Есть у людей пунктик, с которым врачи вынуждены бороться, как и с самой породившей его болезнью. Имя ей — рак, а пунктику — канцерофобия. Ни один, наверное, диагноз не тянет за собой такой шлейф вселенского страха. Увы, он многим мешает расслышать доводы онкологов: рак — это болезнь возраста. Пик заболеваемости приходится на 70 — 75 лет, поэтому большинство наших предков на заре XX века, когда средняя продолжительность жизни не превышала 45 лет, до этой беды просто не доживали. А сейчас в среднем живут по 80 лет, вот вам и причина, почему растет статистика! Нет, рак упорно считают проказой. Ведь те, кому врачи помогли, к кому болезнь не возвращается уже более 5 лет (а значит, скорее всего, никогда не вернется) — их среди пациентов онкологов, кстати говоря, уже более половины, — о себе не распространяются. Доходит до абсурда. Требуют справку, что онкологии у них нет и в помине. Как–то один дедушка с раком легких в анамнезе даже попросил такое свидетельство для собственной жены, день и ночь пилившей: от тебя, дескать, куры дохнут!..
На волне эдакого массового психоза на ура расходится все — советы любителей–целителей, «противораковая» диета из интернета, «женский» и «мужской» онкологические пакеты, по которым предлагают нынче провериться всевозможные лаборатории. И люди свято верят: вот она, верная страховка от кошмара! Но не стоит преувеличивать понятие «онкомаркер» — считает главный врач Минского городского клинического онкологического диспансера Владимир Караник, любезно согласившийся разложить этот вопрос для «СБ» по полочкам.
Где «а», там и «б»
Когда впервые появились онкомаркеры — а это не что иное, как белки, вырабатываемые опухолевыми клетками, — онкологи тоже пребывали в эйфории: «Вот теперь мы проблему ранней диагностики решим!» Но потом пришло отрезвление. И теперь онкомаркеры — скорее одно из направлений скрининга (иначе говоря, большой медицинской программы по выявлению рака на первых стадиях, когда врачи, очертив группы риска, начинают вызывать и обследовать людей, считающих себя вполне здоровыми). С этой точки зрения на сегодня клинически значимым во всем мире признан один–единственный маркер — ПСА (простатспецифический антиген), позволяющий обнаружить в зародыше рак простаты. Главный плюс — уровень этого белка в крови повышается за 5 — 7 лет до того, как расцветает болезнь. А недостаток — и ПСА не стопроцентно информативен. Но такой скрининг сейчас идет, в том числе в трех районах Минска.
Однако вот парадокс: наш народ готов сказать «а» — сдать кровь на ПСА, но не готов сказать «б» — согласиться на биопсию предстательной железы, если показатель будет повышен. Да, это процедура не самая приятная, зато благодаря ей становится ясно, где речь идет действительно о раке, а где — о других, совсем не злокачественных процессах (к примеру, простатите). Кроме того, ПСА выше нормы можно получить, если не соблюдать определенные условия перед анализом. Помните:
Должно пройти как минимум 5 дней после любых манипуляций на прямой кишке (УЗИ, колоноскопии и др.).
За 2 — 3 дня надо отказаться от сексуальной жизни, езды на велосипеде.
Накануне не налегать на алкоголь.
Как бы то ни было, в прошлом году в разных минских лабораториях было выполнено около 60 тысяч тестов на ПСА. По мировой статистике, у 5 — 6 процентов пациентов его уровень окажется выше нормы и им показана биопсия. На этот, второй, шаг отважились лишь 600 — 700 человек. Простой расчет показывает, что более двух тысяч потенциальных больных «растворились в пространстве»!
К проверке готовы?
Для «онкофобов», однако, есть три хорошие новости. Вслед за скринингом рака предстательной железы минские медики намерены заняться вскоре сразу несколькими похожими программами.
Генетический скрининг наследственного рака молочной железы — выявление мутаций генов BRСА1 и BRСА2. Они отвечают за 5 — 10 процентов опухолей такого рода. Если кто–то из ближайших родственниц страдал раком молочной железы в возрасте до 55 лет, то уже можно предположить, что есть вероятность опасной мутации, а значит, очень высок риск тоже заболеть (85 — 90 процентов). Есть или нет «поломка» BRСА1 и BRСА2, и помогает узнать специальное генетическое обследование. Тогда что делать женщинам, у которых анализ говорит «да»? В мире по–разному подходят к решению вопроса. Где–то таких пациенток более пристально наблюдают, чтобы выявить опухоль как можно раньше, где–то врачи предлагают так называемую подкожную мастэктомию. В определенный момент, когда женщина из группы риска уже родила и вскормила грудью столько детей, сколько хотела, можно через маленький разрез удалить у нее «мину замедленного действия» и заменить протезом. Тогда угроза рака станет чисто гипотетической, да и внешний облик не пострадает. В нынешнем году Минский онкодиспансер собирается создать центр генетического скрининга BRСА. Но нужно определиться с одним скользким моментом. Ведь одно дело — установить достаточно дорогой протез (примерно 500 евро) за счет бюджета женщине, у которой рак молочной железы есть, и совсем другое — той, у которой еще нет, но угроза колоссальна. Видимо, это придется определить законодательно. А в целом технически онкологи уже готовы. Первая пациентка после подкожной мастэктомии готовится к выписке.
