Слезы отливались в пули...

Он навеки остался двадцатилетним. Потому что, когда 24 июня 1944 года его полк форсировал Западную Двину, одним из первых на ее левый берег переправился именно Джумар, и это его расчет уничтожил свыше 20 гитлеровцев. Потом он остался один… Потом у него закончились патроны… Потом, когда фашисты его окружили, он подорвал себя и их последней гранатой... Сегодня, спустя почти шестьдесят лет, я стою у могилы Героя Советского Союза Джумара Асаналиева. Она находится в деревне Узречье, что в Бешенковичском районе, на том самом крутом речном берегу, который Джумар с товарищами и штурмовал. Вместе с ним покоится прах еще семи воинов, которым за тот бой посмертно были присвоены звания Героев Советского Союза. Вместе с ними – еще сто пятьдесят три бойца, чьи имена высечены на гранитных плитах. Я стою у этого скорбного места и думаю, какая же сила духа и воля были у этих молодых парней, а всем им было по восемнадцать—двадцать лет, чтобы оттолкнуться, оторваться от правого и на подручных плавсредствах под шквальным огнем противника плыть к левому двинскому берегу, который стоял перед их глазами неприступной, высокой стеной. … Житель деревни Узречье Александр Васильевич Дыбаль взволнованно, сквозь слезы рассказывает о том страшном бою. — Здесь, — ветеран показывает налево, — стояло двенадцать «пантер», и они прямой наводкой били по нашим. Вон там, — взмах чуть назад и правее, — были окопы. Боже, боже, что здесь творилось! Прямо у берега полегли наши пулеметная и минометная роты, в клочья была разнесена батарея «сорокапяток»… А сколько раз доходило до рукопашной! У меня и сейчас перед глазами страшная картина: наш солдат, совсем молоденький, безусый паренек, и немец, проткнувшие друг друга штыками… Нам больно и горько от того, что так много, в том числе и безымянных, парней полегло именно здесь. Ведь этот бой был отвлекающим – так, кажется, говорят военные — маневром. Начатым только для того, чтобы у противника создалось впечатление, что главный удар наносится именно здесь, возле Узречья, тогда как на самом деле он был нанесен выше по течению Двины, у деревни Гнездилово. Значит, Джумар Асаналиев и его товарищи вполне могли и не погибать? Наверное, могли. Но тогда у того самого Гнездилова погибли бы, и намного больше, их товарищи. Вот такая она, страшная логика войны… Мы смотрим на сам обелиск — солдат, преклонивший колено перед павшими, — и понимаем, что он (как бы это потактичнее выразиться) устарел морально и физически. Нет, вокруг все чисто и аккуратно, все любовно прибрано и ухожено, но это чисто косметические ухищрения, которые не могут скрыть того, что мемориал нуждается в полной реконструкции. Она, кстати, уже должна быть завершена. По словам заместителя председателя Бешенковичского райисполкома Николая Заблоцкого, проект нового мемориала не только разработан и заказан, но практически закончен. Заминка в том, что район не может оплатить заказ, забрать и установить мемориал. Цена вопроса с учетом уже имеющегося долга – двадцать миллионов рублей. Профинансировать его должно Министерство обороны. Памятники, мемориалы на воинских захоронениях, количество которых в одной только Витебской области исчисляется многими сотнями, возводились в шестидесятые, максимум семидесятые годы прошлого столетия. К сегодняшнему дню они сильно обветшали, и обновить их за год, конечно же, невозможно. Утешает, если можно так выразиться, то, что если своего рода очередь на реконструкцию существует, то мемориал в Узречье в ней числится где-то под первыми номерами. Правда, районные власти процесс старались и сами ускорить, рассчитаться с исполнителями заказа за счет средств, вырученных на субботнике. Но поскольку заработанные средства в районе оставить не позволили, вопрос, увы, остался неразрешенным. Будем надеяться, что временно. Мы прощаемся с Джумаром Асаналиевым и его товарищами. Мы задумчивы и молчаливы. Таким же задумчивым и взволнованным был, как нам рассказала председатель Ульского сельского Совета Светлана Косова, и Чрезвычайный и Полномочный Посол Кыргызской Республики в Беларуси господин Рысбек Качкеев, который