По прогнозам демографов, к 2025 году миллиард жителей Земли перешагнет отметку в 60 лет, в Беларуси — каждый третий. Готовы ли мы к такому развитию событий — с социальной и медицинской точек зрения? Ведь это только в книжках умильно пишут про «золотую пору», жизнь гораздо прозаичнее, если не сказать — страшнее. Беды пожилых — это и одиночество, и уныние, и целый букет проблем со здоровьем, которое с каждым ушедшим годом поправить все труднее. Кто поможет пройти и этот отрезок жизни с достоинством? Дети? Что говорить, когда у трети стариков из домов–интернатов есть, в принципе, семья. Медики? Социальные службы? Им тоже приходится туго. Иначе бы отчаянные письма на тему «ради Бога, помогите оформить куда–нибудь отца (мать, тетю, брата)!» не приходили в редакцию с таким удручающим постоянством. Где выход? Чего ждать от будущего — старикам и их детям, которым тоже когда–то придется пройти такой путь? Ответы на уже не больные — кричащие вопросы накануне Дня пожилых людей, отмечающегося традиционно 1 октября, искали в конференц–зале «СБ» Мария ГОРБАЦЕВИЧ, начальник управления стационарных учреждений социального обслуживания и капитального строительства Министерства труда и социальной защиты; Владимир КРАВЧЕНКО, управляющий ТС «Калининградский»; Янина ЛАДЫШЕВА, консультант отдела развития и координации социальной помощи и социального обслуживания Министерства труда и социальной защиты; Анна ШАМРУК, заведующая геронтологическим отделением РНПЦ психического здоровья, и Людмила ШАХОТЬКО, демограф, главный научный сотрудник Института экономики НАН, доктор социологических наук, профессор.
В.Кравченко: Мы все понимаем, что святой долг и обязанность детей — досмотреть своих родителей в старости. Но так ли это просто? У моих друзей мать 4 года лежала парализованная после инсульта. За ней смотрела дочь, а сын каждые выходные приезжал на подмогу, подменять. Другой случай. Много лет пожилой человек был прикован к постели после перелома шейки бедра. Его внук, молодой еще совсем парень, не мог поступить иначе — решил сам досмотреть деда. Ясно, что о нормальной работе и зарплате нечего было и думать. И так 7 лет без выходных и без отпуска, в «двушке»–хрущевке! В общем, жена того парня не выдержала и ушла, забрав с собой ребенка. Мне тоже пришлось столкнуться с такой бедой. В 82 года теща серьезно заболела, помимо всего прочего, у нее обнаружили и энцефалопатию — старческое слабоумие. В результате она стала постоянно забывать выключать свет, воду, газ. Благо иногда удавалось ее положить в больницу, пролечить, поддержать как–то состояние. Но это получалось только под Новый год, на Пасху и эпизодически летом, когда люди на даче и можно найти свободное койко–место в больнице. А потом она упала и с тех пор уже вообще не вставала. И мы четыре года жили так: в одной комнате — больная теща, в другой — я с семьей. Нет, мысли, чтобы поместить ее в дом престарелых, у нас не было. А какая альтернатива? Оформить в платный интернат или найти сиделку? Цены для нас неподъемные. Жене пришлось оставить приличную работу, теперь вот никак не может устроиться обратно... Я могу привести еще десятки подобных примеров! Почему у нас нельзя за умеренную плату временно поместить немощного родственника в специализированное учреждение? Почему все так сложно и так дорого, что выход существует только на бумаге или для самых состоятельных? Но проблема–то будет только обостряться!
Л.Шахотько: Вы правы. Проблемы, связанные со старением населения, надвигаются очень быстро. 5 — 10 лет назад на пенсию в основном уходили те, кто родился в военные годы. Естественно, это немногочисленная когорта. А сейчас пришло время отправляться на заслуженный отдых для поколения 1950–х, когда был очень большой всплеск рождаемости. В результате в ближайшие годы мы будем иметь пиковую численность пенсионеров. Их будет в два раза больше, чем в начале третьего тысячелетия! Как показала последняя перепись населения, у нас пенсионеров — 22,5 процента населения. Практически каждый четвертый житель страны. А ведь совсем недавно мы считали, что только каждый пятый! В сельской местности демографическая ситуация еще сложнее. Там уже можно говорить, что пенсионеров — треть. И нужно готовиться к тому, что проблема будет нарастать лавинообразно. При этом учтите, что за последние пять лет выросла примерно на три года средняя продолжительность жизни населения.
