От трагических и победных дней Великой Отечественной войны нас отделяют 70 лет. Все меньше остается живых участников и свидетелей событий 1941 — 1945 годов — ветеранов войны, участников партизанского движения, узников концлагерей. Наш долг сберечь память о тех днях, которые они помнят, будто все происходило вчера.
Екатерина Сапрыкина, бобруйчанка, ветеран войны, награждена орденами Красной Звезды, Отечественной войны II степени, медалями «За взятие Берлина», «За взятие Кенигсберга», «За боевые заслуги» и многими другими:
— В этом году у меня юбилей, исполнится 90 лет. А когда началась война, было всего шестнадцать с половиной. Родившаяся в Подмосковье, я как раз сдавала выпускные экзамены в школе медсестер в Москве. Весь наш выпуск и привезли в военкомат. Так началась война для меня лично. Отправили на передовую. Белоруссия, Украина, Россия... Дошла я, старшая медсестра, с нашими войсками до Берлина. Но до этого были суровые будни, полевые госпитали, напичканные минами поля, откуда под шквальным огнем фашистов надо было выносить наших раненых. Помню, как тащила по полю на плащ–палатке одного бойца, которому осколком снаряда распороло живот. В госпитале выяснилось: он потерял много крови, нужно переливание. Дала свою. И был снимок в газете — «Медсестра Катя спасает Героя Советского Союза». Этот бравый герой, уроженец Казахстана, разыскал меня уже после войны, мы переписывались какое–то время. Письма те, увы, не сохранились. И имя его стерлось из памяти. Имен и званий мы, медсестры и санитарки, тогда не спрашивали. Просто спасали людей. Был в моей военной биографии эпизод, 
вспоминая который, удивляюсь сама себе. Это случилось под Берлином. На поле, которое с двух сторон обстреливалось нашими и фашистами, я увидела человека с оторванной ногой. Подползла. Оказалось — немец. лядит на меня, рукой показывает — пить. Рядом — пустая фляжка, а до реки — несколько сот метров. Жара страшная, от крови и пороха — удушливый тошнотворный запах. И так мне жаль стало этого врага, что под огнем рванула по минному полю к реке, набрала воды. Он сделал всего глоток и... заплакал. Через короткое время там же, в Германии, нас, медиков, отправили в деревню, из которой якобы выбили гитлеровцев. Дескать, там много раненых наших. Приехали, а в деревне полно немцев. Мужчин наших — шофера и санитара — они расстреляли сразу. Нас, девчат — двух санитарок, двух медсестер и врача, — закрыли в сарае. Мы понимали: убьют утром. Спаслись чудом. Фриц, который нас охранял, сообразил, что у нас есть спирт. Забрал весь «шнапс» и так упился, что уснул. Выковыряв несколько досок, мы потихоньку выбрались из сарая и вернулись к своим. А вскоре там же, в Германии, встречали победу. И я расписалась на рейхстаге.
Фото Ольги Кисляк.
Наши в городе
Дети всегда смотрят на мир широко открытыми глазами, хотя рисуют не всегда умело. В их рисунках есть высшая правда и настоящие чувства. Пожелтевшие листки бумаги, дошедшие до нас, иногда более убедительны, чем фотографии и кинохроника.
Сегодня мало кто из минчан может сказать, где находился переулок с названием Низкий. Ничем особенным тот переулок не выделялся. Типичная одноэтажная застройка. Вроде город, а все как в деревне: заборы, калитки, сады, огороды. Собаки лают. Можно было бы и не вспоминать о том переулке, если бы в одном из деревянных домиков не жил мальчишка Генрих Тихонович. В июле 1944 года ему шел восьмой год. Он уже умел читать и даже писать крупными неровными буквами, иногда путая прописные и строчные. Генриху повезло — их маленький деревянный дом не сгорел во время бомбежек в самом начале войны. Выстоял и потом уцелел...
Ребенку повезло, правда, в семь лет об этом совсем не думаешь, занимают и волнуют совершенно иные вещи — простые и бытовые. Поесть бы хорошенько...
Да, он много видел за три последних года, много пережил. Помнит и ночную стрельбу, и фашистов с автоматами, и полицаев, и рычащих немецких овчарок, и тарахтящие мотоциклы с пулеметами, и танкетки, и даже душегубки своими глазами много раз видел. Он может назвать имена и фамилии детей из соседних домов, переулков, которые не дожили до 3 июля. Кто–то умер от болезни, кого–то увезли, увели под конвоем по переулку. Увели, и больше он их не видел. Три года, 1.100 дней и ночей, почти половину его короткой жизни, тянулся ужас и постоянный страх. Каждый день повторялся запрет: не выходить на улицу вечером. Что такое комендантский час мальчишка усвоил хорошо, как и все минские пацаны, как и их измученные оккупацией родители.
Но все изменилось 3 июля! В дымящийся, пропахший гарью, разбитый и разрушенный город с грохотом ворвались колонны танков с пятиконечными звездами на башнях. Ревели моторы, клубился дым, грохотали и лязгали траками по брусчатке гусеницы. За танками шла пехота. Красная Армия входила в Минск. Танки двигались с востока и со стороны Могилевского шоссе. Небо над городом было все в клубах сизого вонючего дыма. Иногда в просветах проносились самолеты с красными звездами на крыльях. С самого утра слышались тяжелые ухающие взрывы. Взрослые говорили, что это немцы отступают и взрывают заминированные здания, мосты, дороги...
