Как уживаются на общей кухне, за что воюют и как платят за ЖК-услуги обитатели столичной коммуналки
Таких домов на весь Минск раз-два и обчелся. «Шалман», «Шанхай» — так местные прозвали эту кирпичную пятиэтажку на улице Гая, 15. За ней давно закрепилась прочная, как кирпич, и темная, как сажа, репутация: мол, здесь обитают только алкоголики, зэки и тунеядцы. Добавим еще один штрих к портрету хрущевки: 29 из 30 здешних квартир — классические коммуналки на общей кухне. Как живут, о чем спорят и как оплачивают жировки жильцы этого необычного дома, выяснила «Р».
— Это и есть знаменитый «Шалман»? — спрашиваю у женщины в фирменной жэсовской куртке, расчищающей снег во дворе. Она кивает в ответ.
Мне повезло. Елена Авчинникова уже восемь лет живет здесь в квартире на первом этаже. На время обеденного перерыва напрашиваюсь в гости: попить чаю с мороза и поговорить о житье-бытье.
«Не курите! Здесь живут дети!»
От входной двери влево — длиннющий узкий коридор: стены синие, пол дощатый, как в фильмах про войну. По обе стороны — двери в однокомнатные квартиры: их шесть. И они очень разные, как и сами хозяева.
— В 112-й живет Нестер… то есть Сергей Николаевич. В 111-й мы с мужем, дочкой и сыном, — ведет по коммуналке Елена. — В 113-ю недавно заселился Стас, студент второго курса. В 114-й проживает Валентина Павловна. Эта вот, 115-я, Анина, она у нас банкир. Ну а в 116-й, возле самого выхода, апартаменты Блондина, в смысле Александра Худичева. Горемыка он: молодой, а такой непутевый.
На 9 проживающих — одна уборная и душ. А еще кухня с двумя умывальниками, двумя газовыми плитами и двумя стиральными машинами. Тут же на стене икона Богородицы с младенцем на руках и плакат формата А4: «Не курите на кухне! Здесь живут дети!». На первый взгляд, всего хватает. Елена лишь горько усмехается и опускает глаза в пол, бурый, вытертый и выщербленный. Но чистый.
— Из двух стиралок работает только одна. Из восьми конфорок можно готовить на шести. Да и на те в выходные — очередь по записи. Но самая большая проблема в кухне — это рабочее место хозяйки. Скажем, шкафчик для посуды с разделочным столиком, который я купила, настоящая роскошь по здешним меркам. Не в плане цены, а в плане места. Поставить даже стол со стульями некуда: кушаем всей семьей в комнате, — сетует Елена. — Я прихожу с работы в 15.00 и сразу же бегу готовить. Потому что знаю: через полтора часа скрипнет дверь — пришла Павловна. После шести приедет с работы Аня — как тут задержишься у плиты. Потом придет Саша Худичев и сядет на весь вечер в кухне возле телевизора. С сигаретой.
«Это я здесь авторитет и старожил…»
Холодильник здесь у каждого свой, как, впрочем, и бытовые мелочи: стиральные порошки, мыло, шампуни, полотенца и даже туалетная бумага. Идешь в душ — будь любезен, захвати все с собой. А если что забыл, бежать придется через весь коридор.
— Так, а это чё такое — программа «Найди меня»? — показывается в коридоре товарищ в очках, с бородкой и в полосатом свитерке. В синей татуированной руке зажата сигарета: он одевается, выходит из квартиры и вскоре возвращается к нам. Знакомимся: Сергей Николаевич. Для братвы и своих — просто Нестер.
Живет один. Мотается по зонам с 18 лет, а ему уже за 40. После кодировки не пьет два месяца, но жизни, говорит, все равно нет: понаехали тут всякие, всю малину испортили…
— Раньше в этой квартире жили только я с мамой, Фелилеевы и еще одна семья. У каждого по две комнаты. Потом я сел, мама продала одну комнату и вскоре умерла. От нее мне осталась только икона на стене в кухне… Вышел два года назад — смотрю, а тут народу — не пройти, — возмущается Сергей. — Друзей не приведи. Музыку не включи. Сигарету не закури. Смотрим с друзьями комедию в комнате — что мы, плакать должны? Хихикнули маленько — Аня сразу вызывает наряд или участкового. Это я здесь авторитет и старожил, а не она, но штрафы все почему-то сыпятся на мою голову. В общем, мы не разговариваем. Проходим мимо, как караваны в пустыне.
За жалостливым монологом Нестера — бессонные ночи целой коммунальной квартиры. Компании малолеток до утра, загаженная уборная, хохот и крики в 3 ночи, матерщина, пьянки. И последнее китайское предупреждение от участкового Шевелева: еще один срыв — и прямиком в ЛТП. Сергей недоволен: перегородки между квартирами соседей тонкие, при чем здесь он? Пробовал шумоизолировать — ничего не вышло. У Елены Авчинниковой своя сермяжная правда: мужу в 5 утра на завод, детям в школу, самой к 6.00 в ЖЭС. Милицию вызывала не раз, но Нестер на нее не в обиде. Лену он уважает и даже по-своему жалеет. А вот Аня…
— Посуду в раковине забуду помыть — крик. Чуть спиртного пригубил — разборки: пьяные, видите ли, ей не нравятся. Ругнулся матом — участковый мне штраф в 70 тысяч вкатал, — нервно крутит в пальцах сигарету Нестер. — К студенту претензий никаких: его не слышно и не видно. В поле Аниного «обстрела», правда, попал еще Блондин. Он тихий, мухи не обидит. Сидит себе, смотрит в кухне телевизор. Ну выпьет чуток вечером, может покурить… Что плохого?