«СБ»: Если пенсионеров, по прогнозам, будет все больше, а продолжительность жизни все длиннее, значит, и немощных стариков заметно прибавится. Готовы к этому наши социальные службы?
М.Горбацевич: Должна заметить, что на начало июля никаких очередей в дома–интернаты общего профиля практически не было. Да, в Минске раньше они имелись. А сегодня, например, своей очереди ждут всего 25 человек. В Витебской области очередников — 113. Тоже, согласитесь, не так много. Очень помогли снять напряжение отделения круглосуточного пребывания при территориальных центрах социального обслуживания. Это такая как бы ступенька между собственным домом и домом–интернатом. Что касается стоимости содержания. Вот тут прозвучало: дорого, не по карману. Да, сегодня сумма помесячной оплаты составляет в среднем 800 тысяч рублей. Согласно нашему законодательству бесплатно и в первую очередь принимаются одинокие граждане, которые нуждаются в постоянной помощи и бытовом уходе. Это справедливо. А если есть трудоспособные дети, то попасть в дом–интернат общего профиля можно только на платной основе. Таков закон.
«СБ»: Но основная наша проблема именно с психоневрологическими учреждениями. Люди жалуются, что годами не могут туда оформить близких!
М.Горбацевич: Увы, это так, очереди пока существуют. К сожалению, нам не удалось решить эту проблему из–за мирового финансового кризиса, и мы вынуждены были скорректировать Программу развития и оптимизации сети учреждений социального обслуживания до 2011 года, сократив расходы почти на 41 млрд. рублей.
«СБ»: Где острее всего стоит вопрос?
М.Горбацевич: В Минске. Всего в стране стоят на очереди 626 человек, из них из Минска — 420. Серьезная ситуация и в Витебской области, где учреждения нуждаются в обширной реконструкции. Согласно комплексной программе социального обслуживания в ближайшие 5 лет планируется вложить в эту сферу почти 292 млрд. рублей, в том числе и в названные регионы. Как мы ожидаем, очереди исчезнут уже к 2013 году. Первый путь — это перепрофилирование домов–интернатов общего профиля в психоневрологические. Так, как это было сделано в Гродненской области, в Минской. Второй — перепрофилирование других объектов. Скажем, одно из учреждений образования в Минске уже переоборудовано под дом–интернат. Кроме того, будем строить новые учреждения. В целом же за 5 лет было создано дополнительно 938 мест. Это довольно внушительная цифра, если учесть, что всего в домах–интернатах проживает без малого 17,5 тысячи человек.
«СБ»: А вы сверяетесь с прогнозами демографов? Раздаются голоса, что надо бы перепрофилировать под психоневрологические дома–интернаты уже и детские дома, которых у нас становится все меньше.
М.Горбацевич: Резерв есть. Запланировано дополнительно создать еще 1.609 мест. Плюс будет расти сеть отделений круглосуточного пребывания. И я бы не сказала, что есть такая уж острая необходимость в том, чтобы и дальше строить и строить крупные дома–интернаты. Мы считаем, что больший упор нужно делать на нестационарные формы. Согласитесь, каждый пожилой человек хотел бы жить в более привычной среде. В 65 — 70 лет переехать в большой коллектив со своим укладом, сразу вот так взять и поменять свои привычки — сложно чрезвычайно. Иногда даже серьезная психологическая травма. Другое дело — небольшие дома–интернаты неподалеку от дома, где родственники могли бы навещать чаще. Нам это и во время рабочей поездки министра труда и социальной защиты М.Щеткиной в Бобруйске люди говорили: мол, хотели бы пожить в местном отделении круглосуточного пребывания осень–зиму, а потом — опять домой, копаться в своем огородике. А почему бы и нет? Может, сама мысль о том, что он скоро вернется обратно, дает человеку силы.