Потом наши красноармейцы будут ловить и расстреливать тех взрывников прямо на месте. Рассказывали, что танки уже в центре города, что наши уже освободили Дом офицеров, а гитлеровцы, которые там засели, все сдались. Побросали оружие и вышли с поднятыми руками. Теперь, к концу дня, если и стреляют, то это свои палят от радости в небо.
Мальчишка прибежал домой. Запыхался, но тут же схватил кусок бумаги, карандаши и сел к столу. Задумался, прикрыл глаза, сосредоточился. Взял простой карандаш и стал рисовать то, чему был свидетелем. То, что увидел собственными глазами. Он старался изо всех своих детских силенок. Кусал губы, боялся, что грифель поломается, но не останавливался. Хотел на одном небольшом листе бумаги вместить все, что увидел. Надо нарисовать взрослых и детей, танки и машины с пушками в кузовах. Обязательно — самолет, из которого сыплются на радующихся горожан листовки. Как плохо, что из цветных карандашей у него только три маленьких огрызка. Но юный художник находчив. Красным он рисует знамена, звезды и цветы. Синим — одежду, возможно, комбинезоны. Зеленым — листья цветов. И уже когда все нарисовано, все фигурки и цветы, гусеницы танков и колеса машин... Пыхтя, прижимая лист к столу, старательно и аккуратно мальчишка сделал надпись: «Красные части вошли в Минск». Но тут ему малость не повезло — надпись не вместилась, и две последние буквы пришлось завернуть. Закончил рисунок — и побежал на улицу: теперь можно. Немцев в городе нет!
Естественно, что не думал семилетний художник о том, что он создал исторический документ. Ему это даже в голову не пришло, как и то, что простой и бесхитростный рисунок может быть бесценным. Его переполняли радость и восторг. Их он и нарисовал.
Владимир СТЕПАН.
P.S. Чудеса случаются. Детский рисунок сохранился до наших дней. Генрих Евгеньевич Тихонович станет известным белорусским художником. Его работы будут экспонироваться на республиканских, всесоюзных и зарубежных выставках. Многие будут посвящены теме войны и любимому городу.
Солдатский треугольник
Солдатские треугольники. Письма солдат домой, родным... Без них ценные архивы военного прошлого с уникальными документами, свидетельствами и воспоминаниями были бы неполны. Как ждали эти весточки матери и жены, как радовались письмам из дому бойцы, которым скоро снова в бой. Сегодня, спустя столько десятилетий, безыскусные, очень личные и очень трогательные строки невозможно читать без волнения.
Письма Владимира Филипповича Войтовича (1924 — 1945)
Из личного дела
В.Ф.Войтович родился в д. Грушево с/с Худлинский Антопольского района Брестской обл., был призван в армию в августе 1944 г., сразу отправлен в Вологду в учебную часть. В его взводе оказались односельчане Силюк В.Т. (Вася Тимофеев), Силюк К.П. (Костя Парфенов), Войтко В.И. (Володя Игнатов). В сентябре 1944 г. прибыл на ст. Тевли, некоторое время его часть располагалась в лесу около д. Либия с/с Городеченский Пружанского района. В ноябре 1944 г. попал в Восточную Пруссию, по его словам, находился на 3–й линии обороны в нескольких километрах от передовой. Согласно архивным данным, служил в 221–м стрелковом полку 61–й стрелковой дивизии. Письма писал родственникам: отцу Филиппу Степановичу, брату Коле, сестре Нюре, матери.
В.Ф.Войтович погиб 23.01.1945 г., похоронен в братской могиле на северной окраине населенного пункта Иллигинен около развилки дорог на юго–запад (Зоденен). Письмо, датированное 29.12.1944 г., написано за месяц до смерти.
Орша 11 VIII 1944
Здравствуйте дорогие родные прошу не беспокоиться обо мне. Я пока нахожусь со всеми своими в одном вагоне. Куда едем еще не знаем. Едем пока что благополучно. Продукты еще имею свои, а немного уже получили. Поедем наверно еще дальше. На проеханном пути деревни все целые. Коровы видны понемногу, лошадей немного. Центры в городах разрушены. Передаю вам поклон с желанием всего найлучшего в вашей домашней жизни и пока.
Досвиданья.
Здравствуйте, дорогие Родные: все время вы думаете где же находится ваш сын. Незнаю получаете ли вы мои письма или только пользуетесь тем известием которое получили от Подземенских женщин. От вас я не могу никак дождаться письма. Костя Парфенов уже получил письмо, получают уж и те, которые даже после нас прибыли в эту часть. Нахожусь теперь на Немецкой земле восточной пруссии, отдыхаем после длинного марша ожидая того дня когда придется вступить в бой.
Живется еще не очень плохо. Еще здесь не очень холодно и в том не плохо, что нет дождя. Населения немецкого еще не встречали, все ушло остались только пустые дома.
Немец дает большое сопротивление, но наши войска успешно продвигаются вперед. Писать вам больше нечего, дожидаю от вас ответа и посылаю вам свой привет ибо не знаю придется ли больше писать вам иль получить от вас ответ ибо не знаю какая судьба меня постигнет. Теперь пока.
Досвиданья от вашего сына Володи.
Орфография автора сохранена.
Советская Белоруссия №110 (24493). Пятница, 13 июня 2014 года.
