200 лет назад в России чуть ли не с хлебом–солью встречали отъявленную оппозиционерку. Поэт Батюшков говорил о ней: «Дурна, как черт, умна, как ангел», а художник Боровиковский рисовал ее портрет. Ее привечал император Александр, а она отпускала в его адрес двусмысленные шуточки. Пушкин, помнится, называл ее имя в «Евгении Онегине», а она сама писала душещипательные романы. Она — баронесса Анна–Луиза Жермена де Сталь–Гольштейн. Она — дочь министра финансов при дворе Людовика ХVI, с внезапной отставки которого когда–то началась Великая французская революция. Вы не поверите, но это именно она, а не Эдвард Радзинский первой сказала: «В России все секрет, но ничего не тайна».
«В целях установления единства в законодательстве и усиления ответственности за разглашение сведений, являющихся государственной тайной... Президиум Верховного Совета СССР постановляет:
...Разглашение сведений, составляющих государственную тайну, совершенное лицами, которым были доверены эти сведения или которые могли получить эти сведения в силу своего служебного положения, поскольку эти действия не могут быть квалифицированы как измена Родине или шпионаж, — карается заключением в исправительно–трудовой лагерь на срок от восьми до двенадцати лет.
...Разглашение частными лицами сведений, составляющих государственную тайну, поскольку эти действия не могут быть квалифицированы как измена Родине или шпионаж, — карается заключением в исправительно–трудовой лагерь на срок от пяти до десяти лет.
...Утрата должностными лицами материалов, документов и изданий, содержащих сведения, составляющие государственную тайну, если эти действия по своему характеру не влекут за собой по закону более тяжкого наказания, — карается заключением в исправительно–трудовой лагерь на срок от четырех до шести лет» (Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об ответственности за разглашение государственной тайны и за утрату документов, содержащих государственную тайну», 11.06.1947).
Листая старые подшивки, порой легче рассмотреть механизмы тайных скрижалей истории, чем увидеть то, что когда–то считалось самой секретной из всех тайных тайн, а сегодня выглядит как никому не нужная азбучная истина. 65 лет назад среди прочих военных секретов к государственным тайнам были, например, отнесены сведения о промышленности в целом и отдельных ее отраслях, сельском хозяйстве, торговле и путях сообщения; о геологических запасах и добыче цветных и редких металлов и земель; сведения об открытиях, изобретениях во всех областях науки, техники и народного хозяйства до окончательного их завершения и разрешения на их опубликование; сведения, касающиеся переговоров, сношений и соглашений СССР с иностранными государствами, а равно всяких иных мероприятий в области внешней политики и внешней торговли, не содержащиеся в официально опубликованных данных. С позиций сегодняшнего дня все это выглядит наивной попыткой утаить воздух с помощью сачка для ловли бабочек. Информационное пространство в наши дни столь бездонно и всеобъемлюще, что, кажется, нет в мире ни одной тайны, которую бы не знали все. Не верите — проверьте.
А вот вам, кстати, и первый пример.
«Ночью экипаж самолета Ту–154 Белорусского управления гражданской авиации выполнял пассажирский рейс по маршруту Минск — Мурманск. Через 40 минут после взлета один из пассажиров, Дмитрий Владимирович Семенов 1973 года рождения, потребовал под угрозой взрыва самолета изменить курс и следовать в Стокгольм. На борту самолета находились 114 пассажиров и 7 членов экипажа. В этих условиях ради спасения пассажиров, среди которых были и дети, командир воздушного судна Сергей Петрович Брилев принял решение выполнить полет на Стокгольм, где совершил благополучную посадку. Преступник сдался местным властям и доставлен в полицию... Пассажиры, экипаж и самолет вылетели из Стокгольма и приземлились в Мурманске. Решается вопрос и принимаются меры о выдаче преступника» («Под угрозой взрыва самолет взял курс на Стокгольм», 10.06.1990).
После нажатия клавиши enter на экране монитора появляется невообразимое количество ссылок по тегу Дмитрий Семенов. Интернет наперебой рассказывает, как бывший учащийся жодинского техникума получил за свои воздушные художества пять лет лишения свободы, как из сердобольной Швеции к нему в колонию направляли целый караван с гуманитарной помощью; как он отсидел и вышел; как попросил политического убежища в Стокгольме; как позвонил журналистам и потребовал от них прибытия на место, где собирался поджечь машину российского посольства; как «акулы пера» прибыли вместе с полицией, а потом долго потешались над незадачливым преступником, который взял с собой немногим более стакана бензина.