Л.Шахотько: Я как–то была в гостях у своих знакомых в Германии. У них мать, ей под 90 лет, живет в пансионате под эгидой церкви. Это даже не пансионат в привычном нам смысле, а небольшая однокомнатная квартира, где есть все, что нужно. Стоит это, по нашим меркам, очень дорого. Принцип такой: все, что в силах, старушка делает сама, остальное — социальный работник, который постоянно ее посещает.
Я.Ладышева: Система оказания услуг на дому у нас тоже неплохо развита! Она действует уже 24 года во всех районах. Если пенсионер живет один и при этом частично сохранил способность обслуживать себя, он может обратиться в местный территориальный центр социального обслуживания населения, чтобы за ним закрепили работника, который принесет продукты, медикаменты, поможет убрать в квартире, оплатит коммунальные услуги и т.д. На сегодняшний день у нас на таком попечении более 83 тысяч человек. Знаете, как сложно приходится иногда пожилому в сельской местности, если дом неблагоустроен, стены прохудившиеся, крыша дырявая? Бывает, во время половодья деревенька вообще оказывается отрезанной от мира. И что? Просит социальный работник у кого–нибудь из местных лодку, берет в руки весла... Потому что, если он не придет, будет беда. И так три недели, пока вода не сойдет! Не скрою, это очень тяжелый участок работы.
«СБ»: Ну а как помочь немощным горожанам, которых все–таки больше?
Я.Ладышева: Мы планируем открыть отделения дневного пребывания для пожилых людей. Чтобы они могли прийти туда, пообщаться, организовать какие–то клубы по интересам, работать в кружках. Сидение в четырех углах еще никому не пошло на пользу. Потом, эти отделения могли бы принимать в дневное время стариков, которых опасно оставлять одних дома. Нечто вроде детского садика, только для пожилых. А после работы дети бы их забирали. Очень нужная система обслуживания, на мой взгляд, но для того, чтобы наладить ее, требуются средства немалые.
«СБ»: Сегодня в случае чего можно оставить на время в территориальном центре пожилого человека?
Я.Ладышева: Можно. Но пока эта услуга платная. И не на всех рассчитана. Ведь самые большие проблемы начинаются, когда человек полностью недвижим. Конечно, у нас законом предусмотрено пособие для того, кто ухаживает за престарелым или инвалидом I группы...
В.Кравченко: ...Да уж, 50 тысяч рублей!
Я.Ладышева: Нет, 65% от бюджета прожиточного минимума — сегодня это 178.431 рубль. Понимаю, немного. И не забывайте, что весь период ухода засчитывается в стаж! Но если у слабого здоровьем человека возникают еще и проблемы с психикой, то тут социальная помощь на дому, к сожалению, не предусмотрена.
«СБ»: Почему же?
Я.Ладышева: При болезни Альцгеймера человек делается неадекватным, может, например, деньги куда–то запрятать или кому–то отдать. Здесь нужен не столько социальный работник, сколько врач. Потому что перед нами болезнь, а не старость сама по себе. Мне кажется, что эту нишу должны заполнять общественные организации. Но пока за исключением Красного Креста такими людьми никто не занимается. Все упирается в финансирование. Вот, скажем, существует у нас служба сиделок. Но ее разрешают содержать только за счет внебюджетных средств. Это значит, услуга должна быть окупаемой. То есть платной. А сколько стоит в Минске месяц работы сиделки с 8–часовым рабочим днем?
В.Кравченко: Более 250 у.е.!
Я.Ладышева: Под силу ли всем такая сумма? Да, мы заложили в программу пункт, чтобы услуги сиделок оплачивались за счет бюджета. Но пройдет ли наше предложение, прежде всего зависит от того, как будет работать экономика. Иначе говоря, найдутся ли нужные на эти цели средства в государственном бюджете, в бюджетах областей и районов.
