Судилы. Сотворение мира.

В крохотной климовичской деревушке столкнулись и никак не могут разминуться несколько исторических эпох

В крохотной климовичской деревушке столкнулись и никак не могут разминуться несколько исторических эпох

Двадцать минут на машине от райцентра – и вы в другом измерении. Иной пространственно-временной реальности. Заснеженные поля, перелески, курганы, низкое небо и продувной ветер. За указателем «Судилы» — вымершая дорога и притихшие подворья. «Эй, есть здесь кто живой?!» Скрип телеги, и из-за поворота показывается лошадь с повозкой. В ней – человек в треухе, тулупе, валенках и с сумкой через плечо. Знакомьтесь: Александр Галковский. Почтальон. Археолог. Потомственный шляхтич.

…В его доме нет календаря. После получаса беседы понимаешь: в нем нет нужды людям, которые о смерти князя Игоря говорят как о событии недельной давности. Или без особого труда могут вспомнить поименно все семьи своего рода, начиная с XIV века. Здесь время остановилось, как на картинах Дали: люди живут своей жизнью, а годы – своей. Рядом с телевизором – самопрядка и мешки с шерстью. На кухне – старинный ковш с черпаками для воды. Повсюду – тут и там – вещи, приспособления и механизмы, назначение которых угадывается с большим трудом.

— Связь с внешним миром – телевизор и телефон, который подключили четыре дня назад. Все остальное подчиняется другим законам, строится по иным правилам и обычаям, которым меня учил отец. А его – мой дед, — шерстяная нить легко скользит из-под ловких мужских пальцев и сматывается в клубок. – Мы шляхта, и нас много: в Судилах – восемьдесят дворов, в Слободе, Потароновке, Ректе и Красном – чуть меньше. Остальные? Остальные мужики, беднота голопузая, морозившая в 1937-м наши ульи, отбиравшая наших породистых лошадей и коров, сравнявшая с землей наше старообрядческое кладбище. Война продолжается по сей день: меня уже раз пятнадцать хотели судить…

Они взрослые люди. У многих давно есть внуки, но они по-прежнему не здороваются на улице с отпрысками враждебного клана. На одной лавке не сядут, в одну церковь вместе не войдут, о браках и речи нет. Но сердцу не прикажешь… Что ж, Ромео и Джульетту судиловской вендетты три года не будут пускать на порог храма и родительского дома. Закон. Но если бы только это: скот друг дружке травят, деревья ломают, коней крадут, пасеки жгут. Междоусобица местного разлива поутихла после 90-х: дети уехали учиться и жить в город. Старой шляхте остается только ткать долгими вечерами узорчатые пояса и раз за разом пересказывать полулегенды-полубыли о сотворении их большого маленького мира.

Во дворе перед домом – яблоня. На яблоне — старинный кованый якорь. Откуда? Остался от далекого предка. На рубленых стругах-лодзях он с братьями плавал по Лобжанке вниз, до Кричева. Там – верфи, купцы, бойкая торговля медом, дегтем, смолой и мехами. Дальше – Сож, Днепр, Азов и Черное море. Река пересохла, верфи закрыли, а вот якорь остался.

Внизу, за огородами, – очередная эпоха. Огромный, как футбольное поле, курган-возвышенность. У подножия – ров с водой, на вершине – дома, хозпостройки, заборы. Семь веков назад, уверяет мой гид, путнику открывалась совсем другая картина: глубокий овраг, дубовый частокол…

— Это дединец, город в городе, по-вашему — укрепрайон, только старинный. От москалей и киевских князей спасу не было, вот и рыли наши родичи землянки, обкладывали их камнем. А сверху ставили два сруба: один спалят, второй останется, — поднимаемся по крутому склону с Александром Галковским-шляхтичем. – Эти столпцы мы еще детьми раскапывали: монет, помню, было полные карманы, кувшины и плошки вообще за ценность не считали. Выбрасывали. То ли дело иконы: глянешь – простая дощечка. Натрешь ее луком – сразу же появляется рисунок, и краски оживают, как новые. Видали вы когда-нибудь такое чудо? Многие из нас, кто не растерял при Советах, и теперь хранят реликвии на чердаках или в тайниках.

