Воспоминания ветеранов о войне

Обычное воскресенье. Коля бежит по деревне к другу: «Вижу, тетя Ксюша возится у колодца. Вдруг женский крик с пригорка: «Война! Война!»

Иван застывает на месте. Каменеет тетя Ксюша. Почти поднятое ведро срывается назад и громко ударяется о землю. Но этот звук тонет в истерике соседки. Весть, перевернувшую все, принесли из города. И заголосили одна за другой хаты. «Я и сейчас слышу этот крик», — сглатывает Николай Владимирович.

Сельчане знали, что фашисты заняли районный центр Волоколамск и гадали, что же они сотворят с Беркино. Иванов показывает в воздухе движение фуры, запряженной большими лошадьми: «Приехали. Заходят в наш дом. Офицер и два солдата. Офицер повесил на гвоздь шинель, перезарядил парабеллум и вышел. Мать замерла у окна. Мы, не шевелясь, стояли напротив. Прошло минут тридцать, офицер вернулся, надел шинель, положил на стол три марки одной бумажкой, и непрошеные гости были таковы». Позже Ивановы поняли: во столько фашисты оценили их кормилицу-корову. На дворе семья собрала останки разделанной туши.

Коля соорудил в огороде землянку, чтобы укрываться от немцев, когда пожалуют снова. Прятались там, пока не вывели в тыл.

В семнадцать лет (без десяти дней) Коля оказался в подмосковной школе стрелков. Десять месяцев учился на снайпера, а довелось командовать отделением и налаживать связь с командованием. Николай вспоминает, как однажды поздно вечером он с сослуживцами запрыгнул на грузовую машину, которая доставляла на фронт пополнение. «Приехали в одну деревню. А там ночью — как днем. На горизонте — зарево. Дома горят, снаряды разрываются. То по одному дают, то залповой артиллерией работают. Я и сейчас это вижу и слышу. Старшина пришел за нами и повел по переулкам. Под ногами черепица хрустит. Кругом стекла битые. Пришли в какой-то подвал. Там взвод формируют. Меня назначили командиром отделения. А в подчинение дали людей почтенного возраста. Отцов, можно сказать. Предстояло выбить немцев с окраины деревни. По неопытности открыл огонь из-за валуна и обнаружил себя. В ответ из окна захваченного фашистами дома полетела граната. Осколком зацепило левую лопатку. Шинель пробило. Ногтями выскреб жестянку. На пальцах кровь. Подался было в медпункт, а в голову мысль, как выстрел: «Это же царапина, ты что — трус, вернись». Я назад. К утру выбили немцев, оставшиеся отступали. Мои подчиненные часто называли меня «сынок». Тогда это обижало, мол, я же их командир, а они — «сынок». А теперь понимаю: я ведь был для них как сын, они старались уберечь меня, поддерживали, подсказывали с высоты возраста и опыта, как лучше».

21 апреля Иванов подошел к окраинам Берлина. А за несколько дней до этого была жаркая подготовка на Одере. Николая Владимировича направили во взвод связи радиотелефонистом. С 19-килограммовой радиостанцией за плечами он штурмовал немецкую столицу…

«26 апреля подошли к центру. Взяли тюрьму. Мы наступали, держали связь. Во второй половине дня снял станцию, присел. А вокруг снаряды рвутся. И тут ощущение, будто нога вперед выехала». До рейхстага оставалась еще неделя. Мест в госпитале не было, и раненного в ногу ефрейтора Иванова определили в офицерскую палату. Там дополнительный паек, табак…

Госпиталь высыпал на улицу. Кто на костылях, кто в бинтах… Кругом стрельба из автоматов, пулеметов. Крики. Это были звуки долгожданной Победы.