Пилотный проект по скринингу рака молочной железы. По опыту Европы такая программа позволяет снизить смертность от этой самой частой формы рака у женщин на 20 — 40 процентов. Суть в том, что раз в два года каждая пациентка в возрасте от 50 до 69 лет делает маммограмму, причем оценивать ее должны два независимых рентгенолога. Сейчас алгоритм отрабатывается на базе 34–й поликлиники: женщин начали активно вызывать на скрининг, а их маммограммы пересылаются по интернету в консультативный центр онкодиспансера. Предполагается, что из 100 обследованных 10 будут нуждаться в дообследовании, из них еще 10 — в биопсии или операции.
Скрининг рака шейки матки. В будущем году к нему хотят по–новому подступиться — изменив способ окраски взятых мазков. Есть данные, что благодаря другому красителю более четко вырисовывается интересующая онкологов картина, что позволит проверяться у гинеколога раз в 3 года, а то и раз в 5 лет. Опять же есть «но». Некоторые наши женщины у врачей не появляются годами, что же будет, если им официально дадут «вольную» на 3 года? Гинекологи вообще их никогда не увидят?
Кстати
А что же другие виды рака? Есть ли исследования, помогающие найти беду в самом зачатке? Здесь, к сожалению, тоже все непросто. Например, для рака кишечника применяют анализ на определение скрытой крови в кале. Минусов хватает: такое исследование проводится трижды в течение года (каждое стоит примерно 10 долларов), и при двух положительных результатах надо все равно выполнять колоноскопию, которую в народе боятся как огня. А ведь иногда положительный результат теста может быть связан просто с плохо прожаренным стейком на ужин или прозаичным геморроем! Хотя сама мысль, что колоноскопию надо делать раз в 10 лет, — вполне здравая. Это ведь не только хороший скрининг, но и отличная профилактика. Рак — не грипп, не бывает, что сегодня все хорошо, а завтра вдруг бац — и опухоль. Она образуется на уже измененном фоне. Для колоректального рака это часто полипы, дремлющие в организме более 10 лет. Если их найти и вовремя удалить, то угроза уменьшится на 70 процентов.
Подноготная онкологического пакета
И все же повышение уровня любого онкомаркера — не только и не столько признак рака, сколько повод дообследоваться и разобраться. А что входит в «мужской», «женский» онкологические пакеты? Исследование белков, которые в ряде случаев выделяются клетками разных опухолей — ну, например, опухолью яичников, молочной железы, поджелудочной. Тут ключевые слова — «в ряде случаев». Ведь на ранних стадиях эти показатели далеко не всегда идут вверх, а часто только когда уже есть характерные симптомы болезни, порой и позже. Более того, в онкологический пакет включаются ферменты печени и иные соединения, повышенное содержание которых в крови совершенно не характерно для ранних стадий какого–либо рака. Цифры выше нормы иногда фиксируются, когда налицо просто проблемы с поджелудочной или миома матки, что у женщин в возрасте — обычное дело. Поэтому онкологи и не рекомендуют такие пакеты как способ раннего выявления: их эффективность сомнительна, а вот стресс у мнительных людей можно вызвать нешуточный.
На самом деле на практике онкомаркеры используются в основном для другого — для контроля за рецидивом болезни. Был у пациента повышен уровень того или иного опухолевого белка — его пролечили и вдруг видят, что показатель опять идет в гору. Значит, возможно, где–то идет рост опухолевой ткани и за человеком надо очень тщательно наблюдать. Такая тактика оправданна. А все остальное — можно сказать, чистой воды коммерция.
Справка «СБ»
Сейчас в Минске дооснащаются межрайонные урологические центры, которые в ходе программы скрининга рака предстательной железы будут дообследовать пациентов с повышенным ПСА. Заводской и Московский районы начинают работать по коллективным договорам: выезжают на предприятия и прямо на месте забирают кровь. Медики считают: есть очень большой резерв. Ведь в Америке пятилетняя выживаемость больных раком простаты — абсолютная, стопроцентная, у нас же — около 50 процентов только за счет выявления болезни в более поздних стадиях.