А.Шамрук: Одинокие беспомощные пожилые люди, страдающие психическими заболеваниями, зачастую представляют опасность и для себя, и для окружающих, если забывают выключать газ, воду. Поэтому они нуждаются в помещении в специализированные учреждения психоневрологического профиля. Но поскольку у нас нет учреждений социального обслуживания с сестринским уходом для психически больных, не хватает мест в психоневрологических домах–интернатах, их помещают в психоневрологические клиники. В Минской области — в РНПЦ психического здоровья. И порой такие пациенты находятся в стационаре более года, ведь оформление всех необходимых документов для перевода в дом–интернат занимает около 6 месяцев. У нас всего 50 женских и 60 мужских коек предусмотрено для психически больных пожилых людей, и они постоянно заняты. А остро нуждающиеся в помощи пациенты часто госпитализируются в непрофильные отделения. Плохо, конечно, что психически больным людям отказано в социальной помощи на дому.
Я.Ладышева: Мы оказываем иногда помощь пожилым людям, состоящим на учете у психиатра, если он дает нам заключение о том, что этот человек неагрессивен, неопасен для окружающих.
А.Шамрук: Но в некоторых районах, как только человека ставят на учет у психиатра, он автоматически исключается из списков нуждающихся в обслуживании социальным работником! А в других все же стараются как–то помочь.
М.Горбацевич: Знаете, нам бы очень хотелось поработать вместе с Минздравом над перечнем показаний и противопоказаний для определения в дома–интернаты. Мы ведь часто видим, что человек вроде бы адекватный и при определенных условиях мог бы жить в семье, приносить какую–то пользу. А вместо этого он занимает место действительно беспомощного! Причем, если лишенный дееспособности попадает в психоневрологический дом–интернат, у него ведь обратного пути практически нет...
«СБ»: Думается, есть у этого вопроса и обратная сторона. Моральная, нравственная. Если каждый будет перекладывать заботу о немощной маме на плечи государства, никаких домов–интернатов, никаких средств не хватит и никаких оправданий!
М.Горбацевич: Здесь каждый случай нужно рассматривать отдельно. Да, в домах–интернатах государство за свой счет содержит преимущественно одиноких людей. Но если дети сами выходят на пенсию, тогда по закону и они имеют право оформить туда своих родителей бесплатно. Таких случаев немало. Пришла к нам недавно женщина, ей только что исполнилось 55 лет. Сама еще крепка и здорова. Но так случилось, что уезжает жить в Италию и хочет поместить мать в интернат. И мы не имеем права отказать! Но неужели у нее нет средств, чтобы забрать маму с собой? Или нанять надежного человека для ухода? Однако ситуация ситуации рознь. Если, например, человек сам серьезно болен, например, онкология, то ему гораздо легче и спокойнее знать, что престарелые родители в интернате накормлены, досмотрены.
Л.Шахотько: Я согласна: разные бывают ситуации. Если дети целый день на работе, если старик фактически заперт в четырех стенах, кто знает, может быть, ему даже лучше будет в коллективе? Для пожилых общение очень много значит.
А.Шамрук: В идеале, конечно, старики должны доживать свой век в кругу семьи, окруженные теплом и заботой. А если действительно нет такой возможности? Например, если единственный близкий человек — внучка или дочь — мать–одиночка с маленьким ребенком на руках...
Я.Ладышева: В Любани есть одна пожилая женщина, ее сын уехал в Санкт–Петербург. Так вот он приехал как–то с мыслью забрать ее к себе, и она вроде бы даже начала собирать документы. И вдруг категорически отказалась. Мол, что я там одна буду делать в четырех углах, если никого вокруг не знаю? А тут все соседки–подружки, социальный работник заходит, фельдшер... Очень часто бывает, что и в семье старик чувствует себя брошенным. Все заняты. Пригласят поесть за стол, хуже того — принесут в комнату, отдельно, и все. Сиди и ешь. Конечно, молодым особо некогда рассиживаться, перехватили на бегу — и снова на работу. А старикам важно поговорить!
М.Горбацевич: Буквально на днях мне позвонил один достаточно высокопоставленный человек и начал расспрашивать про Республиканский интернат для ветеранов войны и труда. Сказал: тесть интересуется. Спрашиваю: дома некому смотреть? А он отвечает, что его тесть когда–то отдыхал в соседнем пансионате и очень ему тогда этот интернат понравился, хочет жить там и больше нигде. Сколько ни отговаривали — слушать не хочет. Дескать, дома сижу, скучаю, все заняты, а там буду нелишним.
