Десять лампад, изготовленных Николаем Кузьмичом, уже в этом году украсят сень над ракой Евфросинии Полоцкой
Мы в Бресте. Здесь, на Партизанском проспекте, есть одна мастерская. Можно было бы сказать ювелирная – в ней действительно работают «тонкими» методами и с драгоценными материалами. Но ее хозяину это слово как-то не по душе. Ведь то, что здесь происходило с момента открытия, иначе как творчеством назвать сложно. Муки. Поиски. Находки. И даже чудеса. Именно в этой мастерской христианский православный мир обрел утраченные древние святыни – Крест святой Евфросинии Полоцкой, раку для ее нетленных мощей. А сейчас их автор Николай Кузьмич (на снимке), который в представлении, уверена, не нуждается, работает над лампадами для сени над ракой преподобной. Автор торопится: уехать из Бреста в Полоцк лампады должны уже в нынешнем году.
— После изготовления раки осталось 13 килограммов серебра. Весь этот остаток и пойдет на лампады. Они будут одного стиля с ракой и объединят ее и сень (навес. — Авт.) в одну композицию, придадут стилистическое единообразие.
Николай Кузьмич рассказывает все это, не отрываясь от работы. Ее у него много. Кроме лампад и нескольких других заказов, он готовит изделия и для осенней выставки в Минске, приуроченной к его 60-летию. Есть среди них и ювелирные украшения, и декоративные композиции, и православные святыни — лики святых и изображения храмов. Этот, последний, раздел творчества в жизнь Николая Кузьмича вошел стремительно и нежданно. Вместе с предложением попытаться воссоздать Крест Евфросинии Полоцкой, изготовленный Лазарем Богшей и утерянный в 1941 году. Отказаться он, художник-эмальер по призванию, не смог.
Получается, ничего случайного не бывает? Выходит, не зря столько лет, почти с момента окончания художественного училища, по крупицам собирал сведения об эмалях? Словно чувствовал, что придется вернуться в прошлое: ведь изделия из металла с горячей эмалью были очень популярны в Византии, Европе и русских землях еще в X веке. А техника перегородчатой эмали, в которой Лазарь Богша со своими учениками сделали Крест, считалась вершиной профессионализма.
Три года по единственной, чудом отыскавшейся и случайно сделанной в 1896 году фотографии, небольшому тексту и слайду с рисунка 1841 года Николай Кузьмич изучал Крест в мельчайших деталях и рисовал эскиз в освященной владыкой Филаретом мастерской. Одновременно шел поиск секрета техники византийской перегородчатой эмали, непрерывные, буквально по каждому миллиметру Креста, консультации с историками, археологами, теоретиками декоративно-прикладного искусства.
— С самого начала работы над Крестом (на снимке вверху) я понял, что одним лишь «механическим профессионализмом» здесь не обойдешься, — вспоминает мастер. – И тогда впервые обратился к молитве, церковной жизни. Так неожиданно произошел мой переход в совершенно другое – духовное – измерение.
Работа продвигалась невероятно медленно, ведь все надо было открывать опытным путем, долгое время ничего не получалось: сделаешь элемент, а при обжиге он разрушается. Но в жизни Николая Кузьмича стали происходить удивительные события, многие из которых заканчивались внутренними прозрениями и переворотами. Самый яркий из них это, пожалуй, сон в феврале 1996 года. В нем вот так «запросто» отыскался утерянный способ припаивания мельчайших, «паутинчатых», перегородок.
— Это был мужской голос, — рассказывает супруга Николая Кузьмича Татьяна. – Нет, я не слышала, а узнала потом из его рассказа. Зато была свидетельницей того, как он встрепенулся, вскочил и почти крикнул: «Понял!»
Благодаря этому откровению была изготовлена первая пробная золотая пластина с изображением Иоанна Предтечи. А спустя полтора года работа была благополучно закончена. Святыня вернулась из небытия.
Практически сразу – Крест еще находился в одном из храмов Бреста – стали происходить чудеса.
