На углу, возле светофора, стоял красноармеец в кирзачах и задумчиво ел мороженое. Рядом с ним неспешно маршировал неполный взвод таких же бойцов: пилотки набекрень, сапоги серые от неведомо откуда взявшейся пыли, лица устало–серьезные — впереди война. Машины остановились на красный свет, и все, кто ехал мимо Брестской крепости, молча смотрели на этих солдат, которые, очевидно, шагали с улицы Советской, где реконструировали события последнего мирного дня, в крепость. И, что странно, выражение на всех лицах застыло одно и то же: ожидание чего–то фатального, находящегося вне их воли и желания.
Реконструкция событий 21 – 22 июня 1941 года в Бресте давно переросла юношеские игры в войнушку. Сценарий разрабатывают серьезные люди, изыскиваются финансовые средства, появляются новые персонажи. Скажем, вот пацан — чистильщик обуви, на чумазой мордашке серьезность момента и понимание причастности к чему–то очень важному. Вот газеты той поры, и их читают столь же вдумчиво, сколь и иронично. Платья той поры, машины, танцы, но, главное, присутствует некий дух той эпохи: искренний, с верой в будущее и уверенностью в том, что партия действительно наш рулевой, а товарищ Сталин знает больше, чем все мы, вместе взятые.
Масштабы реконструкций растут из года в год и воспринимаются уже не только как напоминание о прошлом, но и как элемент формирования будущего. Не надо, конечно, товарища Сталина, но вот этот красноармеец, жующий мороженое с одержимостью почувствовавшего вкус жизни человека — он ведь не только наш, сегодняшний. Он и из того, 41–го года, и наверняка он будет близок и понятен тем, кто будет встречать эти июньские дни через десять, пятьдесят лет. Вот по улице Гоголя прямо к крепости идет красный командир, и всем понятно, что это наш командир, который уверенно чувствует себя как сегодня, сейчас, так и будет чувствовать себя завтра, послезавтра. Видно, что ему самому нравится идти вот так по улице, расправив плечи, скрипя портупеей, останавливаясь, чтобы закурить «беломорину» или что там еще, с того, 41–го года. Затянулся, стрельнул глазами вокруг — все ли видят, как он юн и хорош, и неспешно двинулся дальше. Общество сохранило пиетет к людям 41–го года, и солдаты той поры выглядят на улице современного города столь же органично, как и тогда, более 70 лет назад.
В каком–то смысле у нас на глазах формируется новая мифология. Мы как–то и в чем–то «доживаем» за тех, кто остался там, в 40–х годах. Танцуем за них, шьем вместо них модные платья, придумываем городские сюжеты, которых, возможно, и не было тогда вовсе. Наверное, в чем–то идеализируем и то время, и тех людей, причем по понятным причинам: им не было дано самим дотанцевать, дошить, досмотреть рассветы, вообще — дожить. И в этом смысле новая мифология — вполне здравая, понятная, нужная вещь. Она нужна прежде всего нам самим — потому что именно таким образом история «вживляется» в ментальное поле человека и лишает его тех характеристик, которые Чингиз Айтматов когда–то приписывал манкуртам, людям, лишенным памяти. Прошлая война вообще для нас такое потрясение, что творение мифологических сюжетов здесь есть лишь малое проявление важности для нации этого трагического события.
Иногда говорят: идеализированно, следовательно, неверно. Полагаю, идеализировать подвиг нет никакой необходимости — это ведь подвиг. К тому же назовите хоть одно заметное историческое событие, которое с течением времени не было бы идеализировано. Или не «переинтерпретировано» с той или иной целью, чаще всего — политической. Любое историческое событие, важное для нации, эта нация защищает, мифологизирует, идеализирует. Причем здесь иногда включаются механизмы, часто непонятные самим людям. Они восхищаются, например, Сталиным, ставят его сегодня на одно из ведущих мест во всевозможных рейтингах, прекрасно зная о кровавых характеристиках действий этого политика. Французы вначале смеялись над мистическими видениями Жанны д’Арк, затем массово пошли за бедной крестьянкой, как за полководцем, потом спокойно смотрели, как ее уничтожили на костре, а в итоге почитают Орлеанскую деву как национальную героиню. Это вообще–то к тому, что выбор людей не всегда рационален, но всегда справедлив.
Советская Белоруссия № 118 (24748). Среда, 24 июня 2015
