Как часто, глядя на экран телевизора, мы разражаемся праведным гневом по поводу увиденного и услышанного? Можно спросить и иначе: многих ли устраивает то, что разрешено к просмотру, и что, несомненно, в соответствии с теми или иными нормативными документами преподносится как безопасное и безвредное?
На каверзные вопросы можно получить не менее каверзные ответы. И хорошо еще, если не запустят чем-нибудь увесистым, но не таким безобидным, как то, что, по мнению несмотрящего меньшинства, можно увидеть на экране.
Опасно пускаться в размышления на сей счет, тем более что среди пожирателей телевизионных программ уже сформировалось значительное большинство безоговорочных теленаркоманов, для которых телик стал своего рода олицетворением того райского счастья, за получением которого не нужно даже в очереди стоять.
А чем, собственно, чревато смотрение на экран? Ну если просто так смотреть на него, то ничего и не произойдет. А если смотреть и видеть то, что там показывают, и пытаться найти в увиденном некие признаки искусства, хоть мало-мальскую режиссуру и актерскую игру, не говоря уже о сценариях как все-таки о литературном жанре и не вспоминая о логике... Дальше можно не продолжать.
Как-то раньше не снимали фильмов, в которых у собаки — главного героя — была бы кличка Бетховен. И даже не в Бетховене дело. Подумаешь, собаку фамилией выдающегося композитора назвали!
А Зевсом не хотите? А Евой? А Ангелом? Какими только именами ни называют своих любимцев.
В чем же тогда дело? А вот в чем. Приходит как-то ко мне домой 15-летняя дочка моих знакомых. Современная девочка, учится в школе неподалеку, принесла мне какой-то диск, родители передали посмотреть. Дверь в квартиру открыта, и тихонечко так из комнаты музыка доносится. Она чисто автоматически спрашивает у меня, как эта музыка называется. Ну я так же автоматически отвечаю, что это музыка Бетховена.
Мне нужно было сначала подумать и предвидеть тот эффект, который мои слова произведут на бедного ребенка! Все произошло достаточно быстро и стало понятным лишь тогда, когда она, отсмеявшись, отвесила мне комплимент, в котором я выглядел по меньшей мере порядочным шутником:
— Ну вы и даете! Собака музыку написала? Ха-ха-ха! Расскажу в школе, всех повеселю...
Я даже не пытался ничего ни у кого выяснять, переспрашивать и объяснять. Я стоял и смущенно улыбался, как будто и в самом деле отколол нечто замысловатое и из ряда вон выходящее.
Позже, когда за моей гостьей закрылась входная дверь, я стал разбираться в произошедшем — в том, что она у меня спрашивала и как я ответил. Тут-то в памяти и всплыл фильм, неплохой, кстати, про немецкую овчарку по кличке Бетховен. Я тогда еще подумал, что не случайно фильм сняли в Германии, где никому не нужно объяснять, что Бетховен — сначала величайший композитор, музыкальный гений мирового масштаба, а уже потом этим именем может пользоваться и кто-то второй, третий и так далее.
Стоит ли оберегать неокрепший детский мозг от потока информации? Периодически возникают идеи, призванные в очередной раз защитить наших детей и общество от очередного тлетворного влияния.
Вспоминая собственное детство, не могу припомнить ни одного запрета ни на мультфильмы, ни на пиво, ни на сигареты. Все шло само собой разумеющимся чередом. И только сейчас, когда прошло уже полвека, мне становится очевидным, насколько оно, мое детство, было бесконтрольным, прекрасным и настоящим. И никто не предупреждал меня, что в комедиях Рязанова, например, “демонстрируются табачные изделия”. По крайней мере, есть что вспомнить, сравнить. И пожалеть, что этого уже не вернуть. А не вернуть, значит, и не поделиться ощущением жизни.
И сейчас, когда все основные этические функции образования, культуры и телевидения вроде бы выполнены, почему бы не заняться на досуге российским министерствам и ведомствам различными запретами? Если ни на что другое пороху недостает.
