Интервью с режиссером и продюсером Валерием Тодоровским

Режиссер и продюсер Валерий Тодоровский всего неделю пробыл в Минске. В этом году он возглавлял жюри основного конкурса игрового кино на фестивале «Лiстапад». Сын известного кинорежиссера Петра Тодоровского много лет сотрудничает с киностудией «Беларусьфильм», так что изучил и воспел в своих фильмах каждый выгодный ракурс города и его окрестностей.

В дни фестиваля встретить Тодоровского–младшего можно было где угодно: на крыльце отеля «Минск», в ресторане, кинозале, на концерте, и каждый раз Валерий Петрович категорически отказывался обсуждать конкурсные ленты: «Мне по регламенту не положено». А вот о будущем кино и сериалов обаятельный режиссер готов был говорить часами. Чем мы немедленно и воспользовались.

— Валерий, свой первый фильм вы сняли в возрасте 27 лет. С высоты опыта, каков ваш совет начинающему режиссеру?

— Его нет! Могу только успокоить, сказав, что лично у меня есть крайне оптимистичное ощущение от кинореальности. Сегодня спрос превышает предложение. Любой человек, который что–то может предложить кино (сценарий, режиссуру, оригинальный замысел), будет востребован и более того — щедро оплачен. Могу посоветовать: четко сформулируй, что ты хочешь. Забудь даже думать, что все вокруг по блату — это неправда! И пробивайся. Если в твоей идее будет хоть что–то — ты пробьешься. Кино — очень демократичное искусство.

— Почему в какой–то момент вы из успешного кинорежиссера переквалифицировались в кинопродюсера?

— Потому что я думаю, что именно продюсеры двигают кинематограф вперед. Я целый год провел в Америке и общался с тамошними продюсерами — это вообще фантастика! Люди, которые вроде живут в очень жесткой системе «ну совсем капитализм» и рискуют всем, создают то, что мы и называем искусством кино. Сегодня продюсерство — единственная система, позволяющая делать разные фильмы. Хорошо это или плохо? Какая разница! По–другому уже не будет — не будет больше Госкино.

— Какая должна быть идея, чтобы вас заинтересовать как продюсера?

— Любая! Когда я в 2000 году попал на телеканал «Россия» продюсером телесериалов, мне вручили картонную коробку сценариев. Они там лежали годами. Я стал доставать по одному, читать, снова доставать. Потом вот выловил в коробке сценарий без титульного листа и через 7 минут понял, что не могу остановиться, пока не дочитаю. Это была «Бригада». И я стал ее продюсером. Почему? Потому что это был лучший текст в той коробке.

Это чудо больше не повторялось. Реальность такова, что ты сидишь у себя в офисе и в 580–й раз со сценаристами вымучиваешь синопсис, который не получается. А потом начинаешь думать, а кто бы это мог снять? Хороших режиссеров так же мало, как и хороших продюсеров.

— По вашему мнению, когда заканчивается хороший режиссер? Последние фильмы некоторых режиссеров старшего поколения говорят о том, что такой момент есть...

— Не буду обсуждать своих коллег, могу сказать о себе. Когда приходит момент снимать фильм, вдруг облаком опускается ощущение, что ничего не можешь, не можешь самого себя увидеть со стороны: кончился ты или нет. И никто не в силах тебе этого подсказать. Я живу от фильма к фильму и знаю только то, что на следующем постараюсь не кончиться. Возраст тут не имеет значения. Ведь снял же Бергман «Фанни и Александр» в 65 лет!

— Еще одна важная составляющая кино — оператор...

— У меня с операторами везучая история: все были хорошие. Двое уже уехали в Голливуд: сначала Сергей Козлов («Подмосковные вечера»), а теперь и Роман Васьянов («Стиляги»). Оператор — он как жена. Ты встречаешь человека, с которым тебе хорошо, который тебя устраивает как художник. Очень важно, чтобы этот человек понимал тебя с полуслова. Нет страшнее истории, чем взять не того оператора. Тимур Бекмамбетов рассказывал, когда ему дали очень крупного американского оператора на фильм Wanted, он стал с ним разговаривать, как мы привыкли: «Давай подумаем, как мы это будем снимать». Американец отвечал ему: «Все как ты хочешь». И на протяжении всех съемок так ему говорил и прекрасно все делал. Но Тимур сказал: «Я никогда больше не буду с ним работать! Я ненавижу его! Я не хочу, чтобы он делал «все как я хочу»! Хочу, чтобы он умирал от творческих мук вместе со мной!» Когда ты находишь человека, готового с тобой умирать за идею, причем плодотворно, ты нашел своего оператора.

— Как вы подбираете актеров для своих проектов?

— Самое интересное, что в профессии режиссера я обожаю актерский кастинг. Это приключение. Прихожу к 11 часам на студию, завариваю себе чай–кофе, и ко мне начинают приходить люди, в день по 20 — 30 человек. С актерами вообще отдельная история. В Москве если на втором курсе симпатичная мордашка, то у нее уже есть агент и три сериала за плечами. У меня есть ощущение глобальной катастрофы, происходящей с актерами. Самое мрачное, темное и необразованное, дремучая толпа в кино — это молодые артисты. У них сносит башню очень быстро от денег и славы. Этот сериальный бум привлек внимание к людям, которые ничего не стоят. Кастинг к фильму «Стиляги» был огромный и длился год, потому что нам нужны были артисты молодые и незатертые, которые танцуют и поют.

При этом телесериалы — это именно то, что меня сейчас увлекает по–настоящему, моя самая большая страсть. Я посмотрел на эту индустрию в Америке и мне кажется, что нет ничего прекраснее, чем телесериалы, если серьезно делать их.

— Какой из ваших относительно недавних продюсерских проектов был самым сложным?

— Пожалуй, «Стиляги». Это был самый дорогой и труднособираемый мой проект.

— Фильм окупился?

— Нет! Хотя и не стал провальным. Мы вышли в прокат в кризис: доллар рухнул с 23 рублей до 30 сразу. Тем не менее мы собрали в российском прокате около 16 млн. долларов — это очень много! Но недостаточно, чтобы окупить фильм. Но если бы не кризис, мы имели бы лучшие цифры, даже несмотря на то, что у прокатчиков есть свой «тайный список», по которому самый невостребованный жанр — мюзикл (хуже только вестерн). А самый прибыльный — комедия. Потому что зритель хочет только развлекаться: «Развлеките, отвлеките меня!» Это желание бесконечного позитива, чтобы все время было прикольно, даже настоящая трагедия. Когда я снял «Стиляги», всем хотелось убрать оттуда любые намеки на что–то серьезное. И в какой–то момент я понял, люди хотят, чтобы это был фильм–концерт: красивые чувихи с голыми ногами танцуют и поют. И все! Так хочет зритель, и это он дает послание прокатчикам, которые потом режиссерам диктуют: «Вот это убери, это тоже не поймут...» Но если все время идти на поводу у зрителя, тогда нам всем однажды действительно придется признать, что мы имеем дело не с публикой, а с толпой недалеких людей.