…Ветеран приподнялся. Медали заиграли на кителе. Орден Красной звезды, орден Славы III степени, медаль за участие в Великой Отечественной войне, медаль за участие в штурме Берлина…

После войны Николай Владимирович окончил Ивановское военно-политической училище. 14 лет служил в Туркменистане. Был советником в Йемене. Последнее место службы — Высшее военно-политическое училище в Минске. Но и мечта детства отчасти сбылась. Иванов возглавлял Дом военной книги. Пишет стихи. Жена Светлана — его главный читатель и цензор. Иванов читает по памяти: «Я был опять сегодня на войне», «Еще не вечер». Участник штурма Берлина, полковник в отставке, просто русский Иванов, как он себя называет, и сегодня несет службу. Передает потомкам память о войне: фашизм не должен вспыхнуть снова.

Drug-olya@yandex.ru

У них нет орденов и медалей за отвагу. Долгое время их игнорировали, не отдавая должного уважения. Они — бывшие узники концлагерей и гетто. Неужели это были бессмысленные жертвы войны? Нет. Порой их стойкость духа поражает не меньше, чем героизм участников самых кровопролитных сражений. Умереть в бою всегда почетно, а как достойно умереть от голода, издевательств и унижения?

В Гродно уже много лет существует общественное объединение бывших узников фашистских концлагерей. Его возглавляет Захар Тарасевич. Общительный, улыбчивый, деятельный. Ребенком он пережил страшную трагедию, но не озлобился, не замкнулся. Огорчает Захара Захаровича одно: с каждым годом на памятные встречи и посиделки за чашечкой чая приходит все меньше свидетелей тех страшных событий. В 1997 году на Гродненщине было около 10 тысяч бывших узников концлагерей, сегодня и пяти сотен не наберется. Все рассказы и воспоминания малолетних узников лагерей похожи, и только общая картина отражает истинный масштаб трагедии. 

«Считаю всех детей и взрослых, сожженных в лагерях, погибших от голода и пыток, чудом оставшихся в живых, участниками сопротивления, — говорит Захар Тарасевич. — Именно мирные жители приняли на себя основной удар немецких карателей. С первых дней войны в некоторых белорусских деревнях появились полицаи. У нас на Витебщине партизанские отряды организовали уже в конце 1941-го. Избавившись от мирного населения, немцы таким образом хотели покончить с партизанским движением, которое только начинало набирать силу». 

Сам Захар Захарович попал в Освенцим девятилетним мальчишкой. Здесь погибла почти вся его семья — мама, брат, две сестры. Маленькие дети работали в лагере наравне со взрослыми. Позже он узнал, что был подопытным Института наследственной биологии и расовой гигиены. Самые жуткие опыты Йозеф Менгеле и его коллеги ставили на еврейских детях, но самого главного мучителя интересовали дети с вполне арийской внешностью, как была у белорусов. Белозубые, голубоглазые, белокурые. Он называл их зверенышами. Захар Тарасевич и его сестры стали донорами для немецких солдат. У старшей сестры в концлагере начались роды. Ребеночка забрали и уничтожили. Других детей заражали неизлечимыми болезнями и потом на них испытывали лекарства, брали биоматериал. О случившемся не дает забыть порядковый номер 149801. Захар Захарович уверен: пережить те страшные годы ему удалось только благодаря стойкому характеру. 

Ему давно перевалило за восемьдесят, но сидеть на месте не привык. Сотрудничает с благотворительными организациями, помогает нуждающимся, собирает воспоминания для подрастающего поколения. Например, судьба бывшего узника Александра Булая для него показательна во многих отношениях. Она — печальное зеркало многих тысяч судеб. 

