Болельщики его помнят до сих пор. Его невозможно забыть, даже несмотря на то, что Виктора Янушевского нет с нами уже 13 лет. Он ушел в 1992 году, спустя десять лет после чемпионства, спустя 4 месяца после своего 32–го дня рождения, накануне очередного дня рождения своей младшей дочки — Яны (она появилась на свет 24 июня). Он ушел, оставив двух очаровательных девочек — Свету и Яну, любимую жену Валентину, оставив родных и друзей...Этот монолог записан со слов старшей из дочерей Янушевских — Светы. Монолог накануне годовщины смерти отца, монолог, пропитанный горечью и слезами...
— Папа плачет иногда, я это точно знаю. Может быть, потому, что оставил нас так дико рано, а может, он реагирует на наше настроение. Мы с Янкой это заметили в прошлом году, когда в очередной раз пришли поговорить с ним на его могилу. Нам трудно без папы, и с годами эта боль не проходит. Мы стояли и смотрели на его оставшееся навечно молодым лицо, навсегда запечатленное на гравюре памятника, и вдруг обратили внимание, что папа плачет. Мы готовы поклясться, что раньше у него этой слезинки под правым глазом не было. А сейчас она так четко просматривалась, что нам стало немного не по себе. Наверное, папа тоже грустит там без нас. Боже, как хочется снова сесть к нему на колени, обнять его крепко–крепко, прижаться щекой к щеке и сказать: «Папка, ты вернулся? Ты больше нас не оставишь? Никогда–никогда? Ты теперь всегда будешь с нами, правда?..»
Я до сих пор плачу, когда вспоминаю о нем. У нас дома сохранились семейные фото– и видеоархивы, мне трудно на них смотреть. Когда слышишь его голос, по телу бежит обжигающий холодок, хочется оглянуться, найти его глазами, броситься навстречу, закричать...
Это был удивительный отец. Он приходил домой после игр или тренировок уставший, вымотанный физически и психологически, мы бросались ему на шею, а он улыбался в ответ, целовал нас и никогда не отказывал нам в играх и шалостях. Он не ложился на диван, не закидывал ногу за ногу, а неизменно играл с нами. Мы визжали от восторга. Помню, он никогда не возвращался со сборов или игр с пустыми руками. Одна сумка с экипировкой, другая доверху набита подарками. А потом мы с ним шли в парк Челюскинцев на карусели, на обратном пути непременно заворачивали в кафе «Лето», где папа угощал нас сладким желе. Мы тянулись к нему. Когда он уезжал на сборы, дома начиналась истерика — мы плакали в три ручья. Он звонил домой, а мы с Янкой сидели у телефона и целовали его фотографию...
Когда папа умер, нас долгое время не покидало чувство, что он просто на очередных сборах, что он скоро вернется с целой сумкой подарков, мы вместе их разберем, а потом снова будем играть... Идешь из школы домой с надеждой, что откроешь дверь, а он нас встретит словами: «Ну где же вы так долго ходили? Я так скучал...» Я до сих пор помню запах его парфюма. Это был «Диор», который и сейчас еще не вышел из моды, и когда я слышу на улице его запах, то начинаю крутить головой и всматриваться в толпу: это папа, он здесь, он рядом... Мы ведь всегда с ним были. И в Минске, когда он играл за «Динамо», — в его золотые годы, и в Москве, когда папа выступал за ЦСКА, и даже в Германии, которая живым нам его не вернула...
В том 1992–м мы вернулись из Германии на лето домой. Потом папа отправился обратно (что–то там с новым контрактом не срасталось), а нас мама отвезла на дачу к бабушке. А через неделю к нам с Янкой на улице подошел знакомый мальчик и огорошил новостью: «Девчонки, а вы слышали? По телевизору только что сказали, что ваш папа умер...» Мы не поверили, конечно. Да и как в такое можно поверить? Наш папа не мог умереть. Но мама уехала в Германию, а бабушка почему–то несколько раз в день стала ходить плакать за угол, а когда мы ее встречали, всхлипывавшую и с красными глазами, говорила, что у нее болит плечо. А дядя в это время делал черные рамки...
В день похорон бабушка с утра дала нам выпить какой–то микстуры. Как оказалось, это было сильное успокоительное. Мы ехали домой, но не знали, что нас там ждет...
Все Троицкое было забито народом. Я столько никогда не видела: чтобы попрощаться с папой, выстроилась очередь в несколько сотен метров. Мы не знали, зачем эти люди здесь, но от нехорошего предчувствия у меня невольно полились слезы. Я не могла понять, почему плачу, на меня смотрит Янка, теребит за руку, спрашивает: «Света, чего ты плачешь?» и сама начинает хныкать.
Мы часто приходим на кладбище. Просто посидеть рядом с папой. Мама сказала, что могила у папы должна быть особенная, не похожая на другие. Она футбольная: на ней два мяча, памятник с папиным ликом и зеленая трава, как на футбольном поле. Господи, ему было 32 года. Вы можете это понять — 32, как же это возможно?..
У них с мамой были идеальные отношения, папа любил ее больше жизни, это было заметно каждому. Мы с Яной и мамой чувствуем, что папа нас оберегает, он стал нашим ангелом–хранителем, который не даст нас в обиду. Со мной недавно приключился почти мистический случай. Я сидела дома одна и смотрела какое–то кино. Вдруг собака зашлась совершенно отчаянным лаем, причем объектом ее тревоги стал совершенно пустой угол. А потом, когда я наливала себе в бокал красное сухое вино, отчетливо услышала, как кто–то будто подтолкнул меня под локоть. Бокал опрокинулся, вино разлилось. «Папа, это ты? Если ты здесь, приснись мне, прошу тебя...»
Так иногда хочется с ним поговорить. Сказать ему: у нас все хорошо, папа. Насколько может быть хорошо, когда тебя нет рядом. Мама, умница, выдюжила, поставила нас на ноги. Чего ей это стоило, знает только она, ведь спустя три месяца после твоей смерти нас оставила еще и бабушка. Ну ты, наверное, об этом знаешь. Как она там? Передавай ей привет, папочка. Янка выросла красавицей, налилась вся — просто невеста. В спорте она добилась больших высот, ты ею наверняка гордился бы. Еще бы, твоя Яночка стала чемпионкой Европы, завоевала серебро чемпионата мира по художественной гимнастике. Представляешь? Последний год она провела в Италии, детишек там тренировала. Говорит, что там неплохо — солнце, море рядом, только вот скучно очень, потому ехать туда на второй год она большим желанием не горит. У мамы тоже все хорошо. Знаешь, мне кажется, она не очень–то изменилась за все это время и осталась той женщиной, которую ты так безумно любил. У меня, пап, тоже все нормально. Хочу открыть салон красоты, и, думаю, скоро нам с моим другом это удастся.
Не грусти, папка. Мы тебя так все любим...