Л.Шахотько: Мне кажется, что некоторые дети смогут уделять своим родителям в домах–интернатах даже больше внимания. По вечерам и по выходным у всех забот хватает, а так они выберут специальный день и будут ездить навещать мать или отца, разговаривать с ними подолгу, не думая ни о каких делах.
В.Кравченко: А я думаю, что у нас действительно что–то не так с нравственностью. Мое поколение еще как–то хранит традиции верности родителям, долга перед ними. У современной молодежи такого практически нет. Сколько мне в больнице рассказывали случаев, когда дети помещают своих родителей будто бы на время, а потом забывают о них напрочь! Не только не забирают, но даже не приезжают навестить! Конечно, ритм жизни с каждым годом становится все сложнее и быстрее, времени ни на что не хватает. И не думаю, что в ближайшем будущем станет лучше. Но это не может оправдать людскую черствость!
Я.Ладышева: Знаете, наши немецкие коллеги, когда мы в дискуссии затронули этот морально–этический аспект, заявили, что государство должно начинать помогать старикам... в самую последнюю очередь. Только если семья или коммуна не справляются. Поэтому параллельно надо будить общественную инициативу. Укреплять морально–нравственный климат в семье. Воспитывать у детей понимание, что уход за престарелыми родителями — это святая обязанность, это благодарность за то, что они не жалели в свое время ни сил, ни средств. Если мы будем кивать только на государство, бросать родителей в старости станет нормальным явлением. А знаете, какой подход у большинства наших общественных организаций? «Вы дайте нам деньги, а мы потом займемся чем–нибудь общественно полезным». Нет, так не пойдет! Сначала нужно сделать что–то, показать, что ты умеешь и хочешь этим делом заниматься, вот тогда, конечно, тебе пойдут навстречу.
А.Шамрук: Я уверена, проблема будет решаться намного проще, если у людей будет альтернатива — места, где они смогут оставить своих родственников на время отпуска или просто на выходные. Все мы люди. Вот вам пример. Несколько лет назад одна женщина с дочерью от второго брака решили съездить на отдых. Первый муж погиб в Афганистане, и у них на попечении осталась его тяжелобольная мать, прикованная к постели. Ее нужно было поместить куда–то на время отпуска. Куда эта женщина ни обращалась, везде получала отказ. В итоге бывшая свекровь была госпитализирована в Новинки. Потом они часто навещали свою родственницу, но забирать домой уже не захотели. А если бы была возможность подменить семью на эти две недели, все могло бы сложиться иначе...
Я.Ладышева: У нас очень странные случаются семейные истории. Вот решит сын–пьяница избавиться от матери, ставшей ему обузой, пытается заставить ее написать заявление в дом–интернат — она ни в какую. И почему, как вы думаете? А кто же ее сыночка будет кормить? Она же всю свою пенсию на него тратила! Кстати, сколько бывает случаев, когда близких интересует только бабушкина пенсия! Хотя у нас по Конституции взрослые дети, наоборот, обязаны заботиться о родителях.
Л.Шахотько: Но как быть, если пенсии ниже, чем стоимость проживания в доме–интернате?
М.Горбацевич: Тогда должны по договору доплачивать родственники. А с них не всегда взыщешь. У них, как они утверждают, свои дети, которых нужно кормить, одевать, учить. И получается, что только государство может досмотреть такого человека.
Я.Ладышева: Любое содержание пожилого человека — не важно, в стационарном учреждении или во временном, — обходится недешево. В среднем — в 800 тысяч рублей. Вообще, когда речь заходит о средствах, все обращают взоры на Минтруда. Все нам советуют, предлагают различные формы учреждений, работы. И Минздрав, и Минобразования, и МВД, и... А спросишь: «Почему именно в нашей системе?» — отвечают: а у нас не хватает средств. Как будто у нас хватает! Но если сравнить, где самая маленькая зарплата, то окажется, что в системе социальной защиты. Даже меньше, чем в сельском хозяйстве. Врачи и психологи к нам работать идти не хотят. Отбудут срок отработки после вуза — и все. Да что тут говорить, если директор дома–интерната или дома дневного пребывания получает зарплату 760 тысяч рублей со всеми начислениями!
