсменов. Но, во–первых, во Франции или Грузии подобные структуры также частично финансируются государством, а в Украине антидопинговое агентство вообще является учреждением, подчиненным министерству по делам молодежи и спорта. Как, к слову, и у нас.
— Ввиду отсутствия у нашей лаборатории аккредитации, белорусский спорт часто сотрудничал с российской лабораторией. Как нынешний скандал может отразиться на нас?
— Разговор о нашей лаборатории я бы вообще оставил пока за скобками. В первую очередь из–за не совсем прозрачной позиции ВАДА в этом вопросе. Сегодня объявлен мораторий на аккредитацию лабораторий, расположенных в Европе. Наша лаборатория совместно с Министерством спорта, Минздравом и МИД пытается изменить ситуацию, чтобы можно было вступить хотя бы в предаккредитационную стадию. Но куда большей проблемой выглядит то, что у белорусского агентства уже почти год нет руководителя. Предыдущий директор — Александр Ванхадло — сделал очень важный шаг, переведя основную часть допинг–контроля в юношеский спорт. Но работу нужно продолжать, и поэтому нынешняя ситуация очень тревожная. Пока в белорусском спорте тишина, но как бы она не стала предвестницей бури.
Советская Белоруссия №236 (24617). Четверг, 11 декабря 2014.
