Пронзительно-прозрачна и свята, как слеза ребенка, минута молчания. Символ скорби живых по ушедшим. Безнравственно и грешно, как невинно пролитая кровь, затянувшееся на десятилетия молчание. Символ равнодушия живых к ушедшим. И совсем, совсем не хрупка грань между ними. Между вечным молчанием и тишиной вечности.Деревня Бусса заставила меня задуматься об этой грани-дистанции.
Я никогда не была в этой похожей на сотни других белорусской деревне. Так вышло: не родилась там, не росла, не попала в командировку, хотя за почти четверть века служения журналистике вполне могла бы там оказаться. До недавних пор я даже не знала про Буссу. Потому что мне, как и миллионам моих соотечественников, не положено было знать. Знать трагичную правду о том, что произошло в ночь с 11 на 12 ноября 1957 года в местной школе, куда привезли великую народную радость и самое массовое из искусств - кино.
Больше сотни человек набилось тогда в тесную школьную комнатушку в ожидании фильма "Брестская крепость". Понятно: легендарная цитадель-то не за горами, можно сказать, про себя и почти родных людей будут показывать. Как не посмотреть.
Правда, сразу же выяснилось, что кино будет другое - "Парень из тайги". Кое-кто уже готов был уйти домой, но, как всегда, нашлись энтузиасты, потребовавшие у киномеханика крутить машину. Тот, пребывавший пока еще в статусе подручного настоящего киномеханика, малоопытной рукой стал выполнять волю зрителей. Буквально на первых же кадрах пленка порвалась. Казалось бы, все - сигнал с небес прямо указывает: "Кiна не будзе". Но страждущие любой ценой увидеть фильм зашикали на скептиков и стали искать керосиновую лампу, чтобы при ее свете заправить ленту. Вновь замелькали на белом экране кадры. А потом случилось то, что случилось, - керосинка опрокинулась. Прямо на катушки с лентами. Ах, какие они оказались горючие! Вспыхивали мгновенно - и спасения от их жаркого, удушливого пламени в ту страшную ноябрьскую ночь почти не было...
Весь мир буквально на следующее же утро узнал о случившейся в белорусской Буссе трагедии ("вражеские голоса" постарались), сочувствуя и скорбя по поводу безвинно погибших жертв. И только нам запрещено было знать. А значит, и скорбеть. Нам не положено было знать, что в огне рокового пожара заживо сгорели 65 человек, в том числе 45 - абсолютное большинство - детей и подростков. Нам не положено было знать, что виной массовой гибели любителей самого массового из искусств стал даже не огонь, а отравление синильной кислотой, которая содержалась в тогдашней кинопленке, изготавливаемой из нитроцеллюлозы.
И уж тем более не полагалось быть в курсе того, что весь мир вовсю пользуется в кинопроизводстве абсолютно безопасными триацетатными рулонами и только в великом СССР денег на них нет.
Место трагедии, по свидетельству очевидцев, сразу же оцепили войска и милиция, перекрыв все дороги к плачущей деревне. Жертв похоронили в общей могиле-траншее, в индивидуальных гробах.
Всех причастных к трагедии, от завклубом до директора школы, осудили. Все документы на долгих четыре десятилетия засекретили.
В спешном порядке отыскали средства на изготовление безопасной пленки. И постарались обо всем забыть. Лишь сами местные жители через год поставили погибшим односельчанам скромный кирпичный памятник в виде пирамиды.
Ах, какая мучительно долгая получилась минута вынужденного молчания! Затянулась почти на полвека. Прервать ее спустя 45 лет опять решили сами жители Буссы. Собрали по миру деньги на памятник, благодарно принимая лепту каждого из дарителей - Ивановского райисполкома, местного сельсовета, пинских кинопрокатчиков, а также частных предпринимателей из Пинска, Бреста и Мотоля. Придумали облик обелиску: две гранитные плиты с высеченными именами погибших и крестом посередине. И при всем честном народе накануне годовщины трагедии установили его. Хотели даже, как и подобает в столь скорбных случаях, освятить памятник, пригласив местного батюшку, но священнослужитель в урочный час не приехал. И только позже прислал своего сына, отца Николая, который и совершил церемонию.
И все-таки реквием в скорбную минуту в Буссе прозвучал. Реквием из ударов людских сердец, горьких речей и воспоминаний тех, кто чудом остался в тот далекий день в живых.
...И если скажут мне ностальгирующие по эпохе замкнутых уст люди, что историческое молчание адекватно золоту, я скажу им в ответ только одно. Нет, у вынужденного безмолвия совсем другая - кровавая - цена. И не дай Бог никому платить по таким счетам - ни в настоящем, ни в будущем. А реквием, кстати, переводится с латинского как просьба к Всевышнему дать вечный покой ушедшим. Наша живая просьба.