Пятнадцатилетний Саша Булай выделялся среди сверстников. Высокий, широкоплечий, сильный — он выглядел старше своих лет. Немцы пришли в деревню Сивково Гродненского района сразу после начала войны. Они отлавливали трудоспособных жителей для отправки в Германию. Подросток долго прятался в местных лесах. Однажды ему передали: если не явишься сам, заберут мать и двух сестер. Пришлось принести себя в жертву. Дальше — кромешный ад. Физически крепкого работника купил немец, но Александр не мог смириться с рабством и попытался сбежать. Нашли. Посадили в тюрьму. А оттуда — прямиком в Освенцим. Каторжный труд с утра до вечера. Поначалу сортировал одежду и вещи сожженных в крематории людей. Черный дым и запах жженых человеческих тел… Евреи прибывали эшелонами, в их одежде были зашиты золотые украшения и драгоценности. Потом осушал болота, разбирал сбитые самолеты. Рядом трудились поляки, греки, чехи, украинцы… Помнит, когда наступила зима, за один месяц все греки умерли от холода. 

В мае 1944-го Александра перевели в концлагерь Нацвейлер, на границе с Францией. Там узники восстанавливали военный завод. За четыре месяца в живых осталось триста человек из двух тысяч. Умирали от голода, тифа и тяжелой работы. Потом был Бухенвальд (филиал Дору). Во время одной из проверок к Саше подошли двое немцев, посоветовались и кивнули головой. Подросток мысленно попрощался с жизнью и впервые за раз съел положенную пайку хлеба. Но оказалось, что его переводят на другую работу. Его и еще пятерых крепких парней отправили в городскую прачечную. Здесь стало немного легче и сытнее. Но счастье было недолгим: письмо одного из парней перехватили немцы и всех долго допрашивали…

Последним был лагерь смерти Миттельбау. Это был декабрь 1944 года. Там узникам специально давали отравленные суп, хлеб и воду. Ни одной женщины в живых не осталось. Александру снова повезло, ему помогли выжить парни из Львова: они нашли где-то склад с продуктами и варили похлебку из хлеба. Каждое воскресенье немцы делали «выборку» для крематория. А 15 апреля 1945 года в лагерь вошли американцы. 

К освобожденным узникам приехал русский офицер и начал агитировать вернуться на родину, чтобы восстанавливать страну. Три месяца Саша шел пешком до Волковыска, здесь его объявили неблагонадежным и отправили в Магнитогорск. Год он проработал на мартеновских заводах, потом год в шахтах Донбасса. Только в 1947-м ему удалось вырваться домой. Прошли годы, прежде чем узников реабилитировали, дали возможность нормально жить и трудиться. 

Всю жизнь Александр Григорьевич работал лучше других. Он ветеран труда, в послужном списке — сплошные благодарности, в семейном архиве — десятки почетных грамот и наград. Долгие годы его фотографию не снимали с Доски почета. 

Рядом — жена Роза. Трое сыновей выросли достойными людьми. Все хорошо, разве что здоровье в последнее время начало подводить. Не прошли даром тяжелые годы юности. А выжил он тогда, потому что сильно, страстно хотел жить. К сожалению, немногим узникам, чьи фамилии с порядковыми номерами в километровых списках, удалось вернуться домой. Александр Булай до сих пор помнит свой номер из страшных сороковых: 121226.

Tanula.K@mail.ru

Свой боевой успех партизаны по праву делили с летчиками. Это военно-транспортная авиация «подкармливала» партизанские бригады боеприпасами и медикаментами. Но порой она же и подводила народных мстителей, когда судьбу грузов решал личный интерес. Многие радиограммы о помощи от командования некоторых партизанских бригад оставались без отклика. 

Несмотря на официальную статистику о доставке авиацией большого количества оружия, материалы Национального архива свидетельствуют о недостаточной организованности в этом вопросе со стороны Белорусского штаба партизанского движения и командования гражданской и военной авиации. Обратимся к документам.

На третий день начала «рельсовой войны», 5 августа 1943 года, командир 1-й Минской бригады Е.А. Иванов направляет на имя секретаря ЦК КП(б)Б П.К. Пономаренко письмо следующего содержания: «...За период своего существования бригада получила поддержку во взрывчатых веществах и боеприпасах только 2 раза. Август месяц начинаю с полным отсутствием тола. Положение серьезное. Мои просьбы в радиограммах на ваше имя безрезультатны. Соседние бригады в течение июня—июля получили 24 самолета с грузами. Почему такая несправедливость в помощи нашей бригаде?»