«I love Smirnoff»
Худичеву 26 лет. Работает. Но пить не умеет напрочь и, судя по всему, спивается. Задолженность перед ЖЭСом перевалила за 6 миллионов рублей, свет давно отключен, в квартире — помойка. На вечно не запертой двери алеет наклейка: «I love Smirnoff». Единственное спасение от беспросветной вечерней тьмы — старый телевизор в кухне, который ему отдал в бессрочную аренду Нестер. Здесь Блондин и живет. А еще курит, забывая о трехлетнем Тимофее и 15-летней Оксане — детях Елены. Гневная записка на стене — от них.
— Он, в принципе, безобидный, но по пьяной лавочке дров может наломать. Два месяца назад у него в комнате от незатушенной сигареты начался пожар. Четыре часа утра, коридор в дыму — вызвали МЧС. Посмотрите, там все стены закопчены, — вздыхает Елена. — Спрашивала его как-то: чего ты не платишь по жировке, выселят ведь? А он смеется: хуже, чем здесь, уже некуда. И правда, было тут на Нововиленской одно местечко — барачного типа жилье с удобствами на улице. Но теперь оттуда людей переселяют… Повезло. А мы с мужем недавно вступили в долевое, но стройка в районе Ждановичей замерла: не могут убрать с площадки чей-то крутой коттедж. Ждем и молим только об одном: поскорее бы.
«Страшно из комнаты выйти»
Анна. Самый необычный и труднопрогнозируемый персонаж в этой убогой коммуналке. Работает в банке юристом, водит машину, хорошо одевается и пользуется дорогим парфюмом. Зачем же на Гая, 15?
— Я долго снимала квартиру в Минске, а потом решила: хватит платить дяде. Собрала 17 000 долларов, начала искать комнату. И нашла. На тот момент Нестер сидел в тюрьме, и бывшая владелица квартиры убедила меня в том, что здесь тишь, гладь и земной рай. Не успела я перевезти вещи и начать ремонт, как он вышел. И начались пьяные ночные дебоши: страшно из комнаты выйти, — вспоминает девушка. — Терпела недолго. По каждому эпизоду начала вызывать милицию и участкового. Пожалуй, это единственный человек, который может навести тут порядок и втолковать этим хамам, что такое нормы общежития. Чего я насмотрелась и наслушалась за эти два года, вам не передать. Об одном жалею: в соседнем подъезде была точно такая же квартира со свободной комнатой. Эх, если бы знать все тогда…
Коммунальные платежи в квартиру № 21 попадают напрямую, минуя почтальона. Возвращаясь из ЖЭСа домой, Елена просто берет с собой шесть жировок и разносит их соседям. Однушка с одним прописанным обходится в среднем в 70 тысяч рублей, с четырьмя — в 160 000 рублей. Свет каждый оплачивает сам за себя: в коридоре в рядок висят 6 счетчиков. Все, кроме худичевского, «крутятся». С водой сложнее: ее считают из расчета 8 кубов на человека в месяц.
— Я вот, например, не енот-полоскун. Под душем часами не стою. И все равно в каждой жировке — восемь, восемь и восемь, — злится Нестер. — Есть тут, правда, одно исключение. Если ты уезжаешь более чем на 10 дней, можно написать заявление в РСЦ. Посчитают меньше. Я как-то загремел на 5 суток в приемник-распределитель на Окрестина. Взял, помню, справку в милиции, прибежал счастливый в ЖЭС писать заявление. А мне сказали: не прокатит, парень, нужно минимум
10 дней.
«Самое большое счастье — не видеть и не слышать друг друга…»
Сергей выходит еще раз покурить и начинает собираться в поликлинику. Он болеет — его должны уколоть антибиотиком. Прощаемся. Нестер приглушает голос и шепотом просит меня помочь Лене «выбраться из этого гадюшника». Я утвердительно киваю головой.
— Здесь все квартиры коммунальные, не мы одни так живем. Есть, правда, женщина, выкупившая 6 комнат: она сделала перепланировку, евроремонт и теперь живет себе в удовольствие. Но в остальных картинки стандартные: белье в коридоре, надувные матрацы, ругань по мелочам и тотальное отсутствие тишины. Здесь, в коммуналке, ты каждую минуту на виду. Самое большое счастье — не видеть и не слышать друг друга, причем как можно дольше, — забирает мусор из ведра в кухне Елена. — Мы семьей на выходные всегда уезжаем либо к моим, либо к родителям мужа. Так же стараются сделать и остальные. На Новый год, например, здесь оставался один Нестер.
Я закрываю за собой дверь с цифрой 21 и выхожу на улицу. «Шалман» провожает меня до поворота десятками своих окон. Но желания обернуться не возникает. Мы расходимся молча, как караваны в пустыне.
------------------------------------
Прямая речь
Виктор ДЮБАНОВ, главный инженер ГО «Минское городское жилищное хозяйство»:
— Отдельной графы «Коммунальные квартиры» в нашем учете нет. Выделяются квартиры на общей кухне с двумя и более лицевыми счетами: таких в Минске 15 787.
Домов вроде тех, что вы видели на улице Гая, в столице осталось крайне мало. Буквально один-два. Скорее всего, это бывшие общежития, из которых в свое время сделали малосемейки. Тем не менее данное жилье считается благоустроенным, и никаких льгот при постановке в очередь нуждающихся у жильцов нет. Они идут на общих основаниях.
------------------------------------
