Прочитал неожиданный пассаж: высказывания двух известных московских авторов, Д.Быкова и Д.Соколова–Митрича, по теме семьи. Суть проста: семья — балласт. Семья — синоним «яда из крыжовника» (парафраз чеховской ремарки из одноименного рассказа). Тот, кто ставит на первое место семью, лишен полета, цели, мечты. Образцовые семьянины плодят инфантильных слабаков, не могущих постоять за себя, и вообще, семья — это «мясо», которое априори летать не может.
Кто ж летает? Тот, у которого есть цель, словом, из Данко надо бы еще сотворить и Икара. Главные контраргументы такому подходу лежат в плоскости логической ошибки, которая называется «подмена тезиса». То есть справедливый критический пафос авторов направлен не в ту сторону. Пошлость окружающего мира можно и нужно разрушить, но вовсе не путем разрушения пиетета перед семьей. Как будто те, кто живет на Рублевке, все сплошь образцовые семьянины! А авторы апеллируют к жителям Рублевки: дескать, вот пример того, как обожравшиеся ловкачи плодят «мясо», способное лишь проедать заработанные кем–то деньги. И что? Вся Россия — это Рублевка?
Перед нами и замечательный пример актуальности темы национальной идеи. Она была у нас, пусть в форме коммунистической. Оболганной, для кого–то страшной и преступной, но светлой и в теоретической, и в практической форме. Ведь была мечта, мечту изгадили. Начали строить новое общество, призвали новых людей, но вдруг оказалось, что пошлость существования в этом новом обществе становится невыносимой. Всё деньги, деньги, карьера и опять деньги. А что взамен? Нувориши решили: семья! И тут российские публицисты правы: в семью стали «закачивать» те же деньги, семью стали превращать в большой аукцион драгоценностей и недвижимости, а репродуктивная функция свелась к «естественной» смене жен да замене «Феррари» на «Бентли» в семейном гараже. Семья превратилась в своего рода банк, где должна мирно дремать наша совесть. Да, я могу обманывать, могу ловчить, но на работе, на службе, а вот семья — это святое, здесь я подлинный, добрый и пушистый. Когда такого рода лицемерие подвергается остракизму, когда такого рода пафос подвергается осмеянию, то это вполне понятно. Но возникает закономерный вопрос: разве апофеоз пошлости в обществе рожден семьей, разве разрушение семьи позволит ликвидировать пошлость как явление?
Сомневаюсь.
Вот, скажем, достигли цели, выкорчевали крыжовник как символ семейного благополучия в чеховской интерпретации и как символ современной семейной же пошлости, где малое, мелкое (крыжовник) застит глаза великому. Что, и пошлость вознесется в золоченой колеснице в тот рай, где обитают дезавуированные категории, и вместо крыжовника мы посадим некий символ мечты? Кстати, а это что? Но суть даже не в этом. Главное заключается в том, что семья была и остается островком человеческого, сугубо человеческого в этом мире. Это наш шанс выжить. И вовсе не потому, что мы репродуцируем мясо, а потому, что репродуцируем Человечность. Звучит абстрактно? Да ничуть не абстрактнее «яда из крыжовника».
Важно заметить и вот что. Судя по всему, официальному прагматизму не усидеть на вершине иерархии ценностей. Прагматизм и мечта — как–то эти две категории плохо увязываются, мало у них общего. Но вот вопрос: если не крыжовник, не семья, а мечта — то какая? Если не семья — то что? Московские публицисты молчат по этому поводу, молчат и белорусские авторы. А говорить надо. Судя по всему, назрело на всем постсоветском пространстве.