несколько лет тому вместе с супругой приехал поклониться славному сыну своего народа, нашедшему свое последнее пристанище на белорусской земле. Наутро, когда экипаж экспедиции ждал короткий, всего в восемь километров, переход от Узречья до Уллы, я, глянув на реку, отчетливо понял, что Березина и Днепр, по которым прошел в прошлом году свыше трехсот километров, «игрушки» по сравнению с Западной Двиной. Река развела на своей глади почти метровую волну. Ситуация из тех, когда идти нельзя, но идти надо – у нас график, все наши встречи распланированы загодя и далеко наперед, а точность, как известно, вежливость не только королей, но и журналистов «Рэспублікі». Мы пошли, хотя только экипаж знает, чего это стоило и что ощущаешь, когда яхту бросает, словно перышко, кладет с боку на бок шальная двинская волна, и дошли до Уллы. …Стихия разгулялась не на шутку, Двина просто взбесилась, и от намерения продолжить путь ночью пришлось все же отказаться: пришло штормовое предупреждение, и наш речной волк Геннадий Иванов сурово напомнил нам, что инструкции, регламентирующие правила поведения на реке, написаны в том числе и кровью самих речников. Впрочем, эта непредвиденная заминка лишь подтвердила всем известную истину о том, что все, что не делается, – к лучшему. Говорю это потому, что Светлана Сергеевна Косова, хозяйка Уллы и наш ангел-хранитель, познакомила членов экспедиции с двумя удивительными женщинами. Зинаида Тимофеевна Сухушина – бывшая разведчица легендарной партизанской бригады «За Советскую Белоруссию». Почитайте вот этот дословно мной записанный фрагмент нашей беседы: «В нашем сарае солдаты СД нашли патроны и винтовки, в яме откопали пулемет. Здесь и началось. Лешу, моего брата, били шомполами, загоняли иголки под ногти. Потом его привязали к скамейке и на его груди… развели костер… Леша умер страшно, но никого не выдал… Братьев Бориса и Петю страшно избили и бросили в бессознательном состоянии… Маму, которая однажды ночью пробралась в дом, чтобы проведать их, лежащих в тифозном бреду, схватили полицаи. Избили до полусмерти, давили дверями пальцы. Вывели на улицу, застрелили и закопали в сугробе… Сестру Нину, жену командира Красной армии, расстреляли вместе с трехмесячным сыном и бросили в яму…» Я пишу эти строки, и меня пробирает дрожь. А как жить с такой памятью? Где столько слез взять, чтобы оплакать своих родных? Согласитесь, что это, наверное, как раз тот случай, когда слезы человечьи отливаются в пули. Ордена и медали на груди Зинаиды Тимофеевны — лучшее тому подтверждение. Лидия Петровна Пучкова, бывшая партизанка бригады имени Чапаева, привела нас на кладбище, на самую его старую, заросшую густыми кустами сирени часть. Где-то здесь, как говорит молва, похоронены летчики истребительного полка, который стоял перед войной в Улле и который нес в первые дни войны страшные потери: немцы, говорит Лидия Петровна, набрасывались на садящиеся самолеты, как стервятники, и безнаказанно расстреливали. Увы, следа от захоронений нет и в помине, а наш гид не берет на себя ответственность сказать, что именно здесь, в этом месте, лежат и поныне неизвестные герои войны. Да и как скажешь, если прошло почти шестьдесят лет? Если на месте бывшего аэродрома стоят дома, разбиты огороды, выросли огромные сосны там, где стояли четырехэтажные дома комсостава (в одном из них вместе с мужем, старшим лейтенантом Михаилом Краденовым, погибшим впоследствии в первый день войны, жила ее сестра Валя), а о самом аэродроме напоминают лишь взорванные доты и дзоты. Да, время неумолимо, но и оно бессильно перед памятью. С Лидией Петровной, например, мы прощаемся на улице имени Ивана Кореневского. Партизанского комиссара давно нет, но есть улица, и он навсегда остался в памяти Лидии Петровны, которая вместе с ним воевала. Здесь, на улице имени Кореневского, я назначаю Лидии Петровне свидание. Как в известном фильме «В шесть часов вечера после войны». То есть в шесть часов вечера в день празднования семидесятилетия (я не ошибся – не шестидесятилетия. – М.К.) освобождения Беларуси от немецко-фашистских захватчиков. Лидия Петровна обещала быть непременно.