Таких дединцев в окрестностях семь: те же курганы, подземные ходы к воде, рвы. Отсюда и первоначальное название деревни: Зарой. За рвом, значит. Именно здесь, по рассказам прапрадедов, разыгралась пресловутая драма Средневековья: Игорь—Ольга—древляне. Он взял шесть городищ, в седьмом был убит. Княжна же слукавила, собрав с каждого куреня по воробью… Легенды легендами, но на окраине деревни самолично видел насыпной курган, который стар и млад здесь называет Игоревым. М-да…

У самой дороги – еще два погоста: татарский и «истуканов». Напоминанием о существовании первого – валун со странным символом: «ключ», а над ним «полумесяц». И древнее, уходящее в века табу: на этом пятачке до сих пор нельзя ни сеять, ни пахать. После бунта-де здесь вырезали и похоронили десятки пленных татарских семей. Так Зарой стал Судилами.

— А вон там на горке, около камней, весной обнажаются кости гигантских людей: самый маленький – за два метра будет. Пытались как-то выкопать и перенести – рассыпаются, — разводит руками мой шляхетный спутник. – Так и повелось: истуканово кладбище, «Что стоишь, как истукан?» и т.д. Ты бы, братка, археологов нам расстарался. А так ведь мы уйдем, кто ж тогда расскажет, где здесь и что. Каждый день по истории ходим, каждую весну ее из земли достаем: не деревня – музей. И все равно сколько кладов здесь еще не найдено: чего только стоит одна церковно-приходская школа!

Построена до революции, при царях. И стоит. После 1917 года, уже при красных комиссарах, все книги и старинные метрики спрятали сначала в избе-читальне, затем – в одном из столпцов-землянок. Перепрятали и забыли. В 60—70-е годы прошлого века спохватились, специально ходили с металлоискателями. И ничего, разумеется, не нашли. А книги-то ценнейшие: многие из них приходилось нести вдвоем – шутка ли, металлический оклад, свод всех фамилий окружной шляхты за три-четыре века. Где они сейчас, не знают даже старожилы.

…Увы, Александр Галковский – один из последних мастеров в округе, владеющих старинной технологией изготовления праздничных поясов. Он сам держит овец, дважды в год их стрижет, затем делает нитки. Досконально знает цветовую символику и орнамент. Детям мастерство передал, но по-настоящему заинтересовать не смог: Дарья – педагог, Захар – строитель. Может быть, поэтому в поясах климовичского шляхтича в последнее время превалируют черный, серый и синий. Цвета грусти и ностальгии по тем славным временам, когда Судилы были Зароем и в здешних краях селились великаны.

***

Андрей Метельский, старший научный сотрудник Института истории НАН Беларуси:

— Много нестыковок и неточностей, но в целом ясно одно: деревня необычна и представляет интерес для изучения специалистов. Уже на следующей неделе мы планируем посетить ее с небольшой экспедицией. Теперь, если очень коротко… Захоронения татар с указанным погребальным знаком на территории Беларуси до сих пор не зафиксированы, поэтому не факт, что там лежат представители именно этого кочевого народа. Дальше. Киевского князя Игоря, как известно из летописей, древляне убили в Коростене (а это уже приграничье Украины). Впрочем, подобные истории мы также слышали в одной из деревень Брянской области. Теперь о великанах. Их останки, разумеется, нужно измерить, но процентов 90, что это визуальный обман и анатомическая некомпетентность местных жителей. Случай типичный. Судостроительные верфи в Кричеве действительно существовали в конце 18-го века. Оттуда к Черному морю сплавляли лес, везли канаты, пеньку и смолу. И последнее: если информация о семи дединцах подтвердится, это может стать небольшой сенсацией.

 

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter