Талантливый, щедрый, экстравагантный, авантюрный, могущественный, ненасытный, неповторимый... На такую фамилию, как Церетели, эпитеты можно нанизывать до бесконечности. И спорить, спорить. Потому что Зураб Церетели — первый российский живописец ХХ века, который стал такой же публичной персоной, как ведущий телевизионного ток–шоу. Его творческая судьба в чем–то действительно кинематографична. Все, что бы ни задумал талантливый художник, какой бы монументальный проект ни предложил, моментально воспринимается творческой публикой в штыки и отчаянно критикуется вплоть до воплощения замысла, а часто и после оного. Церетели всегда возбуждает против себя армию критиков. Хулители сочиняют письма протеста, в прессе печатаются нелицеприятные статьи, а Зураб Константинович работает, работает... И что бы ни неслось ему в спину, одно несомненно: Церетели сегодня — главный ваятель российской державы. Даже если бы он не занимал такого высокого поста — президента Российской академии художеств, он в российском изобразительном искусстве — несомненный лидер. Его работами украшена не только Москва — они есть в Испании, США, Японии, Англии, Франции. Сфера его влияния феноменальна. Положение в обществе непоколебимо. Смелость и масштабность художественных замыслов грандиозны. Памятник Колумбу в Испании, скульптура Петра Великого в Москве, а также оформление в столице Манежной площади, храма Христа Спасителя, создание монумента на Поклонной горе — это навскидку только несколько всемирно известных проектов художника последнего десятилетия. А ведь еще созданы сотни мозаичных композиций, барельефов, витражей, эмалей, живописных полотен. В Минск, в Национальный художественный музей Зураб Церетели привез более 200 произведений разных видов и жанров искусства — больше просто не вместили наши стены. (Но для него это не капля — капелька в море.) Сегодня вечером состоится торжественное открытие персональной выставки народного художника России, СССР и Грузинской ССР. (Зураб Константинович не желает отказываться ни от одного из званий.)О таком необыкновенном человеке, естественно, ходит море слухов даже в Минске. Когда–то наш художественный комбинат выполнял заказ Церетели. Рассказывают, он лично, без всякой бухгалтерии рассчитывался с рабочими советскими 25–рублевками (без задержек, щедро — в советское–то время!), которые с той поры там стали любовно называться «зурабками».
Свою первую большую персональную выставку в Манеже в Москве Церетели открыл только в 1998–м. Затем, по обычаю, был прием в «Метрополе» на 700 человек (пришло 1.000). Из Минска там присутствовала только известная художница Нинель Счастная. Она рассказывает:
— Сначала была пресс–конференция. Собрался весь пишущий, «звенящий» мир Москвы, а, может, и России, человек 200, не меньше. Церетели отвечал на все вопросы, в том числе на нелицеприятные, и при этом все время рисовал. Рисунки же тотчас забирались помощниками. Знаете, что бы ни говорили, главное — он не злой... Потому что талантливый. Пришел руководить Академией искусств, объявил: «Больше света! Выставляться будут все — и правые, и левые». Академия ожила! А ругают его потому, что все, что он делает, — первично, ни на что не похоже, а людей это всегда будоражит, возмущает, гневит. Вот только посмотрите на его палитру — зависть берет... Гениально! Я вообще преклоняюсь перед Зурабом Церетели: он смог реализовать все, что задумал! Таких художников, как он, в мире и десятка не будет — те, кто сумел заработать миллионы на творчестве и в творчество же вложить. Ну Генри Мур, Сальвадор Дали — кто еще в этом ряду, скажите?..
Несомненно, Церетели — явление, феномен ХХ века, его фигура выходит за рамки представлений о художнике и его месте в обществе. Несмотря на то, что он существует в эпицентре конфликта, Зураб Константинович повторяет, что никогда никто его не спровоцирует на месть критикам: «Даже когда самые страшные корреспонденты задавали мне ужасные и некорректные вопросы — я был спокоен. У меня сначала был азарт. Я взял альбом и на черном фоне красным написал, кто плохо говорит обо мне, а золотом на белом — кто хорошо говорит. Но не смог себя переломить, жалко стало их. Вспомнил парижские архивы, какие великие люди писали и говорили против Эйфелевой башни. Также в Рио–де–Жанейро, статуя Христа, сколько человек опозорилось! И я это отложил». И еще: «Мудрые люди никогда не оценивают искусства. Это привилегия времени. И больше ничья».