В.Кравченко: Частные сиделки получают больше.
«СБ»: Говорят, что в Абхазии вообще нет домов престарелых. Там о родителях заботятся сами. А нам что мешает: финансовые трудности, карьерные соображения, воспитание, жизненные установки?
Я.Ладышева: В некоторых государствах Кавказа и Средней Азии домов для престарелых действительно нет. В основном это касается мусульманских стран. Но там в семье функции четко распределены: обеспечивает семью мужчина, а женщина растит детей и смотрит за престарелыми родителями.
В.Кравченко: Причем женщина с детьми не остается одна, если даже муж погибает. Тогда семью забирают под свое крыло родственники. Так было когда–то и у нас...
Я.Ладышева: Потому и нужно не идти вслед за проблемами, а менять менталитет, отношение детей к родителям. Каждый молодой человек должен знать, что старость придет и к нему. Как он относится к своим родителям — будьте уверены, точно так же и ему аукнется в старости. Я уверена: если мой сын видит, что я изо всех сил ухаживаю за своими стариками родителями, то он так же и ко мне будет относиться.
Л.Шахотько: Но как быть, если, чтобы исполнить свой долг перед родителями, на несколько лет нужно оставить работу? На какие средства жить, кормить детей? Думаю, это не совсем правильно и не совсем справедливо. У нас и так мало детей в семьях.
А.Шамрук: Иногда видишь, как, например, дочь госпитализирует в дом–интернат свою маму. Глядя на нее, понимаешь, что ей самой необходима помощь. Она ведь не знала отдыха все эти годы, пока смотрела за матерью. А потом наступил предел сил. Иногда дело доходит до депрессии или даже до невротического расстройства.
Я.Ладышева: Что ни говорите, но без домов–интернатов обойтись в таких случаях бывает очень сложно. И даже невозможно. Вот только как создать положительный имидж данного учреждения в глазах населения? Это ведь далеко не та богадельня, которая существовала в далеком прошлом.
В.Кравченко: Дом престарелых, отделение дневного пребывания... Не кажется ли вам, что названия у этих по существу гуманнейших услуг какие–то не очень звучные? Что–то есть в них уничижительное. Может, лучше переименовать? Не дом престарелых, а просто — пансионат. Скажем, для ветеранов. Впрочем, не думаю, что это многое изменит в общественном мнении. Те, кто ведет асоциальный образ жизни, не боятся упреков: сдал в богадельню, оставил мать тихо умирать на казенной койке. А те, кто изо всех сил сами ухаживают за стариками, боятся даже мысль такую допустить.
М.Горбацевич: Мы неоднократно обсуждали этот вопрос и с коллегами, и с общественными организациями. Действительно, названия не совсем привлекательные. Но это не изменишь одномоментно. Надо внести изменения в целый ряд нормативных актов, привести документы таких учреждений в соответствие, и на все на это придется потратить немало времени.
В.Кравченко: А еще, мне кажется, нужно переходить на небольшие, компактные мини–дома–интернаты.
М.Горбацевич: Но что делать с крупными? У нас отдельные интернаты рассчитаны и на 600 мест, и на 500. Их разукрупнять не стоит. А вот если речь идет о новых, то, действительно, они должны быть небольшими, компактными и уютными, приближенными к прежнему месту жительства.
Я.Ладышева: Сегодня самая большая проблема, мне кажется, в другом. Не в названии и не в условиях, которые предлагают дома–интернаты, не в том, маленькие они или большие, а в психологической неготовности пожилых людей оставаться там до конца дней своих.
В.Кравченко: Вот так и получается: одна проблема — дети выросли иждивенцами и эгоистами, и другая — родители не думали, как обеспечить себе старость, как подготовиться к ней, а рассчитывали только на детей.
Я.Ладышева: К старости нужно готовиться не только материально, но и психологически. Жизнь может по–разному складываться. Жаль, что понимают это многие слишком поздно.