Командир партизанской бригады «За Родину» Минской области Ф.Ф. Тараненко 1 августа 1943 года радирует 

П.К. Пономаренко: «Филипских (командир бригады «Пламя») на свою площадку получил 4 самолета-груза. Все автоматы, винтовки, боеприпасы, тол забрал себе, нам ничего не дал. Прошу принять меры».

На шифровке радиограммы имеется резолюция Пономаренко тов. Калинину (начальнику БШПД. — Прим. авт.): «Разберитесь. И надо наказать Филипских за это».

О своем бедственном положении сообщает в штаб партизанского движения командир бригады имени Н.Ф. Гастелло бывшей Вилейской области В.А. Манохин: «К приему готов, жгу костры, прошу груз. Самолеты летят во все адреса, кроме моего. Костры жгу общей сложностью 75 ночей».

Такие радиограммы и письма в ЦК КП(б)Б и БШПД поступали ежедневно изо всех областей Белоруссии.

С лета 1943 года наблюдается большой приток местного населения в партизанские отряды. Разумеется, это потребовало большого количества вооружения и боеприпасов. А их-то как раз и не хватало.

Между тем в тыл противника продолжали забрасывать спецгруппы по линии БШПД, НКГБ, разведуправлений и др. Все они, как правило, базировались при партизанских формированиях.

В неравномерности поставок грузов можно убедиться, ознакомившись с итоговыми отчетами партизанских бригад, в которых есть специальный раздел «Помощь Большой земли». 

К примеру. Бригада «Разгром» Минской области за весь период своей деятельности получила 17 противотанковых ружей, 22 ручных пулемета, 70 автоматов, 181 винтовку, 37 пистолетов, 111 тысяч винтовочных патронов, 72 тысячи автоматных, 900 кг тола, 420 мин, 547 гранат, большое количество медикаментов и другого имущества. И в то же время партизанская бригада имени Я.М. Свердлова Брестской области, численностью до 1000 человек, получила только 7 ручных пулеметов, 2 автомата, 15 винтовок, 100 кг тола, 10 тысяч винтовочных патронов и 30 гранат.

Одной из причин неравномерной доставки грузов с Большой земли было расстояние от аэродрома до места дислокации партизанских бригад: не каждый самолет мог без дозаправки слетать, скажем, с Внуковского аэродрома в Полесскую или Брестскую область, сбросить груз и вернуться обратно. В этом плане больше везло бригадам Витебской области. С аэродрома Старая Торопа, что располагался в Калининской области, конечно, легче было снабжать партизан соседней Витебщины.

Имели место «вольности» и со стороны летного состава. Командир бригады имени В.И. Ленина Пинской области 

В.А. Васильев 9 августа 1943 года обращается к начальнику БШПД с просьбой о вмешательстве и наведении порядка по вывозу на самолетах людей в Москву: «Командиры экипажей нас принимать не хотят, берут в самолет людей, не требующих перевоза. Во время отправок покупают поездку за что хотят».

Да, в семье не без печали, но все же военно-транспортная авиация сделала много для победы партизан. То оружие, которое они получали, позволяло наносить ощутимые удары по врагу.

Всего на территории страны, оккупированной фашистами, действовали 41 партизанский аэродром и более 80 площадок для приема грузов на парашютах. За годы войны советские авиаторы выполнили 5945 самолето-вылетов, доставили 2 миллиона 403 тысячи тонн различных грузов, переправили с Большой земли 2626 человек и вывезли из партизанских зон около девяти тысяч человек.

За отвагу и мужество, проявленные при доставке грузов партизанам, многие из летчиков награждены орденами и медалями, семеро из них удостоены звания 

Героя Советского Союза. В местах бывших партизанских аэродромов установлены обелиски и памятные знаки.