Еще раз жму enter, и сеть тащит напоминание, что в июне 1990 года был зафиксирован просто невероятный всплеск угона воздушных судов: 9 июня — из Минска в Стокгольм, 7 июня — рейс Грозный — Москва, по требованию боевика Ту–154 приземлился в Турции, но захватчик был убит. 19 июня гнали самолет из Риги в Хельсинки, 24–го — из Таллина в Хельсинки, 28–го была совершена попытка угона в Турцию самолета Ту–154, совершавшего рейс Краснодар — Оренбург — Краснодар, а 30–го числа — угон самолета из Львова в Стокгольм.
Википедия, к которой нынче обращаются гораздо чаще, чем в советские годы к БСЭ, на слово «теракт» отзывается историей о первом теракте в СССР — убийстве Григория Котовского. В 1925 году в известного советского военного деятеля, до революции прославившегося своими налетами на банки, стрелял начальник охраны Перегоновского сахарного завода, которого вся вольная Одесса знала как адъютанта Мишки Япончика и одновременно владельца одного из крупнейших городских публичных домов Мейера Зайдера по кличке Майорчик.
После случайного нажатия активной ссылки узнаю о Косом. Под такой кличкой преступный мир СССР в начале 60–х знал валютчика Яна Рокотова. При обыске у него нашли примерно полтора миллиона долларов. Его и ряд других валютчиков и фарцовщиков осудили на восемь лет. Но Генеральный секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущев поехал вскоре в Берлин, где в ходе официальных встреч немецкие товарищи пожаловались ему на то, что такого страшного «черного» рынка, как в Москве, нет нигде в мире. Хрущеву рассказали, как вдоль всей улицы Горького в Москве якобы стояли юноши, наметанным глазом узнававшие в толпе «несоветского человека» и предлагавшие за доллар не официальные 90 копеек, а, например, пятерку. Возмущению Хрущева не было предела. В ярости он потребовал пересмотра дела Рокотова–Косого, и тогда проходивших по нему дельцов осудили уже на 15 лет. Но и этого генсеку было мало. После изданного в спешном порядке указа «Об усилении уголовной ответственности за нарушение правил валютных операций» состоялся третий пересмотр дела. В итоге валютчиков Рокотова, Файбишенко и Яковлева расстреляли, и с тех пор только ветер да пыль со старых подшивок напоминают нам о тех жестких временах.
«Слово «валютчик» для широкого обихода новое, и потому не сразу привыкаешь, что это, собственно, просто тот же жулик, действующий в сфере денежного обращения. В этом убедился каждый, кто был в начале процесса. А теперь, когда допрос подсудимых завершен, когда было время получше присмотреться к валютчикам, видишь, что от обычных уголовников валютчики отличаются лишь тем, что даже припертые к стене неопровержимостью обличающих фактов, свидетельств и доказательств, они не в состоянии найти в себе элементарную способность глянуть правде в глаза. Они продолжают свое беспардонное вранье и кривлянье и под взрывы смеха и ненависти публики пробуют прикинуться заблудшими ангелами. Вот уже действительно разложившиеся до маразма!» («Разложившиеся», 20.06.1962).
«Всего труднее обладать теми добродетелями, которые в глазах людей не отличаются от пороков», — утверждала та, кого вот уже два века называют «гонимой совестью мира». Она любила, ее любили, но и ненавидели тоже. Когда умные люди начинают рассуждать о причинах взаимной антипатии между мадам де Сталь и Наполеоном, немногие способны представить, что всему виной не политические взгляды, а чувства. Во времена итальянской кампании молодой генерал Бонапарт, завоевавший мировую славу, получил от незнакомой ему писательницы несколько писем с объяснениями в любви. «Эта женщина — психопатка», — решил Наполеон, оставил письма без ответа, и сегодняшним исследователям остается только гадать, как развивалась бы история Европы, соединись его мужской военный талант с настоящей женской мудростью.