— Люди приходили прямо сюда в мастерскую – плакали, благодарили, — говорит Татьяна. – Мама одна рассказывала про сына, которого собирались оперировать. У них уже были все снимки сделаны, исследования пройдены. В те дни как раз в Бресте освящали только что изготовленный Крест, и мать с сыном сходили к нему, приложились. На следующий день пошли в больницу, там доктор делает последний снимок и, мягко говоря, удивляется: болезни нет, не осталось даже намеков на нее. А прошел-то всего день-другой. Она сразу к нам прибежала. Теперь этот мальчик постоянно в Полоцк ездит и благодарит святую Евфросинию.
А Николаю Кузьмичу в это время сделали другой заказ – ставротеку (футляр) для Креста. В сравнении с первой работой эта далась, к счастью, легче и была выполнена приблизительно за год. Два года и 120 килограммов серебра понадобилось на воссоздание раки преподобной Евфросинии Полоцкой. О судьбе оригинального саркофага неизвестно по сей день.
— Раку делали в ускоренном темпе, — рассказывает Татьяна, которая работает в мастерской с момента ее открытия. – К определенному сроку. А последние полгода почти не отдыхали. Скажу честно: было непросто, но, слава Богу, справились, и в мае 2007 года, в день памяти святой Евфросинии, раку освятили. А сейчас пришла очередь лампад.
Тот, кто когда-нибудь приступал к делу, угодному Богу, знает: обязательно жди препятствий. У Николая Кузьмича было их столько, что все и не припомнишь. Драматические события происходили постоянно.
— Например, во время поездки на Святую землю (а тогда шла самая напряженная работа над Крестом) на Горе Искушения близ Иерихона без видимых причин на самой середине подъема свет померк у меня перед глазами, — говорит Николай Петрович. – Я лежал в православном монастыре и умирал, буквально чувствовал, как жизнь уходит из меня... Но за мое выздоровление в монастыре молились. Знаю, только поэтому и остался жить.
Сейчас за них молится преподобная, уверены супруги. Откуда это чувство?
— Как только заканчиваем один заказ, а другого не предвидится, сразу в душу закрадывается тревога: а вдруг без работы останемся? – говорит Татьяна. — Что тогда? Сына-то учить и мастерскую содержать надо. И еще ни разу без заказов не оставались. Всегда каким-то образом все устраивается само собой. В реальных условиях это невозможно: осечка хотя бы один раз да произошла. Святая Евфросиния нас оберегает, я твердо знаю.
И Крест, и ставротека, и рака, как признается Татьяна, для нее не просто работа мужа.
— Это что-то больше, выше. Когда работали над ними, срослись, изучили досконально. А сейчас уже невозможно представить, что когда-то это было просто голым деревом или пластинами серебра. Мы довольно часто ездим в Спасо-Евфросиниевский монастырь, нас там принимают как родных. И как-то однажды я, по обычаю, приложилась к раке. И тут меня словно прорвало: из глаз хлынули слезы, а на душе такая легкость. Словами это не выразить. А когда к Кресту подхожу, дрожь пробегает по коже. То есть вроде бы мы и самым непосредственным образом причастны к этим творениям, в то же время понятно, что через нас просто свершалась воля Господа.
Николаю Кузьмичу передать свои ощущения словами, пожалуй, еще сложнее. С одной стороны, это его детище, которое он знает до мельчайших подробностей. С другой – великая христианская святыня. Как соотнести эти чувства? Да и стоит ли? Главное, чтобы рука мастера не уставала творить. Во славу Божью. На благо современников и потомков.
— Сегодня я смотрю на Полоцкий Крест совсем другими глазами и понимаю, что многие элементы сделал бы по-иному, — говорит Николай Кузьмич. – Ведь с момента воссоздания прошло 13 лет, и с тех пор по возрожденной технике сделано немало работ, в том числе и православных икон. Но все же та была первой, и этим она особенно дорога.
Фото: Юрий МОЗОЛЕВСКИЙ
